– Жизнь – это слово, которого нет в букваре. Тот, кто писал букварь, полагал, что Человек рождается с пониманием этого слова, но ты была исключительно глупым ребенком. Ты считала, что Жизнь – удовольствие, данное тебе за съеденную манную кашу. – Тогда мир был таким, Валех. Мне казалось, что Жизнь это приз, выигранный в копеечной лотерее. Единственный приз на миллиард игроков, которые каждый день покупают билетик и ни на что не надеются. Но взрослые люди считали Жизнь наказанием. Ты не согласился ни со мной, ни с ними. Ты сказал, что Жизнь человеческая – всего лишь возможность хлопнуть дверью, прежде чем уйти навсегда. А я сказала, что если хлопать дверями, проснется дедушка и нам с тобой попадет. – Ты не поняла меня до сих пор. Человек имеет право не понимать того, что заложено в его суть. Только глухой отчего-то хочет стать музыкантом, слепой судьбе назло будет писать картины, а открывший дверь в бездну обязательно захлопнет ее. – Человек имеет право не знать. – Человек является в мир неведения. Он предполагает в своей жизни смысл, но не знает наверняка. Человек интуитивно предчувствует, поэтому имеет право спорить, сомневаться и убеждать других в том, в чем разочаровался сам. Только в неведении он чувствует себя хозяином жизни, потому что неведение есть оружие, против которого бессильна Истина. – Ты опять завидуешь Человеку, Валех? – Я не умею предчувствовать, потому что знаю. Не вижу смысла спорить, потому что имею ответ. Но я, так же, как Человек, бессилен перед будущим, потому что тот, кто придет после вас, будет вооружен и лишен иллюзий. – Боюсь, Валех, что тот, кто придет после нас, будет иметь свое предназначение, непостижимое ни Ангелу, ни Человеку. Тогда ты вспомнишь нас со слезой и поймешь, что Человек заблудший ужасно мил. Чем дольше он будет блуждать, тем позже придет тот, кого ты боишься. – Когда-то на Земле жили Боги. Они ушли, потому что пришел Человек. – И что? – Когда на смену Человеку неверующему придет Человек незнающий, Ангелов на Земле не останется. Это будет твоя проблема, Человек, который «ужасно мил».
По старой университетской привычке Натан Валерьянович позволил себе опоздать. Всего на минуту. Он привык к тому, что двери аудитории узкие и студенты, столпившиеся в фойе, не могут заполнить аудиторию в один момент. Ровно минута, чтобы не создавать в давку и успеть разложить бумаги, пока студенты угомонятся. К стыду своему, профессор просчитался. Аудитория уже собралась. Давки в дверях не возникло. В кабинете капитана Карася Боровского ждал сам капитан с помощником Федором и двое незнакомых мужчин в безупречных костюмах. Один постарше, другой помоложе. Тот, что моложе, напоминал смертника при вынесении приговора. Тот, что постарше, вовсе не был похож на человека. Его лицо имело бетонный оттенок с невидимыми и невидящими глазами, погруженными в грубые складки век. Если бы Натан Валерьянович не знал, что перед ним огромный начальник, он вероятно бы растерялся. Нечто похожее он пережил при знакомстве с Валехом, и долго не мог привыкнуть к взгляду Привратника. «Человек на человека никогда так не смотрит, – отметил про себя Натан. – Так смотрит существо, принявшее человеческий облик. К примеру, чиновник, живущий в сказочном мире, который понятия не имеет, как выглядит метро в час-пик». Возможно, Натан действительно испугался чиновника, потому что пропустил мимо ушей его имя-отчество и очнулся, когда капитан Карась представил его самого, не забыв упомянуть, что заслуги ученого перед официальной наукой широко известны на Западе. Натан Валерьянович не понял, о каких именно заслугах идет речь, но немного отвлекся... – Господин Боровский согласился лично обсудить проблему, – пояснил Карась цель собрания. Вместо дебатов насупила пауза. Молодой мужчина занервничал. Его «бетонный» товарищ не шевельнулся. Пауза грозила перерасти в конфуз. Натану была непонятна сама постановка вопроса. Никаких проблем с начальником Карася он, как будто бы, обсуждать не собирался. – Кстати, – спохватился капитан, – Натан Валерьянович предоставил мне перечень технологических предложений, которые уже сейчас могут быть внедрены в промышленности и обороне. Имеются в виду изобретения, в которых не использовались паратехнологии нечеловеческого или неземного происхождения. К каждому изобретению приложено техническое описание. – Я не считаю возможным, – добавил Натан, – патентовать это без разрешения, поскольку обстоятельства, если можно так выразиться, технических открытий… – Проблема ясна, Натан Валерьянович, – уверил Карась. – В моей домашней лаборатории накоплен материал по изучению и использованию энергии первичного поля. Она, конечно, не изменит направления технического прогресса, но некоторую пользу принесет. – К примеру, в области медицины. – Да, – согласился Натан. – Наши технологии позволяют преодолеть депрессию без использования лекарственных препаратов. Дают возможность производить радиационную очистку местности и объектов, а также человеческого организма. Утилизация вредных отходов химического производства… Такого рода технологии ничего кроме пользы не принесут, а главное, позволят мне создать материальную базу для дальнейшей работы. – Все, представленное Натаном Валерьяновичем для патентного бюро, работает на энергии, которая не искажает пространство и время, – добавил Карась. Боровскому стало жутко. Не от молчания высокого начальства, не от пронзительного взгляда из-под складок век, который прожигал дыру на парадном костюме; Натану стало жутко оттого, что он, в отличие от Карася, только сейчас понял ужас своего положения. Человека, который молча смотрел на него в упор, прогресс и здоровье нации интересовали меньше всего на свете. Пакет технических документов, над которыми работал физик в предчувствии безденежья, будет сдан в архив раньше, чем он спустится на первый этаж. Натан ужаснулся собственной глупости. «Лепешевский был прав, – решил он. – Технический прогресс происходит не благодаря, а вопреки, и направление имеет весьма витиеватое, отнюдь не логичное с точки зрения разумного человека». – Вы занимаетесь физикой времени? – спросил молодой сотрудник. Спросил так, словно заранее знал ответ. Даже вопросительная интонация его голоса прозвучала фальшиво. – Занимаюсь, – ответил Натан. Молодой сотрудник разволновался. Он обратился взглядом к старшему коллеге, но тот не повернул головы. – Вам известно, что такое хрональная бомба? – Понимаю, о чем вы говорите. – Понимаете на теоретическом уровне или имеете реальные разработки? – Я никогда не занимался этой темой специально. Имею лишь абстрактное представление, как любой специалист в этой области физики. – Имеете представление… – повторил нервный человек. – Как вы считаете, какая площадь поражения у такого оружия? – Зависит от мощности генератора. – При максимально возможной мощности? – настаивал чиновник. – Речь идет о квадратных километрах или о континентах? – Если вас интересует мое мнение… – ответил ученый, – не думаю, что это фантастическое оружие имеет практический смысл. Зону поражения заранее знать невозможно. Невозможно также предполагать, что ожидает человечество после катастрофы, потому что хрональная бомба нарушает принципы строения пространства и течения времени. – Вы знаете, что такое время? – язвительно спросил чиновник. – Можете сформулировали это понятие для себя? – Я могу сформулировать понятие времени и для вас, – предложил Боровский, – если найдется доска и мел. – Дурацкая пауза снова возникла некстати. Никто и не дернулся бежать за доской. Младшим по званию в этой компании был Боровский, который понятия не имел, откуда берутся учебные доски в чиновничьих кабинетах. – Если угодно, я сформулирую понятие времени, не прибегая к формулам. Я буду только рисовать, если найдется на чем. – В конференц-зале была доска, – вспомнил Федор. – Бегом… – приказал Карась. Федор пулей пронесся по коридору. За время паузы присутствующие не проронили ни слова, ни вздоха. Ситуация законсервировалась. Боровский напрягся, чтобы вспомнить имя-отчество молчуна с пронзительным взглядом. Переспросить было неудобно. Натану стало неловко за задержку, вызванную нелепой идеей прочесть лекцию вместо того, чтобы просто выпросить денег. Даже не денег, а возможность их заработать легальным путем. Начальство держало паузу. Человечество так долго мечтало о хрональной бомбе, что могло подождать еще две минуты. Молчание было прервано грохотом входной двери и скрипом стульев, на которые Федор установил объект. Боровский выбрал в коробке кусочек мела. – Время, – объяснил он, – есть физическая величина, которая определяется отношением частоты вибрации первичного поля к любой динамической квантовой постоянной доступного уровня пространства, – у нервного чиновника дернулся глаз, главный начальник остался в состоянии мраморного монумента. – Для простоты понимания в качестве постоянной я бы предложил использовать величину скорости света в вакууме. Если что-то не ясно, я с удовольствием объясню. – Насколько мне известно из школьной физики, – заметил нервный, – скорость – есть расстояние, умноженное на время. Получается, что, понятие, которое мы определяем, участвует в самом определении? – Хорошо, – согласился Натан. – Под скоростью света мы будем понимать отношение расстояния, пройденного электромагнитной волной в вакууме за период полного оборота Земли вокруг Солнца. Конкретная цифра в данный момент нас никак не волнует, главное, что это константа. Я хочу объяснить, что я понимаю под строением нашего мироздания. Схема, которой в учебниках нет. – Натан Валерьянович изобразил на доске круг и снова обернулся к аудитории. – Возьму на себя смелость утверждать, что частота первичного поля универсальна в любом пространстве. Утверждаю это потому, что нам удалось ее точно измерить. Скорость света также универсальна, но только для отдельно взятого, понимаемого и исследуемого нами пространственного уровня. Таким образом, время будет определяться отношением двух этих величин, и иметь вполне выраженный показатель. Допустим, коэффициент времени на нашей частоте будет равен, условно говоря, трем единицам. Наблюдатели параллельного измерения, в котором время течет на порядок медленнее, могут видеть примерно ту же скорость световой волны: в их мире расстояние, пройденное волной, будет соответствовать тому же количеству оборотов планеты вокруг светила, только показатель частоты первичного поля будет другим. Конечно, мы можем принять за универсальную постоянную скорость света, но это все равно, что принять за центр мироздания нашу Солнечную систему. С мировоззренческой точки зрения – вполне оправданно, но с точки зрения астрофизики, такая система расчетов создаст искусственные неудобства. – Вокруг готового круга Натан Валерьянович нарисовал еще три. – Представьте себе матрешку из сферических тел, – предложил он. – Допустим, наш частотный диапазон с показателем времени равным трем условным единицам располагается на уровне третьей сферы. На второй от центра сфере временной коэффициент будет равняться двойке, там время идет объективно медленнее. В самом ядре, в так называемом уровне дехрона, показатель времени вовсе нейтрален. Световая волна в этом пространстве не распространяется вообще. Это доказывает яркий дехрональный туман, который мы имеем возможность наблюдать. Он является следствием спонтанного торможения так называемой «электронной» волны на пересечении двух разночастотных полей. – Существует среда, которая не испускает наружу ни одного фотона? – уточнил молодой чиновник. – Теоретически, – ответил Боровский. – Солнце можно упаковать в пространстве так, что оно будет безопаснее детского мячика. Но хрональная бомба, о которой вы говорите, построена на совершенно иных принципах. Спонтанная генерация временного коэффициента, превышающего естественный уровень, может привести к сворачиванию пространства, или наоборот, разворачиванию его. – Во сколько раз нужно превысить коэффициент, чтобы достичь эффекта? – Я не занимался этим вопросом специально. – В два раза? В три? – Полагаю, что гораздо больше. Небольшое изменение временного коэффициента создает лишь локальный провал, неопасный для человечества в целом. Через такой провал к нам иногда проникают инохрональные объекты, которые могут не отличаться от нашего мира. Это явление человечество наблюдало на протяжении всей истории. Оно происходит и сейчас. – Часть из них можно отнести к естественным процессам, – добавил Карась. – Здесь мы с Валерием Петровичем часто спорим, – отметил Боровский. – Что есть естественный процесс, а что можно назвать искусственной интервенцией в наше частотное измерение? Технология «хрональной бомбы» вполне способна пробивать такие коридоры с нашей стороны к ближайшим соседям. Та же технология позволяет избавляться от «ворот дехрона» пришельцев. – Вы утверждаете, что мир имеет форму сферической матрешки? – вернулся к началу разговора чиновник и стал немного спокойнее. – Умозрительная схема, – ответил Натан. – Уровней может быть сколько угодно, и, если мы говорим о времени, то на каждом следующем уровне отдаления от дехрона оно ускоряется. – То есть разумные формы, населяющие удаленные уровни, развиваются быстрее нас? То есть, теоретически могут сильно опережать нас в развитии? – На первый взгляд, да, логично, – согласился Натан. – Но только на первый взгляд. Процесс развития разумных форм сбалансирован иначе. Информация, которую несет в себе первичное дерхрональное поле, лучше усваивается расой, имеющей медленный временной коэффициент. От природы таким разумным формам дано больше, чем нам. Они должны быть умнее уже потому, что имеют близкую частоту к первичной природе пространства. С другой стороны, вы правы, увеличение временного коэффициента может компенсировать такую свехинформационную доступность. Цивилизация, прожившая десять поколений за один и тот же отрезок универсального времени, может сравняться в развитии с соседями, имеющими природный ключ к пониманию естественных вещей и процессов. – Вы знакомы с хроно-пришельцами, – догадался чиновник. – Пришельцы, с которыми я знаком, к инохроналам могут относиться весьма условно. Дело в том, что пограничных частот как таковых определенно нет. Есть диапазоны частот. В пределах разрешенного диапазона изменения хронала имеют обратимый характер. Грубо говоря, если человек подвергся незначительному частотному сдвигу, его хронал впоследствии восстановится. Если он подвергался излучению намеренно, или попал под резкий естественный сдвиг фона – только в этом случае он может перейти на другой ритм времени. Человеческий организм допускает отклонения, при которых переходы из одной частоты в другую для него не опасны. Если не считать типичные болезни странников: потерю памяти или несоответствие воспоминаний реальным событиям… – их можно назвать адаптированными людьми. – Адаптированными в хрональной частоте или в «иллюзорном мире»? – спросил чиновник и сделал попытку улыбнуться, нервное лицо исказилось ужасной гримасой. – Вы ищите противоречие между двумя концепциями? – предположил Боровский. – Напрасно. Они органически проистекают одна из другой. В результате многочисленных опытов нами, мной и моим ассистентом, было сделано два открытия, которые, в случае доказательства, могут перевернуть не только науку, но и само понимание жизни. Первое – то, что разум любой природы работает на первичной частоте общего универсального поля. И второе: кроме комбинации этих самых частот, в мире не существует ничего. В аудитории наступила убийственная тишина. Натан Валерьянович вытерпел, сколько смог, и снова обратился к слушателям: – Если угодно, я кратко объясню, каким образом взаимодействует и соотносится в моем понимании материальная модель мироздания с его иллюзорной вариативностью. Молодой чиновник вопросительно поглядел на старшего. Бетонное лицо не дрогнуло. – Нет, не кратко. Очень подробно, в письменном виде, в одном экземпляре и как можно скорее, – ответил он и еще раз посмотрел на старшего. Старший поднялся. Вслед за ним с мест попрыгали остальные. – Мы сможем оформить это в виде доклада, Натан Валерьянович? – спросил Карась. – Это не займет много времени? Боровский растерялся, но старший чиновник приблизился к нему и крепко пожал руку. – Рад был познакомиться, – сказал он. – Уверен, наше сотрудничество будет конструктивным. От колючих глаз этого человека Натан испытал озноб. От приглашения к сотрудничеству мурашки прошли по его телу. Ему захотелось бежать домой, спалить в камине все рукописи и уничтожить файлы, которые могут представлять интерес… Когда начальство вышло в коридор, он испытал ни с чем не сравнимое облегчение. Капитан Карась вышел вслед за начальством. В кабинете остался Федор, который продолжал с интересом глядеть на ученого. – Кто этот человек, который все время молчал? – спросил Натан. – Шеф, – с гордостью ответил молодой сотрудник. – Если он заинтересуется, у вас будет настоящая лаборатория вместо подвала. И зарплата соответствующая. От перспективы «настоящей лаборатории» Натану сдурнело совсем. Кровь ударила в виски. Он присел на стул, чтобы головокружение не свалило с ног. – А можно бестактный вопрос, Натан Валерьянович? – Конечно, Федя... – Мне интересно, кто из ваших знакомых странник? Мирослава? – Да, Мирослава. – А кто еще? Оскар? – Оскар... нет. – А Русый? – Женя тоже, отчасти… – Как он, кстати? – Спасибо, хорошо. – Работу нашел? – Пока не искал. – Проблемы с адаптацией? – Да, – ответил Натан. – Не переживайте, Натан Валерьянович. Никто вас не заставит делать бомбу. Ваша голова слишком дорого стоит, чтобы вынимать ее из петли. – Боровский расстегнул ворот рубашки. – Можно еще вопрос? Как вы измеряете частоту? Вы любого человека можете проверить, странник он или нет? Даже меня? – Конечно, Федя, – ответил Боровский, словно речь шла об измерении температуры. – Есть много способов. – Например? – Надежнее всего – анализ мозговых биотоков. Мы с Оскаром анализируем частоту зрения с помощью Глаза Греаля. С помощью инструмента, который имеем. Был бы в нашем распоряжении Мозг Греаля, измерения были бы точнее и проще. – Частота зрения – это серьезно? – удивился Федор. – Каждый человек имеет индивидуальный частотный приемник и транслятор. Энергия, идущая через человеческий взгляд, не выдумка экстрасенсов, а вполне реальная физическая величина. – А Мирослава? Она видит мир иначе? Не так же как мы? – Не только видит, но и слышит, и чувствует, и анализирует, но, к сожалению, не может применить свои необыкновенные свойства в мире, которому не принадлежит.
Капитан Карась вернулся один. Приблизился к схеме из трех окружностей вписанных одна в другую, задумался. – Интересно… – сказал он. – Чем-то напоминает планетарную систему. Ваши сферические тела – такие же фиксированные уровни, как орбиты планет? – Вероятно… до какой-то степени, – согласился физик. – Интересно, как вы, ученые, объясняете феномен? И в строении атома, и в строении планетарных систем, и в вашей схеме мироздания… Везде, одна и та же матрешка. – Не совсем матрешка. Данная схема имеет скорее спиралевидную форму, если рассматривать ее как геометрическую конструкцию. Отсюда и фиксированные энергетические уровни. – Не вижу здесь намека на спираль. – Смотрите внимательно, – Боровский поднялся со стула, поставил точку в середине внутреннего круга и отвел от нее дугу. Из той же точки он отвел еще одну дугу, похожую на начало спирали, затем третью, четвертую… – Похоже на свастику, – сказал Карась. – Но я никогда не смогу понять, как сама идея спирали может содержаться в матрешке сфер, собранных одна в другую. – Вы плохо думаете о своих умственных возможностях, – заверил оппонента Боровский и нарисовал еще несколько дуг, загибающихся спиралью. – Смотрите сюда и представляйте бесчисленное множество силовых линий спиралевидной формы, выходящих из одной точки пространства в любых направлениях под разными углами. Этих спиралевидных линий энергетического натяжения может быть столько, что не хватит рисунка. – В таком случае у нас получится шар с колоссально плотным нутром и размытыми очертаниями. Боровский поправил очки. – Поздравляю, Валерий Петрович, – сказал он. – Только что вы описали физическую модель Вселенной в самом начале ее развития. Будь вы моим студентом, я бы немедленно поставил зачет. Капитан Карась приподнял брови от неожиданности. Впервые в жизни он получил зачет по физике не у кого-нибудь, у самого Боровского. В школе его не баловали хорошими отметками по этой исключительно нудной дисциплине. – А теперь представьте себе, – продолжил Натан, – что на определенном этапе развития, случайно ли, закономерно ли, происходит упорядочение такого «нечеткого» шара. В нем начинают преобладать спирали с одинаковой, или похожей амплитудой. Накладываясь друг на друга, они начинают притормаживать, их изгиб стремится к округлости. – В этой зоне фиксируется, так называемая, «орбита», – продолжил Карась. – Совершенно верно. Образуется устойчивый частотный диапазон. Стабильный и плотный. Причем формироваться такие оболочки начинают сначала ближе к ядру. – Да, – согласился Карась, – сначала был Бог, потом были Ангелы, и только затем люди. Но, все равно, Натан Валерьянович, как бы вы ни старались меня поддержать, я никак не приложу вашу философию к физической модели Вселенной. – Знаете, что я скажу… – Вы скажете, что мы не знаем истинной модели. Что наши представления о Вселенной поверхностны и ошибочны. – Один мой ученик, – сказал Натан, – решая задачку из области астрофизики, предположил, что первоначально звезды имели форму гигантских нитей, и лишь со временем распались на шарообразные газовые тела. Тогда я не нашел ошибки в его расчетах, но вольномыслию потакать не стал. Я сказал, что главное сейчас – окончить университет, защититься. Если бы я знал, что через каких-нибудь десять лет найду ту же теорию в западном журнале, только перевернутую с ног на голову, с явными погрешностями, которые дали возможность моим бывшим коллегам выплеснуть на нее весь сарказм… А ведь это тема для Нобелевской премии. – Значит ваш ученик не нашел поддержки на родине, и продал идею на запад? – Мой ученик не способен продать ведра яблок в неурожайный год, – вздохнул Учитель. – Кстати, он остался внизу. Не захотел подняться к вам в кабинет. – Не захотел… – повторил Карась и выдержал паузу. – Он никогда не простит мне ареста. – Не в этом дело. Оскар с самого начала не верил, что наши идеи найдут понимание. В этом смысле он ваш единомышленник, Валерий Петрович. Он абсолютно разделяет вашу идею о том, что цивилизация отторгает прогресс. – Ему осталось с этим только смириться. – Ему сложно бывает смириться с чем-либо вообще... – Скажите вашему ученику, что западная цивилизация, в отличие от нашей, не страдает таким губительным равнодушием к самой себе. Ваша идея очистки от радиации не менее достойна Нобелевской премии. – Я должен быть уверен, что имею на это право. – Натан Валерьянович, ученый вашего масштаба принадлежит миру, а не секретному ведомству одной из держав. Никакого одобрения с этой стороны вы не получите. Здесь не благотворительная контора. Здесь жесткие правила и конкретные интересы. Я предупреждал вас об этом, прежде чем представить доклад, а что касается вашего одаренного ученика… – А что касается моего ученика? – насторожился Боровский. – Я бы рекомендовал вернуться к теме его родословной, пока не поздно. Если вы готовы говорить об этом. – Без его согласия не могу, – Натан вернул в коробку кусочек мела и вытер пальцы носовым платком. – Я знаю этого мальчишку с юных лет. Оскар мне как сын. Возможно, поэтому мне и страшно. Не за себя. В любом случае я давно его принял таким, каков он есть. Страшно в первую очередь за него. Это он не хочет знать своей родословной. Капитан не предпринял усилий, чтобы убедить собеседника, напротив, отнесся с пониманием к его сомнениям, чем озадачил Натана еще сильнее.
Хмурый Оскар ждал Учителя в вестибюле и действительно не питал иллюзий. – Мы богаты? – спросил он. – Или пришло время менять профессию? – Пришло время набраться терпения, – ответил Боровский. – А где лунатик? Почему так долго? Я думал, они вас пытают. – А где лунатик? – удивился Натан. – За вами поперся. – Оскар! Чтобы я таких слов от тебя не слышал! Ни при Жене, ни за глаза! – Он же поперся за вами! – повторил ученик. – Или за вами или в сортир. Третьего пути ему не дано. Натан Валерьянович поднялся на этаж и нашел Женю Русого перед зеркалом дамского туалета. На этаже было пусто. Двери туалетов были распахнуты. Доктор сосредоточился на своем отражении. – Как ты себя чувствуешь, Женя? – спросил Натан и получил утвердительный кивок. – Скажи мне, пожалуйста, какие анализы нужно предоставить в лабораторию, чтобы сделать генетическую экспертизу? – Какие угодно, – ответил доктор, – волос, кровь, слюну... Чем вас озадачили, Натан Валерьянович? – он обернулся к Боровскому, нерешительно застывшему на пороге. – Лучше придти в лабораторию самому. Там возьмут что надо и как надо. – Потапов сможет сделать анализ без огласки и без лишних вопросов? – Сам – нет, но у него хорошие отношения с лабораторией судебной экспертизы. Там могут все. А зачем? – Зачем? – переспросил Боровский. – Разрешите... – дама в звании лейтенанта отодвинула задумчивого физика от двери и уединилась в кабине. Натан Валерьянович понял, что повел себя неумно. Женя не должен был задавать вопросов. Надо было сразу звонить Потапову. Не следовало даже приходить сюда и вообще… дамский туалет не место для обсуждения серьезных вещей, особенно, если он занят. – Уйдем отсюда, – сказал Натан и проследовал в вестибюль.
Глава 2
Пришел день, и Розалия Львовна подала на развод. Натан сидел у камина, изучал юридические бумаги и всячески себя укорял. Он хотел позвонить супруге и извиниться, попросить отсрочить процесс и дать ему шанс заслужить благосклонность, но к телефону подошла Алиса Натановна и только подтвердила худшие опасения отца. – Ты допрыгался! – сказала Алиса. – Бабушка полгода в больнице лежала, ты хоть раз ее навестил? Дядя Сева приезжал с тетей Галей... Сколько раз тебе звонили, просили, зайди хотя бы на ужин, все-таки твой друг. Ты еще помнишь друзей? Как ты мог? Оська чихнул – ты всю больницу на уши поставил. А бабушке, между прочим, поджелудочную железу удалили. Ты знал? Ты сделал хоть что-нибудь, чтобы пристроить ее в приличную больницу? Может, ты кому-нибудь позвонил из знакомых врачей? Ты ничего не знаешь о нас. Даже забыл, что Элька выходит замуж. – Я не забыл, – защищался Боровский, но Алиса Натановна еще не закончила речь. – В университет возвращаться ты не хочешь. Ведь не хочешь? Сколько раз тебя приглашали: зайди в ректорат, поговори. Разве ты зашел? Даже не перезвонил, а мама за тебя извинялась. В издательстве тебя с прошлого года ждут, ты на пять минут не подъехал. А, между прочим, деньги за твой учебник платят хорошие. – Это не учебник, – оправдывался Натан, – это срам и позор. Я не хочу его издавать в прежнем виде. – Почему ты мне об этом говоришь, а не редактору? Почему маме до сих пор звонят продвинутые в астрале бабы и требуют тебя? Ей звонят даже бывшие соседи по даче, которым ты не выплатил компенсацию за участки. – Я выплатил всем, кому был должен. – А почему они звонят нам? Тебе позвонить боятся. Если бы не мама, они бы считали, что ты сбивал самолеты. Так вот, – заявила Алиса Натановна, – если тебе дорога твоя дача с большим подвалом, сейчас же поезжай к нотариусу и оформляй ее на меня. – На тебя? – удивился Натан. – Хочешь, чтобы суд ее на семерых разделил? Знаешь, что тебе по разводу полагается? Старая машина и половина веранды… Слушая доводы дочери, Натан подумал, что разговор с начальством в кабинете Карася закончился слишком рано. Что хроно-бомбу однажды сделают без него. Однажды всему наступит конец. И если его бесподобная теща может обходиться без поджелудочной железы, столь важной для ее железной натуры, то он и Оскар вполне обойдутся без бетонного подпола. – Вот, нахалка, – заметил Оскар. – Машина и полверанды! Нет, вы слышали? – Я сам виноват, – ответил Натан. – Хотите, я женюсь, Учитель? Юлька печет пироги не хуже Розалии Львовны. – Не хочу, чтобы ты повторял мои ошибки. – Не хотите, чтобы я женился, так и скажите. – Дай мне два дня, – попросил Натан. – Оформить на Алису дачу? – Подумать о твоем будущем. – Натан Валерьянович хочет сказать, что Юля – хороший человек, – вмешался в разговор Женя Русый. – Будет жаль, если ты отравишь ей жизнь. Правда? – Правда, – подтвердил Натан Валерьянович, сложил в пакет документы на имущество, спустился в гараж и сел в машину, бесспорно принадлежавшую ему по разводу. Перед Натаном Боровским простирались три дороги: первая, самая необходимая, вела к нотариусу; вторая, давно назревшая, – к капитану Карасю; третья, весьма сомнительная дорога вела к офису господина Потапова по прозвищу Тапок. Результат экспертизы должен был придти через три недели. Натан Валерьянович вытерпел только две. Он рассчитывал вернуться к обеду, но приехал на дачу ночью, когда Оскар спал, а Женя только собирался лечь, но задумался, глядя в телевизор, и очнулся, когда услышал машину. Бледный и уставший Натан Валерьянович появился на пороге комнаты. – Нам надо поговорить, Женя, – объявил он. – Срочно.
– Если ты считаешь, что после тебя на Земле не должно остаться ни одной тайны, ты совершаешь грех, Человек, ибо впадаешь в иллюзию, которая страшнее гордыни. Ты отказываешь себе в праве истинного понимания вещей, потому что не можешь принять мир таким, каким он создан. Из всех грехов человеческих грех самообмана есть самый тяжкий, но о нем ничего не написано в твоей Библии, ибо тот, кто писал Библию, также подвергался самообману. – Даже не собираюсь спорить с тобой, Валех. – Если ты не собираешься спорить, тогда, почему не спишь? Почему ходишь среди ночи по кухне? – Хочу приготовить немного ткемали, но не знаю, как. – Не надо браться чистыми руками за темное прошлое Человека. В сосуде, простоявшем вечность на дне холодильника, может быть только гниль. – Я действительно хочу приготовить ткемали. – Тогда возьми ягоду, которую не жалко выбросить... – Смородину! – Добавь сахару, соли и чесноку. – Чеснок в сахар? Разве так можно? – Ты хочешь знать, что можно – чего нельзя или хочешь приготовить ткемали? Удобрение соусом хлеба насущного, Человек, не есть путь познания. Это есть способ морочить себе желудок. Твоя цивилизация съела достаточно, чтобы понять: чревоугодие есть жалкое утешение Человеку, который не нужен даже самому ленивому Ангелу. – Я положила, не ворчи. Положила и размешала. – Теперь попробуй на вкус и подойди к зеркалу. Видишь, эти испуганные глаза? Понимаешь, откуда берется страх? Кто может напугать Человека больше, чем сам Человек? Никакие Судные дни и кары Господни, никакой гром небесный, никакой вселенский потоп не сравнятся со страхом положить чеснок в сахар. Ты можешь сколько угодно рассказывать ему про ад и про рай. Ты можешь выдумывать страшное прошлое и пророчить ужасный конец, угрожать и запугивать, но пока Человек не поймет, почему боится себя самого, он останется быть Человеком. И даже смерти будет бояться меньше, чем своего отражения.
– Что значит, расшифровали геном? – шепотом возмущался Женя. – Что вы понимаете под словом «расшифровать»? Где вы этого начитались, Натан Валерьянович? Если я вам скажу, что изобрели вечный двигатель, что вы будете обо мне думать? – Женя, у Потапова волосы стояли дыбом! – волновался Натан. – Он спросил: это человек или кто? А я не знал, что ответить? – Ну и что? Ну и что, что у нормального человека должно быть сорок шесть хромосом? Бывают люди с сорока пятью, и с сорока девятью тоже бывают. Это не значит, что они обезьяны или пришельцы. – Послушай, Женя... – У рыбы вдвое больше хромосом, чем у человека, у свиньи – меньше. Кто из них ближе к нам? – Ты точно знаешь? – не верил Натан. – Натан Валерьянович, поверьте, что двадцать первая хромосома ненормальная сама по себе. Она чаще других удваивается, утраивается... – Я разбирался. Проблема называется «синдром Дауна», ни больше, ни меньше. – Чушь! – заявил Женя. – Если Оська «даун», то это сенсация медицины. Таких «даунов» не бывает. – Я читал, что болезнь не всегда видна внешне. Когда раздвоение хромосомы происходит на поздних сроках беременности... – Где вы это читали? Где вы успели столько глупостей за один день прочитать? Пусть Стас закончит анализ, получит отчет. Тогда будем думать. Что он сказал? – Что лишняя хромосома имеет чужеродные гены. – Прекрасно. В геноме человека чужеродных генов полно, в отличие от животных. У нас с вами тоже есть чужеродные гены, мы же не считаем себя больными? – Откуда они у нас? – Откуда угодно. От вирусных болезней, которыми мы болеем, например... – Его гены невирусного происхождения. – Стас знает все! Натан Валерьянович, поверьте мне, что девяносто пять процентов человеческого генома не понято, а пять оставшихся – всего лишь запись о строении белков. – Девяносто пять? – удивился Натан. – Я видел другие цифры. – Пока мы с вами дискутируем, будет девяносто четыре, – пообещал Женя. – Все остальное будет считаться «мусором», потому что генетики не разобрались. Вы знаете, что в человеке до пятидесяти тысяч генов? И что? Каждый из них Потапов изучил лично? Ему лишь бы шум поднять и статейку в журнальчик тиснуть. – Не хватало, чтобы он написал статью! – испугался Натан. – Потапов сказал, что гены вероятнее всего искусственного происхождения. Объясни мне, что это значит? Женя пожал плечами. – Вообще-то ген можно синтезировать искусственно, – ответил он. – Оське где-то под тридцать? – Двадцать восемь исполнится в начале июня. – Двадцать восемь... двадцать девять лет назад... Боюсь, что уже тогда это было возможно. Если такие эксперименты проводились, Карась должен знать, кем и для чего. Почему вы не поговорили с ним до сих пор? Хотите, я с вами пойду к Карасю? – Хочу, – ответил Натан. – Завтра мы поедем туда вместе.
Утром Натан Валерьянович передумал. Жене он сказал, что нотариус свободен с утра и оформление документов может затянуться, а Оскару процитировал за завтраком наставление покойного батюшки, полученное перед женитьбой на Розалии Львовне: – «Чтобы сделать свой брак счастливым, Натан, – сказал покойный отец, – достаточно уметь две вещи: брать то, что дают, и мириться с тем, что имеешь». На моей памяти, Оскар, ты не взял ни копейки, и не смирился в этой жизни ни с чем. – Ладно, Учитель... я пошутил, – оправдывался Оскар. – Зачем мне жениться? Да и Юлька за меня не пойдет. Ее мамаша не пустит. – Мое мнение ты слышал. Решение принимать тебе, – сказал Боровский и встал из-за стола.
В то утро нотариус зря ждал клиента. Натан отправился к капитану Карасю с намерением докопаться до истины. Валерий Петрович отложил дела и достал из сейфа досье господина Шутова с заранее приготовленными закладками. Такого толстого личного дела Боровский в жизни не видел. Если бы его ученик написал мемуары с подробностями каждого прожитого дня, трактат и то бы не получился таким объемным. – Вспомните, пожалуйста, Натан Валерьянович, когда, при каких обстоятельствах вам пришло в голову заниматься физикой времени? Натан удивился, но заставил себя сосредоточиться и вспомнил, с чего началось безумие. В тот год он получил должность заведующего кафедрой и новую квартиру от альма-матер. Наверно это был самый счастливый год его жизни. Он прошел в приятных хлопотах и любимой работе. Боровский дважды съездил в Германию по приглашению коллег, читал лекции в Берлинском университете, купил машину, о которой мечтал, и отдохнул на море с семьей, первый и, к сожалению, в последний раз. Столько было планов на эту жизнь, прежде чем время сорвалось с тормозов и стремительно полетело в пропасть. Да, – вспомнил Натан, – в тот год все складывалось на редкость удачно. Даже набранный курс оказался самым интересным курсом за всю историю его учительства. Натан Валерьянович сам принимал экзамены у абитуриентов и имел право выбора. Ребята подобрались исключительно любознательные и трудолюбивые, ради них… под их влиянием он начал заниматься проблемами, не имеющими прямого отношения к учебной программе. – Оскар Шутов учился на этом курсе, – напомнил Карась. – Да, – подтвердил Натан, – я сам помог ему поступить. Мальчик победил в олимпиаде, которую устраивали мои коллеги специально для того, чтобы пригласить на факультет талантливую молодежь. По правилам он мог сдавать два экзамена вместо четырех. Я поставил «отлично». Ему достаточно было написать сочинение на три бала, но орфография Оскара подвела. Я просил за него... Да, я лично ходил на кафедру, объяснял ситуацию… Я, можно сказать, за него поручился. Пообещал коллегам… Объяснил, что правописание – не игра на скрипке, не обязательно начинать с трех лет, чтобы стать виртуозом. Совершенствовать родной язык можно целую жизнь, главное, чтобы человек имел стимул его совершенствовать, а не тягостные воспоминания о том, что пять ошибок в абзаце перечеркнули карьеру. Оскар очень старался. Он много читал, даже занимался у репетитора. – С его подачи вы увлеклись проблемой, не имеющей отношения к учебной программе? – Не вспомню, с чьей именно. Возможно. Оскар всегда был полон сумасшедших идей. Ему было интересно все, что непонятно. Он не ленился задавать вопросы. Иногда я не знал, куда деваться от его бесконечных «почему». Иногда он ставил меня в тупик. Немногие из моих студентов работали с задачниками по ночам, не могли оторваться, потому что им интересно было решать задачи. Сколько времени прошло! Не помню, кому принадлежала идея, но, раз уж я увлекся физикой времени, значит, идея не показалась мне бестолковой. – И, конечно, вы не вспомните темы рефератов, которые Оскар Шутов писал в студенчестве? – О чем вы, Валерий Петрович? К рефератам и лабораторным работам серьезно никто не относится, ни студенты, ни педагоги. – Отнеситесь серьезно к тому, что я вам сейчас покажу, – попросил Карась и подал Боровскому список работ студента Шутова за период обучения в университете с краткими аннотациями для забывчивых педагогов. Натан Валерьянович сосредоточился на списке. Карась ждал. – Узнаете «четвертое измерение», свернутое в зеркалах? – помогал он. – Астрофизические парадоксы в разделе геометрия пространства… Обратите внимание на расчеты физических свойств «черных дыр» и на природу аннигиляции материи под воздействием… каких частот? – Да, – припомнил Натан, – под воздействием первичного вакуума. Я помню его идеи телепортации. Оскар был увлечен фантастикой и не всегда понимал, где кончается книга и начинается наука. – Не телепортации, а аннигиляции, Натан Валерьянович. – Вы читали его реферат? В чем вы хотите нас обвинить? – Я хочу, чтобы вы, как физик, проанализировали общую направленность работ и сформулировали тенденцию. Уверяю вас, тяга к непознанному тут ни при чем. Все, чем занимался Оскар Шутов во время обучения у вас, под вашим влиянием и руководством, имеет выраженную направленность. Натан Валерьянович, я хочу, чтобы вы сами произнесли это слово, иначе наш разговор никуда не продвинется. – Не вижу никаких тенденций. – Не видите или не хотите открыть глаза? – Я не... То есть вы намекаете, что мой ученик набирался опыта для того, чтобы подарить человечеству апокалипсис? – Неужели это не очевидно? Неужели вы не видели, чем занимался у вас под носом любимый студент? Не знаю, осознанно или подсознательно, он с первого курса занимался именно этой проблемой и всячески вовлекал в нее тех, кто, по его мнению, на что-то способен в науке. А теперь вспомните, Натан Валерьянович, кто уговорил вас бросить работу в столице и перейти в филиал? Кто убедил, что там будут новые возможности и неограниченная свобода, а заодно лаборатории, которые подчиняются непосредственно факультету? – Мы только обсуждали эту тему с Оскаром. Решение принимал я сам. – Кто убедил вас оставить Греаль, когда вы хотели вернуть его владельцу? Кто заставил вас бросить семью и поселиться в Слупице, которая не обозначена на карте района? В конце концов, кто уговорил вас бросить работу, чтобы вплотную заняться проблемой, которая, к учебной программе отношения не имеет? Кто? – Ну… – растерялся Натан, – так сложилось. Все, что вы перечислили – чистейшее совпадение. Многие решения мы принимали вдвоем. Многие его студенческие работы я помню... уверяю вас, что в них... Боже мой! – испугался он и уронил на колени список. Натан почувствовал, как испарина выступила у него на лбу. – Я не хочу даже думать… – Мальчик, которого бросила мать, которого обижали в детдоме за то, что непохож на других. Юноша, которого ни за что бы не принял столичный университет, если бы не ваше ходатайство... – Да, Оскару через многое пришлось пройти, но это не значит, что именно он должен работать над хроно-бомбой. – Я хочу, чтобы вы поняли, что происходит. Поняли то, чего, возможно, не понимает ваш ученик, – капитан достал из досье бумагу с печатью. – Вы в курсе, что его чуть не отчислили из школы? Чуть не отправили в интернат для трудных подростков? – Да, я слышал эту историю. Вы имеете в виду взрыв в кабинете химии? Я в курсе всех его шалостей. – Шалостей? – удивился Карась. – Тогда чудом никто не погиб! По-вашему, это похоже на шалость? Взрослому человеку за такие дела инкриминируют умышленное покушение. – Я согласен с законом: несовершеннолетний ребенок не может отвечать за свои поступки. Во всем произошедшем я виню исключительно педагогов. Они должны были видеть, что происходит в классе. Они должны были вовремя принять меры. Если бы не их преступное безразличие, не случилось бы того, что случилось. Да, ребятам из интерната бывает трудно в обычных школах. Особенно одаренным. К ним должно быть самое внимательное отношение. Скажите мне, Валерий Петрович, если можно, кто его родители? – Скажу, – ответил Карась и перекинул ворох страниц досье. – Даже покажу, если желаете. Вот, полюбуйтесь на мать: Марина Анатольевна Ушакова, – капитан извлек из конверта черно-белое фото и подал Натану. – Девушка из приличной семьи, с красным дипломом окончила геофак. – Геофак? – удивился Натан. – Значит, к генетике отношения не имела? – Вы все подробно прочтете, если пожелаете. Я расскажу вам то, чего нет в досье, а вы послушайте и сделайте вывод. Итак, – начал Карась, – в интересующий нас период, когда госпожа Ушакова готовилась к защите диссертации, набиралась группа ученых в некий закрытый проект. Двенадцать молодых специалистов, ранее незнакомых друг с другом, получили персональные приглашения. Среди них были самые талантливые, самые перспективные выпускники институтов, аспиранты, молодые ученые, которые уже проявили себя в науке, но еще не сделали имя. Другими словами, не привлекли к себе повышенного внимания, не заняли ответственных должностей и не обзавелись семьями. Среди них был и ваш коллега, физик, с которым вы, впрочем, вряд ли знакомы. На протяжении пяти лет ученые трудились в совместном проекте. Все закончилось в один день, когда госпожа Ушакова на третьем месяце беременности бежала в неизвестном направлении. – Вы уверены, что группа не ставила генетические эксперименты? – Не вполне понятно, чем эта группа занималась вообще, – ответил Карась. – Вот вам информация к размышлению: чем могут заниматься в одном проекте физики, биофизики, инженеры, математики, химики, художник-график… – это уже просто ни в какие ворота. – Художник? Надо смотреть на специализацию каждого в своей профессии. Отчетов об их работе, конечно же, не осталось? Рисунков тоже? – От них не осталось ничего. Здание сгорело, – Карась достал из конверта еще одну фотографию. – В той же группе работал отец Оскара, некто Владимир Гаврилович Алексеев. Тоже с отличием окончил институт. Ни за что не догадаетесь, по какой специальности… Инженер мелиорации. Обратите внимание на портретное сходство. Натан обратил внимание. Со старой фотографии на него смотрел молодой человек глазами Оскара. Он улыбался также как Оскар, имел в точности такую лохматую шевелюру… Натан Валерьянович поверил сразу. – Что случилось с этим человеком? – спросил он. – Внезапная остановка сердца. Родственники не позволили делать вскрытие. Место захоронения неизвестно. Молодые, здоровые люди редко умирают от внезапной остановки сердца. Заключение патологоанатома в этом случае обязательно, но... Лиц, которые проявили халатность, спустя тридцать лет допросить невозможно. Алексеев имел репутацию грамотного специалиста. По месту предыдущей работы – самые положительные отзывы. Информацию, что Марина Анатольевна беременна именно от него, не скрывал. Его родной брат был в курсе, и первые годы даже искал племянника, но тщетно. После этой грустной истории брат эмигрировал в Америку. Наверно, Оскару будет интересно узнать, что его родной дядя, Кирилл Гаврилович, здоров, богат и проживает в Хьюстоне. Кстати, вполне уважаемый архитектор, преподает в одном из престижных колледжей, и очень меня просил сообщить, если племянник найдется. – Инженер-мелиоратор… – Натан задумался. – Могу я получить подробную информацию о каждом из них. Родилась у меня идея, которую нужно проверить. – Можете. Кирилл Гаврилович меня уверял, что группа занималась переводом специальной литературы. К сожалению, это все, что ему известно. Я навел справки. Никто из приглашенных специалистов не владел каким-либо иностранным языком в достаточной степени, чтобы заниматься техническим переводом. Для этой цели обычно нанимают специалистов другого профиля. Мы с вами можем допускать что угодно. Но, кроме Марины Анатольевны, никто нам точно не скажет, как было дело. Она одна осталась в живых и в настоящий момент находится в приюте для душевно больных с тяжелой болезнью крови. Состояние психики этой женщины не позволило нам общаться. Она не назвала имени, ничего о своем прошлом не сообщила, по мнению лечащего врача, симулировала амнезию. Только благодаря этому ее удалось найти. – В каком смысле? – не понял Натан. – Немногие женщины ее возраста симулируют амнезию в психиатрической лечебнице… если им нечего скрывать в своем прошлом. – Она осталась в живых одна? То есть погибла вся группа? – Вскоре после побега Ушаковой погибли все. Причины смерти нелепы. Думаю, что Ушакову ожидала та же участь, но она прочувствовала ситуацию раньше других. Возможно, спасала своего не родившегося ребенка. Что там произошло на самом деле, так и осталось тайной. Распутывать историю я начал, когда расследовал убийство в Академгородке. Попадись она лет двадцать назад – в нашем распоряжении информации было бы больше. – Если вы не смогли допросить женщину, боюсь, что мне тем более не удастся. – Надо попробовать, Натан Валерьянович. Но будьте осторожны. Не исключено, что жив еще один свидетель. Я имею в виду руководителя группы. Того, кто нанял ученых для работы в проекте. О его судьбе ничего не известно. Этот факт меня пугает и настораживает. – Вашей службе не удалось найти о нем информацию? – Если моей службе не удается найти информацию о человеке, значит, этого человека нет в природе. Нет, не было, и не предполагается, – заверил Боровского капитан. – Или, на худой конец, он принадлежал к секте христиан-эзотериков. – Эзотериков? – всполошился Натан. – О том, что такие христиане существуют, я узнал только из записки, подброшенной в приют вместе с Оскаром. – Именно записка меня насторожила. Христиане-эзотерики – та категория людей, о которых невозможно собрать информацию. Они не регистрируют своих детей при рождении, не учатся в школах, не поступают в институты и, как вы понимаете, никогда не работают. К тому же они не болеют, не лечатся в поликлиниках, не берут кредиты, не обращаются в суды, не приобретают имущества… Хуже того, они не оставляют отпечатков пальцев и образцов ДНК на местах преступлений. Как только в деле по нашему ведомству фигурирует такой «христианин», можно сразу сдавать материал в архив. Концов не найдешь. – Просто вы не нашли к ним подход. Странника невозможно привлечь к допросу или посадить в тюрьму помимо его желания. – Вот тут вы ошибаетесь, уважаемый Натан Валерьянович. В нашу тюрьму можно посадить кого угодно. Один такой странник, с вашей легкой руки, замечательно сидит у меня в изоляторе. Он уже натворил на пожизненное заключение, соответственно, сидеть ему до могилы. – Жаль, что у вас не сидит руководитель группы. – Я дам вам адрес приюта, – сказал Карась. – Если вас интересует информация из первых рук – поторопитесь. Шансы невелики, но попробовать стоит. Возможно, Ушакова расскажет сыну то, что не рассказывает никому. Будет нужна моя помощь – всегда обращайтесь.
Женя ждал Боровского у дверей гаража. – Оформили? – поинтересовался он с ехидной улыбкой. – Что? – не понял Натан. – Дачу на дочку. – Нет, не оформил. – Почему? – Потому что документы уже в суде. В таких обстоятельствах имущество отчуждаться не может. – А вы не знали? – Не знал. – Узнали только сейчас? – Только сейчас. – И что будем делать? – Ждать, когда Розалия Львовна сама поделит дом. – Натан Валерьянович… в следующий раз, когда поедете делить дома, все-таки возьмите меня для страховки. Не хочу, чтобы «нотариусы» вешали вам на уши макароны. – Хорошо, Женя, в следующий раз поедем вдвоем. – Так что вы узнали? Лаборатория была? – Была. – Генетики? – Нет, не генетики. – Тогда я ничего не понял. – Я тоже, – Натан заглянул в коридор и прислушался. – Оська с утра за компьютером, – доложил Русый. – Делает вид, что тестирует свою «глючную прогу», а сам уставился в потолок и думает. Так что удалось узнать? – Ничего, – ответил Натан. – Вся информация в голове у психически нездоровой женщины с больной кровью, – он выложил из дипломата фотографию Ушаковой, адрес приюта и краткую информацию, которую успел записать со слов капитана. – Ничего узнать не удалось. Из тех, кто знал, в живых никого не осталось. Женя взял фотографию. – Каков диагноз? – Разбирайся сам. Название мне ни о чем не говорит. Болезнь редкая, лечится тяжело, в запущенном виде совсем не лечится. – Его мать? – догадался Женя. – Мать. Никаких генетических опытов он не делали. Там было что-то другое. Карась считает, что женщина долго не проживет. Если мы хотим получить информацию, надо торопиться. Надо найти слова, чтобы Оскар захотел поговорить с ней сам, но я боюсь, что он и с нами говорить на эту тему не станет… Всю жизнь он только ненавидел свою мать. – Не надо ему говорить. Если информация так опасна… если она никому до сих пор не сказала ни слова, сыну не скажет тем более. Ни одна баба не подставит своего ребенка, какой бы сумасшедшей она ни была. Это мой шанс, Натан Валерьянович! Моя тема. – Что ты придумал? – Я должен когда-то узнать, что эти странники задумали насчет человечества. Кто они такие, откуда взялись и каким образом нас используют? – Даже ведомство Карася не работает с ними, Женя! – Я – не Карась. Я кое-что понимаю в болезнях крови и умею производить впечатление на зрелых дам. Сколько гражданочке Ушаковой? Немного за пятьдесят? Боюсь, это мой любимый возраст. – Женя, подумай. Женщина ни с кем не общается. Она душевно больна. – Вы бы поработали с мое в областной газете. У каждого свои профессиональные секреты, Натан Валерьянович. Я же не спрашиваю, каким образом вы распугали крыс в дачном поселке. Меня не учили работать с генератором, мой инструмент – диктофон. Если нужно получить интервью, я его получу. А вы, если хотите помочь, попросите Карася, чтобы перевел пациентку поближе к Москве. Не хочу далеко уезжать. Мне рядом с вами спокойнее. – Что ты задумал? – Я задумал? Разве не вы советовали мне полечиться после возвращения с Луны? – В клинике для душевно больных? – Именно там мое место, – заявил Женя. – Не верите – спросите Оскара.
Глава 3
Средиземное море выцвело за туристический сезон. Средиземное небо тоже ярче не стало, но Артуру понравилась метафора, и он решил положить ее в предисловие к мемуарам. Доехав до побережья, он понял, как соскучился по теплому морю. Артур всегда подозревал, что не создан для сибирских морозов и песков Сахары, что его место именно здесь. Он припарковал машину на стоянке с видом на пляж и испытал приятную усталость блудного сына, которого дома не ждали. Море штормило, пляжные зонтики были свернуты, шезлонги сложены за оградой. «Приватная территория», – объявляла табличка у пляжа. Артуру хотелось пить, но кафетерий не работал. Стулья и столы громоздились стопками, холодильник с напитками был заперт на ключ. Возле машины не было ни души. По набережной гулял только ветер. Стук в лобовое стекло заставил очнуться. Молодой человек осознал, что море – еще не дом, что он – всего лишь бездомный турист, отставший от парохода. Стук повторился. – А!.. – догадался Артур. – Привет, Густав! Как жизнь? – он вышел из машины, протянул слуге руку и сжал в ладони плотный ком воздуха. – Я думал, вы тащитесь через Гибралтар на своем «Гибралтаре». Или вы на машине? Ага, мерси, – поблагодарил он и взял банку пива, возникшую на капоте. – Не забыл, какое я люблю... Молодец! Я их сиятельству надолго нужен, не знаешь? А то я в Италию собрался перебазироваться, на Адриатику. В Италии хорошо, а в Париже зимой делать нечего. Да... там и летом нечего делать. Итальянцы меня пригласили. Знаешь, эти итальянцы – отличные ребята и язык у них понятный, ага... мерси, – сказал молодой человек, когда стул отделился от стопки и подплыл к столу. Молодой человек сел, открыл банку пива и дождался, когда к нему присоединятся еще два стула. – Ну вот, – продолжил Артур, – пообщался я с итальянцами и понял, что из Парижа надо валить. Адриатика – совсем другое дело. На пляже можно зарабатывать без напряга: сделал альбом, купил инструмент и рисуй татуировки на попах. Знаешь, сколько на попах за сезон зарабатывают? Можно на скутер накопить и те же попы катать на скутере. Я все продумал: возьму в кредит тачку, лицензию куплю... Женюсь на какой-нибудь итальянке, вроде Софи Лорен… – Только попробуй, – услышал молодой человек. К столу присоединилась женщина в горнолыжных очках. В руках она держала ствол, окутанный аурой изумрудного тумана. На очках громоздились светофильтры, сочлененные проводами с невидимым устройством, скрытым за пазухой. – Прежде, чем жениться на Софи Лорен, – уточнила женщина, – ты выполнишь мою просьбу. Потом, если останешься, жив, женись, на ком хочешь. – У вашего сиятельства лыжи сперли? – не понял Артур. Графиня села и воткнула трубу в дыру для зонтика посреди стола. Туман раздвинул пространство. Смял с пейзажа набережную и сложенные шезлонги с табличкой. В открывшемся мире Артур увидел красное небо, зеленое море и черные острова, плывущие над горизонтом, как круизные теплоходы. – Чего надо сделать? – спросил он. – Забрать у Жоржа Греаль и отвезти в Москву Валерьянычу. – Ха! – А потом привезти обратно. На все про все десять дней. – Он меня убьет! А я бы еще пожил… с вашего позволения. Ну, ты даешь... – Артур, кроме тебя мне никто не поможет. Во-первых, Греаль благосклонен к людям с твоим именем, во-вторых, однажды ты его уже лапал и ничего с тобой не случилось. – Когда это я лапал Греаль? – Когда Жорж тебе его дал на хранение. – Если дал – значит дал. А без спроса я не лапал даже вашего сиятельства. Не! Я так не играю! – Никто не просит тебя красть. Возьмешь на время, отвезешь Валерьянычу, привезешь обратно и поставишь на место. А я тебе денег дам. Софи Лорен – девушка с запросами. – Ага! А если память отшибет? Или Жорж твой узнает… Мозги выпустит. Чем я буду мечтать о сладкой жизни? – В нашем распоряжении десять дней. Всего десять дней, когда Жорж не пасет ни меня, ни Греаль. Ему пришло приглашение на собрание, которое он ни за что не пропустит. На это собрание Жорж никогда Греаль не берет. Понял идею? Он где-то его оставил. Оттуда мы его возьмем. На время, – подчеркнула графиня, продолжая рассматривать собеседника сквозь лыжные очки с проводами. – Потом положим на место и все останемся живы. – Чего это такое? – заинтересовался очками Артур. – Дай поглядеть... – Дам, если будешь себя хорошо вести. – Ладно, обещаю тебе, что подумаю. – Я тебе подумаю! – психанула графиня. – Я год готовила операцию! Выжидала момент, предусмотрела все мелочи и если ты, паршивый барбос, начнешь думать вместо того, чтобы мне помогать... – Почему я? Почему не Густав? – возмутился Артур. – Он профессиональный ворюга! А я кто? Я законоприличный человек! – Баран ты, а не человек! Потому что… я тебе объясняю, Густав виден в том мире, где о наших намерениях знать не должны. Если он потащит Греаль через всю Европу, он соберет вокруг себя митинг. – Понял я, понял! – Если ты струсил, так и скажи, я сделаю все сама, только шансов на успешный исход у меня будет меньше, и подстраховать меня некому. – Разве я отказываюсь? Я же не отказываюсь. – Тогда перестань спорить и слушай, что я говорю. – …Согласен, если только взять на время, а потом вернуть, – подчеркнул Артур. – А если он запер свою штуковину в сейф или положил в банк? Грабить банки я не умею! – Обычно он так и делает, когда располагает временем. В этот раз приглашение застало Жоржа врасплох. Вернее, я позаботилась о том, чтобы он получил его, когда времени не осталось. Он вошел в раздевалку с Греалем, вышел без. В его распоряжении было три минуты и двадцать метров лестницы с коридором. Три минуты, – повторила графиня, – и ни одного сейфа. Даже замка с сигнализацией, который сообщил бы ему о краже. Ни одной банковской ячейки, ни одного доверенного лица, которому можно сдать Греаль на хранение. Он не доверяет его даже мне. – И что? – не понял Артур. – У меня есть ключ от его личного шкафчика. Вуа-ля, – на стол упал брелок в форме миниатюрного мячика для гольфа с номером и привязанный к нему легкомысленный ключик. – Значит, объект в шкафу? – Умница, пес! Тебе надо просто войти в мужскую раздевалку, открыть нужную дверь и не привлечь внимания. – А пропуск? Графиня вынула из рук Артура банку с пивом и допила остаток. – Не помню, чтобы в «Гранд Бастид» у кого-то спросили пропуск. Главное не ругаться матом по-русски и размахивать брелком, чтоб видно было издалека. Поедем, Артур. Время дорого. Вылет сегодня вечером из Марселя. Графиня села в машину. Артур еще раз поглядел на пустынный пляж, на штормящее море, выцветшее за лето, на небо, затянутое облаками. Он понял, что Адриатика гораздо дальше, чем ему казалось на выезде из Парижа. Больше ничего хорошего Артур от жизни не ждал. «Может быть, я все-таки родился в Сибири, – рассудил он, – если меня так упорно тянет на лесоповал. Если повезет, меня схватят еще в Европе и я, по крайней мере, буду сидеть в камере с телевизором».
Дорога свернула с побережья и полезла вверх между вылизанных лужаек и холмов ослепительно зеленого цвета. Мимо проскочила вывеска. «…Де ля Гранд Басти…» – успел прочитать Артур и съежился. Его воображение нарисовало каменный мешок, где воришке придется сидеть до седой бороды, но графиня направила его машину к особняку, совсем непохожему на тюрьму. Стоянка была уставлена машинами гольф-клуба. Одинокий портье зяб у входа. Две молодые француженки кокетничали с джентльменом в «Феррари». Мужчина из машины выходить не хотел. Барышни не хотели садиться в машину. – Лестница в фойе слева вниз, – объяснила Мира. – Раздевалку увидишь. – Ага... Девицы наговорились, отлипли от машины и пошли в отель. – Иди! – приказала графиня. Артур пошел за девицами. Густав, немного погодя, отправился за Артуром. Мира посмотрела на часы. Пяти минут не прошло, как агент вернулся с пустыми руками. – Там нет Греаля, – объяснил Артур. – В его шкафу, кроме рваной перчатки, нет вообще ничего. – Кожаный цилиндр... с ремешком и цепочкой? – Нет, – развел руками Артур. – В чьем шкафу ты смотрел? – Там вывеска была: «Мосье Джи точка Зубов». Он «Джи точка Зубов»? – Джи, – подтвердила графиня и задумалась. – Хрень какая-то, – вздохнул Артур. – Там вообще-то гостиница. Может, он номер снял? Может, пошарить в номере? – У него не было времени подняться наверх. – Может, засунул куда-нибудь по дороге? В чужой шкаф, например. У тебя нет ключей от других шкафов? Надо пошарить, пока там пусто. – Идем, – графиня вытащила ствол из машины и поправила очки, с которыми не расставалась в дороге. – Ваше сиятельство в таком виде не пустят... – предупредил Артур, но Мира уже приняла решение. Портье проводил гостей внимательным взглядом. Дама за стойкой администратора оторвалась от работы. – Могу я помочь? – спросила она. Мира спустилась по лестнице и вошла в раздевалку. Половина шкафов была открыта. Другая половина имела именные таблички. – Отойди, – попросила Мира, поменяла фильтр на очках и применила ствол в качестве подзорной трубы. Не найдя ничего интересного в раздевалке, графиня осмотрела уборную и тумбу под раковиной, но в ней хранились только запасы туалетной бумаги. – Идем, – графиня вышла из раздевалки. – Идем, как шел Жорж, до лестницы. Другого пути нет. Коридор пуст. – Дамская раздевалка… – обратил внимание Артур. Мира прошла сквозь раздевалку и пинком распахнула дверь уборной. Две испуганные француженки выпорхнули и скрылись. – Густав! – крикнула графиня. – Еще раз замечу – уволю! Быстро в машину! Завел мотор и притаился! Она осмотрела помещение в трубу. – Как ты догадалась, что он там? – удивился Артур. – Ты его видишь? – Я его знаю. – Вот это да! Сто лет, как помер, а все туда же! Или не помер? Или сбежал с того света? – Сбежал. Таких, как Густав, хоронят в открытых гробах – потому и сбежал, – сказала графиня и вытолкала Артура в коридор. – Почему в открытых? – любопытствовал Артур. – Потому что крышка не закрывается. Мира поднялась в фойе. Кроме дамы-метрдотеля, на пути Жоржа находились только галантерейная лавка и вечно закрытый бар. Лавка больше напоминала выставку местной парфюмерии, чем торговую точку, а бар работал исключительно в сезон наплыва туристов. – Могу я помочь, мадам? – повторила дама и была игнорирована повторно. – Можно мне посмотреть в трубу? – спросил Артур. – Попробуй. Артур поднес трубу к глазу и ничего не понял. Он не увидел привычных предметов, зато пересчитал все склянки под прилавком бармена. Он разглядел ботинки, оставленные под столом. Внимание молодого человека привлекло содержимое кассы, закрытые полки, ящики и внутренности человеческого тела, стоящего на острых каблучках. Тело было напряжено, внутренности шевелились. На кармашке висела табличка с названьем отеля. В желудке мялся светлый комок только что съеденного банана. Путем несложного анатомического анализа Артур пришел к выводу, что тело женского пола, но рассмотреть подробности графиня ему не позволила. – Хотите что-то приобрести? – спросило тело с табличкой. – Возможно, – ответила Мира и подала Артуру очки. – Надень и осмотри магазин. Только быстрее, пока нас не вышвырнули отсюда. Артур нацепил очки и перевел «подзорную трубу» на витрину с парфюмом. В этот раз он не увидел ни склянок, ни женщины. Перед ним была черная земля, на горизонте виднелось зеленое море, кровавое небо накрывало его тяжелым светом. – Мира пригнула ствол к полке. – Камни ищи, – прошептала она. – Камни должны быть видны… – Ага, – ответил Артур и замер. – Что «ага»? – Видны. – Где? – Вон... – Артур указал впереди себя, не отрывая трубу от очков. – Целая карусель. Как будто фонарики в воздухе. Мира подошла вплотную к витрине с галантерейной дребеденью. Увидела коробочки с туалетной водой, флакончики духов, косметички и барсетки из кожи. На полу стояли футляры для клюшек, уйма беспалых перчаток была разложена на нижней полке. Образцы с ароматами веером торчали из вазы, накрытой стеклянным колпаком. – Нет, ваше сиятельство! Прямо смотри, – поправил Артур. – Прямо перед тобой. Что это? Мира ткнула пальцем в стекло, за которым стояла дурацкая кожаная коробка, похожая не усеченный тубус. Вещь одинаково непригодная ни для косметики, ни для документов. К коробке была пристегнута такая же дурацкая цепочка… – И что? – не поняла Мира. Артур еще раз взглянул на предмет сквозь трубу. – Внутри нее чего-то блестит, – сказал он. – Не оно? Графиня остолбенела. – Черт меня подери! – прошептала она. – Я хочу приобрести эту вещь! То есть, мой друг хочет приобрести ее для меня. Будьте добры... – обратилась она к даме. – Не могли бы вы открыть эту лавку? Женщина проникла в магазин, схватила с витрины футляр и, не обнаружив ценника, стала метаться по прилавку. Не обнаружив ценника на прилавке, она стала метаться под прилавком на четвереньках, растопырив каблуки. Мира сунула кредитную карту в руку Артуру. – Девушка, милая, – обратилась она к даме, которая годилась ей в матери, – мне все равно, сколько стоит... Если вы не продадите нам эту вещь, мы ее украдем.
Артур надеялся на погоню по дороге в аэропорт. Он не надеялся, что его подруга одумается и перестанет дразнить судьбу, выманивать из берлоги спящего тигра. Аллегория показалась молодому человеку достойной главы мемуаров, посвященной графине. Осталось за малым – уцелеть. «Интересно, – подумал Артур, – в тюрьме дают бумагу и ручку?» Подумал, но спросить побоялся. Он прибыл в аэропорт как раз вовремя и был доволен уж тем, что не опоздал на рейс. Последнюю надежду Артур возлагал на бдительную таможню. Графиня достала из сумки пакет с документами. – Вот тебе билет до Москвы, – сказала она, – вот тебе билет из Москвы. Не перепутай. И не вздумай опоздать на обратный рейс. Может быть, я приеду к вам позже, может быть, позвоню. На всякий случай запомни: если тебе хоть немного дорога житуха твоя собачья, явись в аэропорт заранее. Самолет не тот транспорт, в который можно запрыгивать на ходу. Еще лучше, попроси Валерьяныча тебя отвезти. – А встретить? – Тебя никто не встретит, Артур. Никто не должен знать, где ты есть и чем занимаешься. Это опасно. Доедешь на такси. Густав будет с тобой. – Зачем? – Он знает, зачем. Слушайся Густава во всем, но Греаль ему не давай даже подержать в руках. Не давай Греаль никому! Понял? Только Натану. Будешь проходить металлоискатель, выложи его вместе с кошельком и ключами. – А если спросят, что внутри? – Не спросят. На него не должны обратить внимание. – А если... – На случай «если...» доверься Густаву. – А книжка зачем? – поинтересовался Артур. – Книжка мне? – Тебе, тебе. Только это не детектив, а средство самозащиты. Всякое может случиться в дороге. Имей в виду, что для нас теперь опаснее всех таможен и полиций только Жорж и Валех. Жоржа я беру на себя, а ты, если встретишь Валеха, дурака из себя не строй. Сразу подари ему книгу. Он ее развернет и охренеет… ненадолго. У тебя появится время смыться. – Что за книга? – В самолете посмотришь, – ответила Мира. – Кама Сутра с картинками. Валех такого еще не читал. Только Густаву не показывай. Будешь его потом искать... в будуарах. Графиня отсчитала Артуру денег на дорогу, вложила в паспорт медицинскую страховку, убедилась, что все бумаги на месте, но сердце не успокоилось. Слишком много народу внезапно столпилось возле машины. Всем хотелось взглянуть, что за штука лежит в футляре. Мира была уверена, что предусмотрела все, даже время на разграбление Густавом прилавка дьюти-фри. Единственное, что графиня предусмотреть не могла, это неожиданное столпотворение. – Ваше сиятельство тут ни при чем, – сказал Артур. – Наверно отменили рейсы, вот они и прутся сюда. – Зачем? – Диспетчеры бастуют. Я думаю… Сначала грозились -- теперь бастуют. – Не может быть! – воскликнула графиня. – Забастовка – национальный вид спорта французов. – Нет, только не это! Только не сейчас! – Ваше сиятельство давно не живет во Франции. Ужас охватил графиню. Стоянки вокруг аэровокзала были заполнены транспортом застрявших пассажиров, некоторые из них устраивались в машинах жить, другие возмущенно слонялись вокруг небольшими компаниями, таскали за собой чемоданы, жестикулировали, звонили, поглядывая то в небо, то на часы. Содержимое кожаного футляра интересовало их не больше, чем погода на Марсе. Графиня грешным делом, решила, что совершила ошибку. – Пойдем, сдадим билеты, – предложил Артур. – На машине прокатимся. – Нет! Сначала я убью какого-нибудь диспетчера, – заявила Мира. – Сейчас я за себя не отвечаю. – Погнали в Монте-Карло. Оттуда вылетим. – В лучшем случае через неделю. Нет, Артур. Или мы вылетим из Марселя сейчас или не вылетим вообще. – На машине за десять дней успеем туда и обратно. – Мы-то успеем, а Валерьяныч? Он сутки будет в себя приходить. Потом его хватит инсульт. Подожди, –Мира раскрыла футляр, развязала шелковую тесемку чехла и вынула чашу, украшенную драгоценными камнями. – Красотища! – восхитился Артур, но взгляд подруги померк. – Все, барбос! – сказала она. – Мы никуда не летим и не едем. Ну, Жорж! Ну, скотина! Все-таки он меня подозревал. – В чем, ваше сиятельство? – Видишь, что сделал? – она указала на пустое отверстие в верхней части крышки. – Вынул кристалл... паразит! Действительно, на крышке, которая закрывала чашу, имелась дыра как раз под размер большого кристалла. Артур обшарил футляр внутри. – Мозг Греаля, – объяснила Мира. – Тот камень, без которого посудина не работает. Ну, гад! И Валерьянычу заменить его нечем. Все, барбос! Экспедиция закончилась. – Погоди, – Артур вывернул чехол наизнанку, – как выглядел этот Мозг? – Здоровый прозрачный кристалл. Острый, как наконечник стрелы. – Пусто, – убедился Артур. – Что делать? Не едем, так не едем. Только не психуй. На тебя уже люди смотрят. Возле машины действительно застряла парочка. Уставилась на заговорщиков с драгоценной чашей и замерла. Мира обратила внимание, что позади машины тоже кто-то стоит и таращится. – Что надо? – спросила графиня и вышла к публике. – Здесь не билетная касса. Будьте добры, пройдите в здание аэропорта. Люди никуда не прошли. Они продолжили таращиться на графиню пустыми глазами. На реплики в свой адрес не реагировали, словно не у Греаля, а у них вдруг изъяли мозги. Мира испугалась. Она заметила, что вокруг нее любопытного и безмозглого народу гораздо больше, чем кажется. Все шатающиеся по территории аэропорта обиженные пассажиры вдруг собрались вокруг машины Артура. В их руках появились плакаты наиглупейшего содержания: «Верни нам деньги за билеты», – призывала графиню толпа. – «Дай нам возможность вернуться домой и обнять детей», «Заплати диспетчерам, жадина!» Один из лозунгов возмутил графиню не на шутку: «Госпожа Мирослава! – было написано мелом на чемодане. – Верни власть народу!» Мира увидела лозунги, которые обвиняли ее в пожарах на юге Италии, в бомбардировке жителей Мадагаскара химическими реагентами против змей. Графиню умилил иероглифов, который держала перед собой молодая японская пара, выкрашенная в блондинов; и пустая доска, на которой не было написано ничего. Потерпевший предлагал обвиняемой стороне самой выбрать грех, за который пора покаяться. К митингующим подтягивались свежие силы. Сердце графини екнуло. Она запрыгнула в салон и захлопнула дверцу. – Артур, мы сделали что-то не так! – Не мы, – поправил Артур, – а ваше сиятельство. – Поезжай обратно, в клуб! – На людей не поеду. – Они не люди, Артур. Они искаженная проекция, «расстройство первого типа» по Греалю. Ты проедешь – они разбегутся. Видишь, что происходит? Жорж мне устроил «вечеринку с маскарадом». Узнаю его вкус. Поезжай! Артур завел мотор и задумался. – Непохоже, что они разбегутся. – Поезжай, – приказала графиня. – Вперед, барбос! Я за все отвечаю. Машина тронулась и тут же уперлась в коленки впереди стоящих авиапассажиров. Толпа загудела. Кто-то стукнул кулаком по капоту, кто-то пнул бампер. – Нет! – запротестовал Артур. – Ваше сиятельство пусть как хочет, а я не поеду. – Определенно, мы сделали что-то не то, – убедилась Мира. – У нас есть вода? Помоги мне снять крышку! – попросила она. Артур открыл чашу Греаля и выплеснул себе на колени остатки жидкости. Графиня взвизгнула от ужаса. – Нет! – закричала она. – Ну, конечно, Жорж! Сволочь!.. – Что это было? – растерялся Артур, смахивая жидкость с колен. – «Поплавок» залил, паразит! Не бойся, чистая вода... – в отчаянии графиня закрыла лицо руками. – Если в Греале есть хотя бы капля воды, способная перекатиться от кристалла к кристаллу, его нельзя трогать! Все равно, что ограбить банк и сесть в полицейскую машину с мешком купюр. Зубов не просто издевается надо мной! Он знает, где меня найти и чем я занимаюсь. – Ты же говорила, что он тебя не пасет! – Сейчас не пасет, а вернется – приготовит из меня бифштекс. – Надо вернуть вещь в клуб и сделать вид, что мы ни при чем. – Для этого надо залить полную емкость дистиллированной воды, нагреть кристалл и дать Греалю поработать, чтобы убрать этот цирк! – У нас только пиво и минералка. – Неважно. Минералка тоже годится, только работает медленно. Подошла бы и водка, которую Густав спрятал у тебя под сидением. У нас нет верхнего кристалла, Артур, вот в чем беда. Без него Греаль дохлый. – И что теперь будет? – Вот, что будет: десять дней мы будем здесь торчать как проклятые, жрать, что Густав украдет, и изучать Камасутру. Потом придет Жорж. Заговорщики замолчали. Дебаты сменились минутой скорби о будущем. – Эх, Оськи с Валерьянычем нет, – вздохнула Мира. – Они бы что-нибудь придумали. Все дерьмо заключается в том, что им теперь даже позвонить невозможно. – А если вернуть кристалл, мы сможем разрулить ситуацию? – Как его вернуть? – Ты думаешь, что Жорж его унес с собой на собрание? – Нет! Не должен был! Барбос, ты молодец! Жорж не должен был его унести. Ну, что ты?! Там сборище таких же гадов, как он. Ни один не признается, что имеет Греаль. Это исключено! Держать в кармане главный кристалл... С Жоржем издалека все будет ясно. Он его оставил где-то там же, по дороге из раздевалки до стоянки машин. Вот только где? Ты щупал перчатку, которая лежала в его шкафу? – Она без пальцев! Насквозь видна. – Артур, вспоминай, ты не видел рядом с ней огромного камня? – Нет, не видел. Ни в раздевалке, ни в магазине. Если он большой, так я бы увидел. – Мозг – огромный кристалл, его издалека видно. Его-то обычно видно в первую очередь. – Я бы на месте Жоржа подарил его тетке, что открыла для нас магазин. – Не сравнивай себя с Жоржем. Вы совершенно разные люди. – Почему? Я делаю предложение женщине и дарю камень. Она его принимает. Через десять дней возвращаюсь, говорю, пардон... передумал. Она же обязана вернуть подарок, если помолвка расторгнута. – Очень на тебя похоже. Но не на Жоржа. Жорж знает, что метрдотель не имеет право принимать дары от клиентов. – А кто имеет? Портье? – Ему только дай. Концов не найдешь. – Почему не найдешь? Большой камень наверняка спрячут. Пока оценщику снесут, пока решат, что делать... – Да, – согласилась Мира. – Но в этом случае я очень скоро его найду. Если Жорж меня подозревал, он должен был предусмотреть и эту вероятность. Нет ничего проще, чем взять за горло служащего отеля и вытряхнуть из него все нажитое халявой. К тому же с Жоржем было два типа, которым он ни грамма не доверяет, только играет в гольф и занимается бизнесом. Оба они не в курсе, кто такой Жорж. Выходили втроем. При них он не стал бы никому дарить камень. – Ты их знаешь? – Его партнеров по гольфу я знаю, как родных. И жен, и дома, и прислугу... Я за пять минут найду в их владениях камень. Кроме его партнеров, портье и метрдотеля там не было никого. Нет. Что-то не связывается. – Если б я был на месте Жоржа... – Лучше подумай, чего бы ты никогда не сделал с камнем, если б оказался на месте Жоржа? – Я бы не спустил его в унитаз. – Умница! – воскликнула Мира. – Ведь это идея! Ведь это, Артур, хороший способ сделать так, что камень сам уйдет из раздевалки очень далеко. Уйдет по маршруту, на котором его никто не сможет перехватить. Унитаз – «пневмопочта» без конкретного адреса. Ты умница, барбос. Живы будем – с меня причитается. – А как же Жорж потом его выловит? – не понял Артур. – Выловит тот, кому повезет. -- И что потом? -- Ничего. Камень сам найдет дорогу к хозяину. А не найдет – так Жорж купит новый. – Разве можно такой купить? – В Европе есть несколько магазинов, торгующих сакральными «безделушками». Если знать места… если уметь отличить Мозг Греаля от похожего бриллианта. Жорж умеет, я – нет. Он видит их без Оськиных очков. Кстати, в Ницце есть такой магазин. – Можно поехать туда и купить? – Не знаю. Такие камни подолгу лежат на прилавке, потому что отводят глаз. В перстни они не годятся из-за нестандартной огранки, стоят кошмарно дорого, документы на них, мягко говоря, подозрительные. Грамотный специалист не будет вкладывать в него деньги, пока есть выбор. Только дядя Давид... чудак ненормальный. Их даже на прилавки не выкладывают, а Жоржа продавцы знают, как коллекционера редких камней, и приглашают пить кофе в приватные комнаты. – Надо поехать и посмотреть, – настаивал Артур. – Все лучше, чем нырять в канализацию. Ты же его узнаешь... Дуй в Ниццу, а я посижу, постерегу имущество. Ведь этот флэшмоб вокруг чашки тусуется, правильно? Или вокруг тебя? – Кто его знает, этот флэшмоб? – Ты иди, а я попробую их отвлечь. Мира еще раз осмотрела толпу. Собрание было нешуточное, ряды невероятно уплотнились, угрюмые лица сосредоточились в ожидании провокации. «Еще один наезд на башмак, – говорили лица, – и ты – фарш для бифштекса». Графиня на сантиметр опустила стекло. – Что надо? – спросила она и в щель немедленно просунулся обрывок авиабилета с автографом Жоржа Зубова. – Деньги мне за машину отдай, – сказал сердитый голос с южным акцентом. – Чего? – Машину украли, ни цента не заплатили, я даром работать не нанимался. – Борька!!! – графиня вспыхнула гневом и пнула дверь с такой силой, что толпа отпрянула. – Сволочь! Сколько денег ты из меня выкачал! – она выхватила металлическую трубу и в сердцах врезала Борису по шее. Тот упал на четвереньки, но бежать было некуда. – Скотина! Дерьма кусок!!! – бушевала Мира. – Сколько я тебе заплатила? Ты мог купить себе самолет! Пассажирский Боинг на триста персон! Куда ты дел мои деньги, бездельник? Ты за всю жизнь столько не заработал, сколько из меня выкачал!!! – она врезала трубой по спине несчастного попрошайки, тот кинулся бежать на четвереньках под ноги авиапассажиров, и быстро скрылся в толпе. – Кому я еще должна? – рявкнула графиня и толпа отпрянула. Мира забралась на капот. Насколько хватало глаз, вокруг нее простирался митинг, словно бастовали не диспетчеры против низкой зарплаты, а жители Франции против того, что они французы. Однородная и безликая масса людей, с торчащими кверху лозунгами идиотского содержания. Толпа покрывала выезд на автостраду и прилегающие территории. Простиралась за горизонт, плавно обтекая препятствия и строения. В сметенном расположении духа графиня вернулась в салон и закрыла дверь на замок. – Нельзя этого Борьку как-нибудь того?.. – спросил Артур. – Достал ведь… – Чего «того»? – На место вернуть, чтобы в себя пришел. – Нельзя, – ответила графиня. – Поговорила бы со своим Жоржем… – Думаешь, он не пробовал? Думаешь, ему приятно нарываться на этого дурака? Валерьяныча просить надо, а как к нему продраться через толпу? Сами же не расступятся. – Нет, не расступятся, – согласился Артур. – Придется их немного помять, – Мира высунула ствол в щель окна и придала ему максимально горизонтальное положение. Другой конец уперся в верхний угол заднего стекла. Графиня закрыла глаза, чтобы вспомнить, чему научилась. – Ты чего? – испугался Артур. – Не мешай, а то я все перепутаю. Графина взялась рукой за верхнюю треть ствола, нагрела кристалл, но коридор не раздвинулся. – Можно я? – предложил Артур. – Нет, не можно. Графиня ждала. Кристалл охладился, нагрелся снова. Коридор опять не открылся. Толпа как стояла плотной стеной, так и продолжала стоять. Терпение графини приближалось к концу. – Вот, дерьмо! – прошипела она по-французски. – Опять мы что-то не то натворили. – Нет, – возразил Артур. – Только ваше сиятельство «творить» изволит. Я сижу, ничего не трогаю. – А почему не идет искажение? – Я почем знаю? – Артур поднял глаза в потолок и обомлел. Крыша автомобиля приподнялась, оттопырилась круглой аркой на добрую половину метра. – О... – произнес он и указал пальцем назад, – а ваше сиятельство верх с низом не перепутали? Мира обернулась. Заднее стекло расплылось в стороны, капот прогнулся. От автомобиля до бесконечности простирался пустой коридор, уплотненный по бокам ничего не видящими зеваками. После паузы графиня выразилась ужасным матом. – Сиди здесь, жди меня, охраняй имущество, – приказала она, взяла ствол и вылезла на изуродованную крышку багажника. – Я скоро вернусь. – Я с тобой! – воскликнул Артур. – Сиди на месте! Сгоришь! Артур дождался, пока Мира отбежит от машины, и ринулся следом, но не успел он высунуть ногу наружу, как невидимая рука дернула его назад. Ткань на коленке вспыхнула, задымилась и образовала дыру. Кожа в дыре покраснела. Растерянный Артур остался сидеть на месте, как верный барбос возле хозяйского чемодана. Банка пива вынырнула из рюкзака и шлепнулась перед ним.
Глава 4
– …Он думал, что Истина – волшебный сосуд, изливающий гармонию в море хаоса. Он не знал, Истина – чудовище, рожденное проглотить его целиком. Он думал, что Истина в руках Человека изменит судьбу, но судьба изменится без него. Человек бессилен против мира, в котором живет, потому что создал его чужими руками. Теперь его руками творится мир, в котором не будет места для самого Человека. Когда ты узнаешь об этом, будет поздно. Когда ты откроешь гармонию нового хаоса, она никому не подарит счастья. Когда ты научишься управлять судьбой – поймешь, что это обман, но поворачивать назад будет поздно. Ни один Творец не погубит живую тварь, созданную его искусством. Он будет трепетно оберегать чудовище до тех пор, пока не окажется проглочен им. И нет затеи глупее, чем наставлять Творца на путь справедливости. – Все, чему ты научил Человека, Ангел, это гордыне. – А чему научил Ангела ты, Человек? – Человек научил тебя верить в обман. – Неправда. Мир всегда состоял из обмана. Все, кто жил до тебя, верили, потому что хотели жить; а жили, потому что верили. – Человек научил тебя надеяться на судьбу, которая ведет в могилу. – Ты не понял своего предназначения, Человек! Поэтому другие дороги тебе закрыты. – Человек учил тебя любить, Ангел, но ты возлюбил лишь самого себя. – Потому что все остальное ты предал. Ты предал себя, Человек, а вместе с собою тех, кто верил тебе, любил и надеялся. Все, чему научился у Человека Ангел – это страх тупого конца. – Какого конца, Валех? – Безмозглого, бессмысленного, отчаянного.
Бракоразводный процесс успешно завершился к началу весны. Имущество было разделено между будущими наследниками, на даче Боровских воцарился покой. Натан Валерьянович получил от Розалии Львовны кабинет, гараж и машину. Даже Оскар, признанный членом семьи, получил небольшую комнатку на втором этаже, именуемую «гостевой». Оскар решению суда удивился, но виду не показал, и вещи свои на второй этаж переносить не спешил. Он продолжил занимать жилплощадь возле кабинета Учителя, дожидаясь особых директив. Директив не поступало. Последним неразделенным имуществом осталась квартира в Академгородке, принадлежавшая пропавшему без вести господину Сотнику. Этому господину она продолжила принадлежать. Розалия Львовна махнула на квартиру рукой. Натан Валерьянович сделал то же самое. Решение суда было встречено взаимным одобрением сторон и увенчалось торжественным ужином, на который Розалия Львовна пригласила всех: и бывшего супруга, и Оскара Шутова, и его подругу Юлию, даже лунатика Женю, которого толком не знала, но была уверена, что бывший супруг не приютит на даче человека, недостойного домашнего ужина. Перед ужином Оскар отправился к лунатику в пансионат и застал пациента на скамейке в обществе дамы, которая годилась кавалеру в матери. Дама была бледна, стройна и молчалива, что вполне соответствовало Жениному вкусу. Оскар не удивился, только посочувствовал другу. Дама выглядела так, словно пережила столетнюю войну и потеряла все. Взгляд египетской мумии не располагал даже к формальному знакомству, но Женя вполне оживленно общался с подругой, отсутствие взаимности его ничуть не смущало. – ...Так, вот, – рассказывал Женя, пока Оскар выставлял из багажника коробки с гостинцами, – вышел я на балкон, смотрю: подо мной Луна и люди на ней стоят... Стоят и смотрят на меня, как будто я занял единственный сортир и выходить не хочу... – Тебе в палату занести или здесь оставить? – спросил Оскар. – Познакомься с Мариной Анатольевной, – представил Женя подругу. – Марина, это мой друг, Оскар. А это его подруга, Юля. – Очень приятно, – ответила Юля за себя и за грубияна. – Так что? Нести или сам?.. – О, чайник привез!.. – заметил Женя и нехотя поднялся со скамейки. Марина Анатольевна грустно поглядела на коробки. Что сортир на Луне, что электрический чайник от Натана Валерьяновича... даже если на лужайку перед корпусом высадится отряд марсиан, в жизни этой женщины не случится никакого события. Скорее мумия улыбнется археологу, чем ее лицо удивится чему-нибудь. – Пойдем... – скомандовал Оскар. – Бери одеяло и за мной. – Я хотел тебе кое-что рассказать... – Идем, поговорить надо. – На лестнице Оскар прижал хворого товарища к стенке. – Ты чего несешь? Какие люди? На какой Луне? – Марина – свой человек, – оправдывался Женя. – Она не расскажет. Ей некому рассказать. – Какие люди тебе мерещились на Луне, доктор? Але? Ты в своем уме? – Думаю, те самые люди, что раньше населяли Москву. Думаю, они все в один момент ушли туда, будто подчинились приказу. Мы с Мариной Анатольевной считаем, что им никто не переключал частоту. Просто остановилось время и все, кроме меня, получили приказ убраться с Земли. Они бросили все и как зомби пошли на Луну. Потому что… я тебе говорю, кто-то манипулирует нашей жизнью. Я хочу понять, кто. – Это ты Учителю расскажешь! – пригрозил Оскар. – Всю брехню, что рассказал сейчас мне. Только ничего не напутай! – А я уже рассказал. – И что Учитель тебе ответил? – Что это брехня, – признался Женя. – Что все это мне мерещилось на почве невроза, и мне пора полечиться. Учитель сказал, что по Луне гулять нельзя, потому что там отсутствует атмосфера, но я же не знал. Вернее, я знал, но как-то не подумал об этом. Я только подумал, что холодно очень. – И простудил мозги, – согласился Оскар. – Действительно, пора лечиться, а то вы с Мариной... как ее? – …Анатольевной. – С Анатольевной горазды рассуждать об экскурсиях по Луне. Только Юльке зачем это слушать, я не понял? – Действительно, зачем Юльке слушать, о чем болтают два психа? Нечего было ее возить туда, где болтают. – Идем, – Оскар свалил гостинцы в палату товарища и выглянул в коридор. – Вот что, фантаст, собирайся к Розалии отмечать развод. И поприличнее оденься. – Я не могу. Я пригласил Марину на ужин. – В больничную столовку на тарелку каши? – Зачем каши? Женщин я обычно приглашаю в ресторан. – С каких это пор у нас в рестораны пускают психов? – Мало ли, кого куда пускают. – Одевайся, Учитель велел тебя доставить при параде. – Не могу, – упрямился Женя. – Марина уже приняла приглашение. Она месяц со мной не разговаривала, а тут согласилась. – Горжусь тобой. – Я сам собой горжусь. – Только статью поменяй, – посоветовал другу Оскар. – У тебя не невроз, у тебя симптомы маньяка-геронтофила! – Приятно повеселиться у Розалии! – обиделся Женя и вернулся к Марине Анатольевне на скамейку.
Повеселиться Оскару действительно не пришлось. В тот вечер он не мог сосредоточиться на тарелке потому, что занял неправильное место за общим столом. Прямо перед ним на стене, за головою у будущего мужа Эльвиры Натановны, нимбом висело серебряное блюдо, подаренное бабушке Саре поклонником. На блюде был изображен солнечный диск с расходящимися лучами. В центре диска – лицо, поражающее своим спокойствием на фоне общего безумия мироздания, словно вся гармония Вселенной проистекала на свет через эти черты, умиротворенные и безучастные. Пока подавались закуски, Оскар мучился, стараясь понять, чем зацепил его данный предмет. Вспомнив, он мучился вопросом, как быть? Почему сейчас? Почему он раньше не вспомнил и даже не подумал об этом?.. Почему до сих пор ему ни разу не приходила в голову простая и гениальная мысль. Оскар не мог усидеть на стуле. Не мог дождаться минуты, когда Учитель выйдет на балкон покурить, но Розалия Львовна преградила молодому человеку дорогу. – И ты закурил, Оскар? – удивилась она. – Безобразие! Надо немедленно избавиться от этой привычки. Ты же не хочешь, как Натан Валерьянович, в пятьдесят лет умереть от инсульта? – Нет, не хочу, – согласился молодой человек. – Тогда не надо дышать этой дрянью. – Я только хотел спросить... – О чем? – О блюде, которое висит у вас на стене. – О блюде? – удивилась хозяйка. – Блюдо – старинная вещь. Оно было подарено бабушке Натана Валерьяновича и должно перейти дочерям по наследству. – Неужели по наследству? – у молодого человека от стыда запылали уши. – Розалия Львовна, не могли бы вы подарить это блюдо Учителю, – проблеял он, – за место моей комнаты в доме. Я бы заплатил, но у меня нет столько денег. – Зачем? – не поняла Розалия. – Надо проверить, что за металл. Может быть, он имеет свойства, которые… не должен иметь. – Ты полагаешь, что держать его в квартире опасно? Оскар вынул из кармана прибор, которым с утра проверял электропроводку машины, и Розалия Львовна схватилась за сердце. Стрелка прибора была окрашено в ужасающе красный цвет, цифры шкалы отсчитывали последние дни семейства, но в комнату вошла Алиса Натановна, и страшный прибор скрылся в кармане. – Я хотел бы проверить, – прошептал Оскар, – но при всех неудобно. Во время десерта Оскар почти успокоился. Он не смотрел в глаза Розалии Львовне, чтобы не краснеть от стыда. Он сосредоточился на креманке с желе и взбитыми сливками, но все равно краснел. Зато Розалия Львовна бледнела от страха. Ужин подошел к концу. Оскар наелся так, что не мог согнуться, чтобы завязать шнурки. Натан Валерьянович с Юлей вызвали лифт, старшие дочери вышли на лестницу попрощаться. Оскар сидел на тумбочке, путаясь в шнурках, пока Розалия Львовна оборачивала блюдо полиэтиленом и совала в сумку. – Убери в багажник, – просила она. – Ради бога, не держи в руках. Ты ведь знаешь, как важно соблюдать меры безопасности? – Знаю, – кивнул молодой человек. – Позаботься о том, чтобы этот предмет никогда не попал в хорошие руки.
«Предмет» Натан Валерьянович заметил только на подъезде к даче и только потому, что Оскар не выпускал его из рук. Заметил, соотнес с чрезмерной задумчивостью ученика и ничего не понял. Он свернул в поселок, высадил Юлю, раскланялся с Юлиной матушкой. Оскар был так задумчив, что не заметил возможную тещу. – Что с тобой? – спросил Натан, когда машина выехала из поселка. – Что у тебя в руках? – Блюдо. Подарок Сотника Саре Исааковне. – Почему оно у тебя? – Розалия Львовна подарила. Оно ей больше не нужно. – Удивительно. – Только не сердитесь, Учитель, я сказал, что оно радиоактивное. Натан Валерьянович улыбнулся, но ничего не ответил. Он свернул с шоссе, доехал до поворота на дачу и понял, что напрасно не вник в ситуацию. – Зачем тебе блюдо? – еще раз спросил Натан и нахмурился. – Металл, Учитель. Металл реального мира, который имеет те же свойства, что дурацкий лунный значок, купленный лунатиком на Луне. Его массы должно хватить на каркас. – Надеюсь, до этого не дойдет. – Теперь нет выхода. Хотите работать на оборонку грядущего века? Я не хочу. – Если мы не захотим, нас никто не заставит. – Откуда вы знаете, что они «никто»? Почему вы решили, что нас будут спрашивать? Подпишут указ и вперед. – Надеюсь, что ты ошибаешься. – Я в тюрьму не хочу. Пусть я ошибаюсь, но каркас у нас будет. На всякий случай. – Надеюсь, ты ошибаешься с природой металла. – Если я ошибаюсь с металлом, Учитель, я съем свой диплом. – Ты не наелся сегодня, – предположил Натан. Машина преодолела пустырь с мемориалом, двинулась вдоль забора. Попутчики замолчали. Каждый из них был недоволен по-своему, но долгий день подошел к концу и для конструктивной полемики сил не оставил. Молчание прекратилось, когда Натан заметил у ворот чужую машину. – У нас гости, – предупредил он. Оскар на минуту выпустил блюдо из рук, но только для того, чтобы спрятать его под сидение. Хозяева вышли из машины и ужаснулись. Задняя часть автомобиля гостя была раздвинута круглой дырой, словно пластилиновый предмет столкнулся с ракетой класса Земля-Марс. Заднее стекло не оплавилось, оно растянулось и застыло, багажник приобрел ровную вмятину, задний левый фонарь превратился в плюшку, выпятив наружу ядовитый глаз. – Свои, – сказал Оскар. – Чужие на таких машинах не ездят. Подождите-ка, Учитель, я гляну в окно. В кухне горел свет, за столом сидел водитель мятого транспорта. Пил чай, ел батон, слушал музыку. Заметив лицо в окне, он вскочил со стула и выдернул из ушей гарнитуру. – Привет демонстраторам классических поз! – поздоровался Оскар. – Давно ты здесь не позировал. – Наконец-то! – обрадовался гость. – А я вот… ехал мимо, решил навестить. Дай, думаю, проведаю… от нашего сиятельства привет передам. – Сиятельство как было «с приветом», – заметил Оскар, – так «с приветом» осталось. Что еще за новости ты привез? Артур выглянул за дверь. – Она не звонила? – Нет, – встревожился Натан. – А что? Должна была позвонить? – Мимо не пробегала? Куда подевалась, не знаете? – Этого, дружочек, никто наверняка знать не может.
Часы пробили полночь, когда Артур доел батон и досказал историю, приведшую его на дачу Боровских в автомобиле сомнительного стандарта. Он опустил подробности прохождения таможни, не стал цитировать графиню, объятую ужасом при виде дыры, не стал описывать изумление постовых и случайных прохожих. Артур ни словом не обмолвился о деньгах, которые ему предложил за машину поляк, и о том, что послал поляка подальше. С самого начала Артур решил пригнать автомобиль сюда, чтобы профессор Боровский, не верящий в чудеса, воочию созерцал феномен, и потрудился его объяснить. Боровский долго не размышлял: – Тому, что случилось с автомобилем я вижу одно объяснение: – сказал он, – неаккуратность. Да, именно неаккуратность обращения с оружием, не предназначенным для человека, даже такого неординарного человека, как Мирослава. Да... – вздохнул Натан. – Значит, ты поставил Греаль на место? На ту же полку? – Ага, поставил, – ответил Артур. – Мирка сказала, что без мозгов он работать не будет. А мне зачем задницу подставлять? Я без задницы тоже не труженик. А у меня с деньжатами… не особенно. Натан Валерьянович, вы не одолжите на первое время? Я устроюсь на работу и все верну. – Классическая поза номер один, – отметил Оскар. – Правильно сделал, что вернул Греаль, – Натан достал кошелек. – Молодец, Артур, что не привез его. – Да я бы и не успел. Мирка удрала, Густав посидел-посидел, за ней погнался, даже толпа разбрелась. Чего мне торчать одному с этой банкой? Сначала поехал за ними в Грасс, потом в Ниццу, по ювелиркам прошвырнулся. Стал спрашивать – ихнего сиятельства никто не знает. И камня такого, как надо, не видели. Я же описал: крупный, прозрачный и острый, как стрела. Правильно? – Правильно, – подтвердил Натан. – Я опять в клуб вернулся, полез как дурак в унитаз… И там ничего. Я звонил. Но разве ж их сиятельство берут трубку? Это ниже их графского достоинства. Ага, мерси, Натан Валерьянович, – поблагодарил Артур, складывая купюры в пустой бумажник. – Я летом заработаю. – Скажи мне, Артур, что случилось? Как вышло, что Георгий бросил Греаль? Деев пожал плечами. – Мирка сказала, у него времени не было. Он спешил на секретные переговоры в секретное место. – Вероятно, это место в смещенном поле. Если Мира была уверена, что оттуда он за ней не следит… Интересно, что за секреты, ради которых надо бросать Греаль в парфюмерной лавке? – Не знаю. Мирка не говорит, я не спрашиваю. Я даже не понял, можно мне обратно в Европу или лучше залечь на дно? Натан Валерьянович, вы не возражаете, если я поживу здесь, пока она не объявится? – Классическая поза номер два, Учитель! – Может быть, вам сторож нужен для охраны хозяйства? А то ведь дом отгрохали, а я его пальцем открыл. И участок отхватили нехилый. Тут свору собак держать надо, чтобы не ограбили. Хотите собаку? – Деев, ты не слишком обнаглел? – возмутился Оскар. – Здесь тебе не Париж. Здесь чтением детективов в голом виде не заработаешь. Обратите внимание, Учитель, с каждым годом наглеет. – Живи, – разрешил Натан. – Стало быть, Георгий должен был вернуться позавчера. – Ну, – подтвердил Артур. – Вот я и спрашиваю про сиятельство? Живое оно или как? – Артур, послушай меня внимательно и запомни, для своей безопасности запомни такую вещь: никогда, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не следует прикасаться к таким вещам, как Греаль. Даже если тебя попросила об этом Мирослава. Даже если очень попросила, ты не должен поддаваться на провокацию. Греаль можно взять в руки только в том случае, если об этом просит лично Георгий, и ни при каких других обстоятельствах. – Я-то понял. – Я не уверен, что смогу объяснить тебе степень опасности, которой вы себя подвергали. Поверь мне и пообещай, что больше так делать не будешь. В этот раз обошлось, но я не уверен, что Жорж не узнал о ваших проделках. Может быть, Мирославе позволено больше, чем нам… Мирославе, не нам с тобой. Однажды Георгий нас простил по неведению. Больше такого не повторится. Если б ты привез Греаль сюда, ты поставил бы всех нас в сложное положение. – Вот-вот, Натан Валерьянович! Разве я не понимаю? Вечно Мирка меня с толку собьет. Я же ей говорил, а она… разве слушается? Она думает, если я не привезу сюда банку, конец света начнется. Вы про одно, она про другое. Никакого порядка у меня в голове. Кому верить? – Мне, – ответил Натан. – Тихо... – шепнул Оскар. – В дверь стучат или мне послышалось? Стук повторился достаточно выразительно. Гость даже дернул за ручку, чтобы проникнуть в дом, но засов устоял. – Валерий Петрович, – предположил Натан и пошел к двери. – Машина не подъезжала, – предупредил Оскар, – я бы слышал. – Кто мог придти к нам пешком? Разве что родственник погибшего пассажира заблудился. Оскар прилип к окну. Боровский вышел на веранду. Артур, на всякий случай вооружился сковородой и притаился за дверью.
Графиня прошла в дом и первым делом заметила сковороду, потом Артура. Она не удивилась ни тому, ни другому. – Нашествие мертвецов? – спросила графиня. – Опять по кладбищу ногами топали? Где объект?.. – Чего? – не понял Артур, но сковороду опустил. – Вещь! – У Жоржа твоего, я думаю. – Ну, все! Приплыли! – вздохнула графиня. – Теперь мосье Джи знает обо мне все. Мой лучший друг, Артур, подставил меня в лучшем виде, – она закрыла глаза и на минуту притворилась спящей, но не успели присутствующие осознать угрозу, как графиня очнулась в ярости. – Я тебя просила возвращать посудину?.. – набросилась она на Артура. – Что ты натворил, дубина?! – А что я должен был делать? – оправдывался Артур. – Ты пропала! Я тебя искал, между прочим! Ты где была? Где ты была, я тебя спрашиваю? – Нет, вы слышали, Натан Валерьянович? Он меня спрашивает! Сначала сдал с потрохами, теперь устроил допрос! – Может, вашему сиятельству кофе? – предложил Оскар. – И бутерброд с сыром, – распорядилась графиня. Съев бутерброд, Мира стала приходить в себя. Она смирилась с утратой и с подставой, без скандала выслушала все, что Боровский думает о проваленной операции. Графиня не могла согласиться с тем, что услышала, и съела еще один бутерброд, но скоро поняла, что жизнь потеряла для нее вкус. – Я не хотела портить машину! Я даже написала на стволе, где верх, где низ, – оправдывалась Мира, – а оно переворачивается само как хочет. Натан Валерьянович, ствол абсолютно симметричен, когда ему это выгодно. Я просто забыла посмотреть заряд на кристаллах. Сам виноват. В его дурацкой машине не развернешься. – В отличие от вас с Артуром, Георгий нелегкомысленный человек, – предупредил Натан. – Надо было предположить, что он застраховался, прежде чем оставить кубок. Надо было хотя бы позвонить мне. – Чтобы вы меня отговорили на месте? Если бы я звонила вам перед каждым шагом, я бы до сих пор ходила с косой и работала учительницей французского! Вы хотели Греаль! Хотели или не хотели? – Мы не хотели, чтобы ты украла его у хозяина, – ответил Натан. – Ты рисковала, Мира. – Я не рисковала! Собрания Жоржа надежнее могилы. С того света он меня достанет проще, чем с собрания. Да они его не отпустят. – Кто они? – Не знаю, как их назвать, Натан Валерьянович. Я не уверена, что это люди. Они на нас смотрят, как на мартышек в зоопарке. Уставятся и… ни слова, ни жеста, ни выражения лица. Вы бы их видели. Привратник рядом с ними – просто душечка. – Мира! – Боровский почувствовал озноб, словно на мгновение вернулся в кабинет Карася и предстал перед взглядом начальника. – Послушай меня, девочка… – Я поняла, Натан Валерьянович, мне вообще ничего делать не надо. Мне надо вернуться в Монте-Карло! Пить коктейли и играть в теннис. А вы мучайтесь, разбирайтесь сами, как работает Греаль, изобретайте велосипед, а я посмотрю, можно ли на нем ездить. – Мира… – Вы думаете, мне одной надо? Просто я раньше вас поняла необходимость и не собираюсь ждать, когда поймут остальные. А они поймут, когда будет поздно! – Мира! Расскажи мне все, что ты знаешь о людях из собрания, которое посещает Георгий. Все, что можешь нам рассказать. Поверь, моя девочка, для нас с Оскаром эта информация сейчас важнее Греаля. Графиня опешила. – Об эзотериках? – Опять эзотерики. – Ну… это кому как. – Кто такие эзотерики? Кто те люди, которые так себя называют. Эзотерики – слишком общий термин. Это христианская секта? – Да, прямо!.. Никакого отношения к религии они не имеют. Хотя, если глубже копнуть… Может быть, когда-то и баловались массовой идеологией. Сейчас времена не те. А что? – Что за проблемы их занимают сейчас? – Не знаю, и знать не хочу. Вам бы пришло в голову задавать Валеху вопросы? – Валех – другой случай. Ангел не имеет права отвечать на вопросы людей. Он имеет право только спрашивать, но из его вопросов иногда можно узнать больше, чем из ответов некоторых мудрецов. Мира, ты уверена, что эзотерики – люди? – Люди бывают разными, – ответила Мира. – Не понял тебя. – Вы заметили, как изменился взгляд москвича? Они теперь не смотрят в глаза, они смотрят сквозь вас в пустоту. Нигде в мире люди не смотрят друг на друга так, как в Москве. Я приезжаю сюда и мне страшно. Не знаю, кто такие эзотерики, Натан Валерьянович, но взгляд у них точно нечеловеческий. – Так я и думал, – вздохнул Натан. – И я, – подтвердил ученик. – Какие задачи ставят перед собой эзотерики, тоже не представляешь? Ты никогда не говорила с Жоржем на эту тему? – Почему? Говорила. – Ну и?.. Мира удивилась сначала тревожному взгляду Натана, затем растерянной улыбке Оскара. – А что стряслось? – Ты когда-нибудь присутствовала на их собраниях? Бывала в их офисе? – Нет, конечно! Они закрыты от всех, а офиса у них принципиально нет. – Почему принципиально? – Таким образом, они подчеркивают свою непричастность, и очень любят заявлять о том, что человечество их не волнует. На самом деле очень даже волнует! Вы себе не представляете, как сильно их волнует человечество. Они снимают клуб, выгоняют оттуда персонал и отдыхающих, чтобы только перемывать кости человечеству. – Обсуждают проблемы влияния на цивилизацию? – предположил Натан. – Не знаю. Мне кажется, просто экспериментируют, а Жорж ничего конкретного не говорит. Жоржу, как Ангелу, бессмысленно задавать вопросы. – Правильно, – согласился Натан. – Конечно, правильно, Учитель! Они экспериментируют с человечеством. Лепешевский говорил, что дохлый таракан может изменить судьбу сверхдержавы, если сдохнет в супе у жены посла. – Ничего не знаю про таракана, но идея хорошая, – согласилась Мира. – Ну, хотя бы короля африканской страны заменить на диктатора они могут? – настаивал Оскар. – А толку-то с африканского короля? Меняют даже президентов сверхдержав на чурки кленовые, и что? Эзотерики виноваты в том, что человеку грядет конец? – Мира, что ты понимаешь под экспериментами над человечеством? – спросил Натан. – Возможно, компания, которая приглашает Жоржа, может заменить бананового президента на нефтяного. Возможно, технически это несложно, но в отличие от нас, они имеют возможность увидеть результаты такой замены через сто лет, двести… тысячу. И если что-то не так пойдет, вернуть бананового короля обратно. В мире иногда творятся необъяснимые вещи, нелогичные и неразумные, но простому смертному никогда не понять причины, даже если он гениальный аналитик. Точнее ничего сказать не могу. Одно знаю точно: эзотерикам очень дискомфортно оттого, что у Жоржа Греаль. С Жоржем они предпочитают не ссориться. – На кого они работают, Мира? – Об этом спросите вашего любимого собеседника, уважаемого Валеха. Наверняка на него и компанию его соплеменников. Ради чего Ангелы терпят в дехроне людей? По той же причине, по которой вы терпели в своем доме рабочих, когда они клали стены и заливали бетоном подпол, чтобы вы заперли в нем свои компьютеры. Я не знаю, что ответить, Натан Валерьянович. Я могу только предполагать. – Допустим, я давал работу людям, которые в ней нуждались, – рассудил Натан. – Возможно, и Ангелы дают человеку шанс? – Зачем? – Хороший вопрос. Но, боюсь, что Валех нам на него не ответит. Не я один подозреваю, что миром правят не президенты, и даже не главы нефтяных корпораций... И не те, кто подписывает исторические документы, определяющие наше развитие. – Миром правит Большой Бардак! – заявила графиня. – И никто, кроме Большого Бардака. Этот мир допрыгался до того, что кто угодно может ткнуть в него пальцем, и он покатится к чертовой матери. Так что вы напрасно с ним церемонитесь, с этим миром. Натан Валерьянович поставил чайник и порезал остатки сыра в гробовой тишине. Учитель задумался, Артур решил, что самое время воткнуть в уши плеер, Оскар, от греха подальше, запер на щеколду входную дверь. – Поиск идеального человеческого общества не имеет смысла, – сказал Боровский. – Идеального общества не бывает. – Типичный физик! – заметила Мира. – Ну, откуда вам знать, чего бывает, а чего не бывает? Машину времени еще не изобрели и даже не пытались… а уже доказали, что она невозможна. – Возможна! – возразил Натан. – Возможна… – Уже прогресс! А изучением цивилизации вы пока что не занимались, зато уверены... – Машина времени возможна при одном условии, – уточнил физик. – При условии, что невозможен физический мир такой, каким мы представляли его до сих пор. – Ладно, гуру! Вас не переспоришь, – махнула рукой графиня. – Я рассказала все, что смогла. Теперь признавайтесь, каким образом вас достали милейшие эзотерики? Почему вы начали собирать о них информацию? – Ты говорила, что эти люди выглядят как-то особенно? – спросил Боровский – На нормальных людей непохожи. – Сможешь узнать одного из них, если увидишь? – Я-то смогу. Главное, чтобы он меня не узнал. – Завтра утром мы подъедем в одно учреждение. – К Карасю? – догадалась графиня. – Да, к Валерию Петровичу. Я хочу, чтобы ты посмотрела на его шефа. Мира, оттого, что ты скажешь, зависит много. Сейчас это важнее Греаля. Ты должна увидеть его, а потом будем думать, что делать и как вести себя дальше. – Карась о нем что-нибудь знает? – Мы не говорили на эту тему. Вот какая странная история, Мира… У меня всегда была хорошая память на имена. Возможно, профессиональная. После первого семинара я, как правило, запоминал всех студентов по списку. А этого человека мне представили несколько раз. Я старался запомнить, но не запомнил… – Знакомые фокусы, Натан Валерьянович. Странно, что вы разглядели его лицо. А то, знаете ли, бывает, что говоришь с человеком, говоришь, а образа в памяти не остается. Ладно, подъедем, посмотрим. Что от вас хотел Валеркин начальник? Наверно, решал, стоит ли с вами работать? – Как ты догадалась? – Если бы он решил вас использовать, вы бы запомнили имя. Можно, я сначала поговорю с Карасем? Почему вы так всполошились? Даже если он эзотерик... У Валеры сама по себе контора странная, и начальство должно соответствовать. – Скажите ей, Учитель, – настаивал Оскар. – Выкладывайте, Натан Валерьянович, – поддержала Оскара Мира, – раз уж начали. – Не могу утверждать, но мне показалось, что нас с Оскаром зондировали на возможность создания хроно-бомбы. Оружия, несопоставимого по мощности ни с чем. Несопоставимое даже по классу. Они хотели знать, есть ли возможность начать работу над таким оружием прямо сейчас. – А вы бы молчали, – посоветовала графиня. – Вы же умеете делать идиотов из тех, кто не разбирается в квантовой механике. Вот и продолжали бы делать из них идиотов. – Но в этом случае… – Молчите! – повторила графиня. – Молчите, пока вас пытать не начнут. Потом зовите на помощь. – Но я… – Ничего не случилось. Вам задали вопрос – вы не обратили внимания. Нормальная позиция уважающего себя ученого. То ли дело я: встретила школьную подругу – и язык развязался. – Мира… – Послушайте, Натан Валерьянович! Спускается подруга по лестнице мне навстречу. Вся в бантах и цветах, с выпускного звонка, и жалуется на жизнь, говорит: «Боюсь подавать документы в университет. Мне без стажа ничего не светит». А я говорю: «Любка, подавай. На романскую филологию, конечно, не поступишь, а на педагога младших классов – легко. И в университете поучишься, и замуж выйдешь за дипломата. Всю Африку объездишь со своим корявым французским». Я ей говорю, что все в ее жизни сложится: будет ездить по Москве в белом кабриолете. Любка обалдела. Говорит: «Откуда ты знаешь машину моей мечты? Сны мои видела или дневники читала?» Подошли остальные, стали спрашивать, а я вспоминаю, что с каждым из них стало после школы. Вспоминаю, рассказываю, и тут до меня доходит, что я никакая не ясновидящая. Просто я прожила жизнь, которую они еще не прожили. Просто я сплю, а они мне снятся. И тут я просыпаюсь и думаю: что если Жорж не читает мои мысли и не ставит ловушки? Просто он прожил жизнь, которую я только собираюсь прожить. Я еще придумать не успела, как его обмануть, а он уже знает, как меня наказывать будет. – Вот, о чем я тебе, Мира, всегда говорил! – Если шеф Валеры – эзотерик, вы под него не копайте. Он лучше вас знает, что возможно, а что невозможно. И уж точно знает, чем дело кончится. Если вы не согласитесь на него работать, он вам ничего не предложит и воспоминания о себе не оставит. А если предложит, значит, никуда не денетесь. Они найдут аргументы, которые вас убедят, а Оська пойдет прицепом. Когда видишь будущее, как свершившийся факт, не надо ничего предполагать. Логика лежит на поверхности. – Надеюсь, Мира, что ты ошибаешься. – Если я ошибаюсь, значит, ваша любимая физика времени никуда не годится. Остается ненавистная вам «теория авторства»: то есть ваши эзотерики, как и мой Жорж, лично знакомы с Тем, кто заранее знает все. Все мы, так или иначе, работаем на Него, только одни сознательно и добровольно, другие неосознанно и по наитию… Ему-то и надо задавать вопросы. – Вот, кто наверняка не ответит. – Значит, Сам не знает. В этом случае, надо будет помочь Ему разобраться. – Вы не поверите! – предупредил Оскар. – Но у нас еще один гость. Натан Валерьянович успел выключить чайник и подойти к окну. К воротам подъехал джип, из машины вышел мужчина и уверенно направился к крыльцу. – Жорж! – догадалась Мира, не вставая с кресла. – Мы что-нибудь натворили? – испугался Оскар. – Нет, я сама виновата. Взяла заранее билет на самолет, а он терпеть не может, когда я лезу в самолеты. Графиня не ошиблась. На пороге действительно появился Зубов. Уставший человек, проделавший долгий путь в поисках подруги, вероятно не спавший накануне. В этот раз человек никуда не спешил и, возможно, не отказался бы от чашки крепкого кофе. Занималось утро. На кухне еще горел свет. – Мне надо поговорить с вами один на один, Натан Валерьянович, – обратился к хозяину гость. – Прошу… – ответил Боровский. В кабинете Зубов занял место перед профессорским столом и дождался, пока хозяин закроет дверь. Он достал из-под плаща футляр цилиндрической формы, отстегнул цепочку и поставил на стол перед изумленным физиком. Натан Валерьянович сделал вид, что не понял тему предстоящего разговора. Жорж дал оппоненту время понять, что не настроен играть спектакль. – Однажды вы убедили себя в том, что Греаль – рабочий инструмент «творца» и с тех пор слишком увлеклись своим заблуждением, – сказал он. – Это была ваша гипотеза, Натан Валерьянович, с которой некому было спорить. Вы верно решили задачу, но вместо минуса поставили плюс. Греаль – не компьютер, творящий мир, а бомба, которая должна его уничтожить. Греаль – это хроно-бомба тотального поражения. И, если вы уверены, что сможете применить ее в нужное время, я ни секунды не сомневаясь, оставлю это здесь и уйду. – Волосы на макушке Натана встали дыбом. – Когда я оказался на вашем месте, – продолжил Жорж, – я был слишком молодым человеком. Сейчас я бы выставил за дверь любого, кто осмелится поднести мне такой подарок. Свое проклятье я получил из рук того, кого считал отцом и учителем. Получил с восторгом, с благодарностью, и только прожив жизнь, узнал, что он меня предал. Предал тот, кого я почитал, как Бога. Вы свободный человек, Натан. Вы можете себе позволить инсульт. Можете, не дожидаясь инсульта, свести счеты с жизнью. Я не могу. Я могу только предостеречь таких одержимых, как вы. – Я не одержим, – ответил Натан. – Я беглец от абсурда. В физической природе мира, в котором я живу, как в политике… иногда происходят логически странные вещи. Нам, смертным, не дано понять их причин, какими бы мы ни были одаренными аналитиками. Вы предлагаете мне ношу, заранее зная, что мне она не по силам. Зачем? – Не хочу, чтобы вы повторили мою ошибку. Вам много раз предложат ношу, непосильную для человека. Я хочу, чтобы вы отдавали себе отчет… – Тогда объясните, где грань? Как мне сделать в своей жизни хоть что-нибудь значимое, чтобы не превысить человеческих полномочий? Как не переборщить? Как заранее застраховаться от ошибок, если я не представляю себе, что происходит, а значит, не чувствую допустимых границ. Скажите мне, где я уже допустил ошибку? – Вы решали проблему не с той стороны, – ответил Зубов. – Хотите понять ремесло – ищите мастера. Нет смысла собирать обломки инструмента. Инструмент без мастера становится бомбой. До сих пор вы занимались тем, что разбирали бомбу на части и выясняли их назначение. Не надо. Каждый шаг на этом пути может оказаться последним. Греаль не отвечает на вопросы физиков и не дает технических рекомендаций. Он не творит миры, не насыщает страждущих, не водит заблудших в пустыне. Он исполняет волю того, кем создан. Ищите мастера. Только он вам объяснит этот мир, со всей его логикой и абсурдом. – Где же его найти? Да разве мастер станет говорить с вандалом? – Надо учиться слушать того, кто молчит. Попробуйте вы. Я не смог.
На прощание графиня Виноградова поцеловала Артура, обняла Натана Валерьяновича и извинилась за то, что вторглась в неурочный час. Оскара графиня не обняла и не поцеловала, но в глубине души молодой человек допускал такое событие. Предполагал, готовился и не на шутку разволновался, но графиня ограничилась дружеским рукопожатием. Этого оказалось достаточно, чтобы вогнать молодого человека в краску. Оскар проводил машину Жоржа, стал запирать калитку и обратил внимание на предмет, оставленный графиней в его ладони: крупный прозрачный кристалл, острый, как наконечник стрелы.
Глава 5
«За что-то Бог человека все-таки любит, -- подумал Артур. – Если даже такой раздолбай, как я, попал в рай, значит с человечеством не все потеряно. Надо сказать Валерьяновичу, чтобы не мучился. А может быть, ошибочка получилась? Может быть, рай открылся не для меня, а я влез? А хороший человек стоит в очереди и меня проклинает?» -- Артур приоткрыл глаза. В раю не было ничего, кроме неба. Хоть бы самолет пролетел. Не пролетел. Совсем не так он представлял себе пристанище праведников, и уж тем более не думал, что когда-нибудь сюда попадет. «А может я сделал что-то хорошее? -- спросил себя Артур. – Может быть, успел в последние минуты до смерти?» Ему вспомнилась поездка к Жене, больница, в которую они возил Женину больную подругу. Вспомнилось, как после процедур они направились в гости к Натану, и Марине по дороге сделалось плохо. Артур собирался в тот же день отвезти их назад, но Марина спала до утра, и Натан не разрешил ее будить. Если бы Марина не уснула, Артур не занял бы чужого места в раю, и вообще, не лез бы на тот свет без очереди. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться, и вспомнил, как Натан ругал Оскара за невежливое общение с гостьей и с Юлей, и с Женей, и с каким-то человеком, который звонил по телефону. Натан Валерьянович ругал ученика, который в последнее время одичал от сидения за компьютером и хамил без исключения всем подряд, даже продавцам в магазинах. Оскар нахамил и Алисе Натановне, которая привезла из дома чемодан постиранного белья, но Алиса Натановна смогла за себя постоять. Она пригрозила Оскару кулаком, отдала отцу домашний пирог, но ужинать не осталась. Девушка сообразила, что в этой компании ей делать нечего. Утром Марина молчала, Оскар раздражался, Женя говорил глупости, а Натан Валерьянович думал… «Наверно у него был день рождения, -- решил Артур, -- а я взял денег в долг и даже не купил подарок». Он вспомнил, как отвез обратно в пансионат Женю с печальной подругой, как заехал на авторынок и приобрел какие-то мелочи, о которых просил Натан, а потом остановился у дорожного магазина, чтобы купить апельсиновый сок, но апельсиновый не нашел и купил томатный. Купил, поехал домой и оказался в раю. Да! Артур вспомнил все пронзительно точно: на дороге стоял человек, которого он знал. Когда-то прежде они уже виделись и даже говорили, но где, когда и о чем? Артур не вспомнил. Человек стоял посреди дороги. Человек смотрел ему прямо в глаза, словно хотел поздороваться, но имени его Артур не вспомнил, поэтому вылетел на обочину. В машине запахло бензином, он разбил стекло, чтобы выбраться на траву…
Артур не чувствовал тела. Он был уверен, что оставил его на Земле, и небесный свет жег глаза потому, что их нечем прикрыть. Он хотел поднести к глазам руку, но боль в боку не дала шевелиться. Кровь из брови потекла прямо в глаз. Прошло немного времени, и Артур увидел собственный нос и то благодаря тому, что нос распух и заслонил собою нижнюю половину неба. -- Ну, Человек, -- услышал он голос, -- как мы с тобой поступим? -- Слупицкий монах склонился к его лицу. – Здравствуй… Или ты не хочешь со мной поздороваться? -- Здравствуй, -- ответил Артур. – Почему не хочу? Хочу. А что, уже пора того?.. -- Тебе видней, Человек, когда тебе пора и чего… Если ты считаешь, что на этом твой жизненный путь может быть завершен, значит принимай мои поздравления. -- Как завершен? – не понял Артур. -- Зачем ты здесь нужен без денег, без мозгов и без связей? А теперь еще без машины. Скажи, какая польза от тебя этому миру, если ты не знаешь, ради чего живешь, и когда отсюда пора? -- Я заработаю, -- уверил Привратника Артур. – Я только оклемаюсь и обязательно заработаю. -- Не в деньгах труды и счастье твое, Человек, -- ответил Ангел. – А счастье твое в предназначении в этом мире. Если ты не понял своего предназначения до сих пор, ты не заработаешь ни гроша, и лишние годы на этом свете тебя не утешат. Скажи мне, Человек, что ты не сделал в своей жизни такого, что должен был сделать только ты, один на Земле, и никто другой? -- Я не купил Валерьянычу фильтры, -- вспомнил Артур. – Масло взял, а фильтры снял и забыл про них! Елки… мне ж надо вернуться. -- Или освободить место тому, кто помнит, зачем поехал на рынок? -- А я подвинусь, если что… -- пообещал Артур. – Мне много места не надо. -- Что изменится в этом мире оттого, что ты просто подвинешься? -- А мне уже лучше. -- Лучше? – удивился Привратник. – Ты лучше стал понимать свое назначение? -- Нет, я стал лучше себя чувствовать, -- ответил больной и сел, превозмогая боль. Кровь хлынула в глаз. Артур увидел на обочине скорую помощь и зевак, которые искали мост через ров, заполненный коричневой водой с ароматом навоза. Люди размахивали руками, давали друг другу советы, решали, кто из них полезет в канаву. Неподалеку вверх колесами лежала машина Натана и истекала томатным соком. Артур хотел ползти к канаве, но побоялся. Привратник все еще надеялся увлечь его за собой. -- Можно, я пойду? – спросил Артур. – Ну… или поползу? -- С каких это пор, Человек ползущий, тебе нужно мое разрешение, чтобы обваляться в дерьме? -- удивился Привратник. -- Почему ты ни разу не спросил меня, как подняться на ноги и куда пойти? -- А… -- замешкался человек, -- я хотел Валерьянычу долг вернуть. -- Ты должен только тому, который верил в тебя и разочаровался. Но этот долг тебе оплачивать нечем. -- А если мне не понравится на том свете? Если я захочу обратно? -- Если тебя понравилась жизнь, которую ты прожил, то от смерти ты тем более будешь в восторге. -- А если не буду? -- Человек сомневается дважды, -- ответил Валех, -- перед тем, как появиться на свет, и перед тем, как покинуть его. И в том, и в другом случае от него ничего не зависит. Я не знаю идеи, ради которой тебе, Человек, надо переплывать канаву. Если ты болен такой идеей, выброси ее из головы. -- Перед Валерьянычем все-таки неудобно, -- признался Артур. – Он расстроится. -- Всего один раз, -- заметил Привратник, -- если ты откажешься идти со мной, ты расстроишь Валерьяныча еще не однажды. Избавься от себя, как от самой тяжкой ноши своей, и не обременяй ею ближнего своего. -- Не… я больше не буду, -- пообещал Артур и понял, что от этого типа ему не отделаться. От Валеха и прежде, в здоровом состоянии тела и духа, непросто было отделаться. Надо было прочесть заклинания, совершить обряд, и, на всякий случай исповедаться, но премудростей общения с потусторонним миром Артур не освоил. Мира предупреждала его, прежде чем отправить в Россию, давала совет, но душевные речи Ангела вычистили полезную информацию из головы и натолкали в нее сентиментальных глупостей. Артур разозлился. С какой стати он должен иметь идею для того, чтобы просто быть живым человеком? Разве недостаточно того, что он еще жив? Разве не грех собираться покончить с жизнью раньше, чем она сама покончит с тобой? Всю эту информацию он хотел представить Привратнику для размышления, как вдруг его посетила идея покруче. Артур пополз к машине, волоча по траве разбитую ногу. Привратник направился следом. -- У тебя, Человек, -- сказал он, -- есть выбор только тогда, когда Создателю нет до тебя никакого дела. Когда у Человека нет выбора, он должен гордиться собой. Чем больше он несвободен в своих решениях и поступках, тем важнее миссия его на Земле. А ты… ни по эту сторону канавы, ни по ту -- никому не нужен. Только здесь у тебя есть выбор между жизнью и смертью. А там ты не сможешь выбрать даже размер костылей. Будешь благодарен за те, что дадут. Артур пролез в салон, дотянулся до бардачка и вывалил на себя кучу хлама вместе с деньгами и документами. Среди хлама валялась книга, данная ему графиней вместе с авиабилетами и напутствием: «Встретишь Ангела -- дурака из себя не строй. Ты его своей тупостью не перебодаешь. Только разозлишь». Чуть живой, Артур выкарабкался наружу и подал книгу Привратнику. -- Вот, -- сказал он. – Совсем забыл про подарок. Это вам. Привратник воззрился на обложку. Пациент, не теряя времени, рванул к канаве, под одобрительные возгласы зевак преодолел препятствие, улегся на носилки и только тогда осознал глубину своего помешательства. Он увидел гигантскую пасть холодильника, разверзнутую над ним. Холод парализовал его. Артур готов был бежать прочь, но дверь захлопнулась, мир дернулся под его изломанным телом и холодильник зашуршал колесами по дороге. Земная твердь обрела дар вращения. На потолке блеснули сталактиты сосулек. В ужасе Артур глядел в потолок. -- Нет! – закричал он. – Мне холодно! Не закрывайте дверь! Выпустите меня отсюда! На обочине остались зеваки и перевернутая машина. Впереди не было ничего, кроме дороги, которая увозила человека от рая.
Возвращение Артура совпало с настоящей весной. Небо стало ясным, воздух теплым, но подышать и согреться живому человеку не дали. Оскар с Натаном Валерьяновичем встретили его у больницы, препроводили в машину и повезли, не объявляя маршрута. -- Я так виноват! -- раскаивался Артур. – Тачку разбил, денег занял, а уж сколько вы потратили на мое лечение… Натан Валерьянович, я все верну, как только найду работу. -- Классическая поза номер сорок пять! Вернешь, -- подтвердил Оскар, -- куда ты денешься? Пейзажи за окном преобладали незнакомые, направление движения представлялось странным, напряженное молчание товарищей вызывало тревогу. -- Хотите, я дом покрашу? Огород вскопаю? Честно… -- Ты честно за все рассчитаешься, потому что выбора у тебя не будет, -- предупредил Шутов. -- А куда мы едем? – поинтересовался Артур. -- В аэропорт, Деев. Мы едем в аэропорт. Твои французские кредиторы очень беспокоятся о твоем здоровье. Даниель каждый день спрашивает, жив ли ты? Натан Валерьянович купил тебе билет в один конец на последние деньги. -- Да, Артур, -- подтвердил Натан, -- тебе пришла бумага и счет. Ты занял большую сумму, а у меня теперь не лучшие времена. Да уж… -- вздохнул он, -- если еще Алиса замуж соберется… -- Не соберется, -- успокоил Учителя Оскар, -- кто такую вредину возьмет? Точно вам говорю, Учитель! С Алисой можно расслабиться. Младшим пока рано, а Машка – такая же бандитка, как Алиса. Тоже проблемы с замужеством будут. -- М…да, характером обе в мать, -- согласился Натан. – Что Алиса, что Маша. Но какое же это хлопотное дело… свадьба! Представить себе не мог! -- Ничего, Учитель, не такие трудности переживали. -- Достаточно с меня трудностей! – заявил Натан. – Зря я отказался от контракта в Германии, Оскар! Ой, зря я тебя послушал! -- Зря, Натан Валерьянович, -- подтвердил Артур, -- и я бы с вами поехал. В Германии меня б не достали. -- Деев! – рассердился Оскар. -- Да, я взял в долг! Надо же мне было машину купить. Без машины я не могу. Кому я нужен без машины? Я сам себе без машины не нужен. Я же в долг! Я же отдам… То есть, машину я, конечно, теперь не отдам. То есть обратно продавец ее не возьмет, а поляк возьмет. Натан Валерьянович, он мне визитку оставил, вы позвоните ему, продайте и ни в какую Германию ехать не надо. Где мои документы? -- Здесь твои документы! -- Оскар швырнул на заднее сидение сумку Артура. -- Учитель, поговорите с Федькой сами. Объясните вы, если до него не доходит: нельзя загибать дорогу петлей. Лучше бы строили через каньон напрямую. -- Загнули точно вокруг пещеры? – спросил Натан. -- Ну да! С ума сошли! Федька сказал, что совсем прекратить строительство невозможно. Приезжай, говорит, начерти безопасную траекторию. Я сказал, что самолеты не перевариваю, а он ржет мне в лицо… -- Поздно чертить траектории. Стройку надо закрывать, пока не случилось беды. -- Натан Валерьянович… -- Артур протянул Боровскому визитную карточку, но Оскар отмахнулся: -- Подожди, Деев! Не видишь, мы разговариваем? -- Что за машина у них пропала? Лесовоз? – спросил Натан. -- Ни машины не могут найти, ни водителя. Это ж не легковушка! Ее попробуй по лесу протащить!.. -- Искали хорошо? -- Местные искали и МЧС. Искали службы Карася. Мистика! Будьте моим свидетелем, Учитель, я их предупреждал. -- Петля вокруг каньона опаснее, чем прямая дорога. Дольмен со временем мог заглохнуть сам, а петля вокруг возбуждает активность. Глупее невозможно придумать. -- Вот, о чем я им говорил еще год назад! -- Плохо говорил. Недоходчиво. -- Я думал у них есть мозги… кроме служебных удостоверений. Натан вздохнул. -- Натан Валерьянович, -- напомнил о себе Артур, -- я в Париж не поеду. Мне там сразу крышка. -- Кто тебе сказал, что ты едешь в Париж? – возмутился Оскар. -- А куда? -- Учитель, они же не могут обвинить нас в том, что произошло. Хотя… государственное имущество испарилось на большую сумму. Новенький был лесовоз, импортный. Сейчас они кого угодно начнут хватать и бить башкой о стены. -- Не начнут, Оскар. Наши головы им нужны. -- И чем мы поможем? -- Будем думать. Если лесовоз в ближайшее время не вернется обратно, значит, там разрастается аномальное поле. Надо выезжать на место и разбираться, что они нарушили своей стройкой, и можно ли это поправить. -- У меня на Федьку никакого терпенья не хватает. Не умею общаться с дебилами. -- Натан Валерьянович, – снова встрял в разговор Артур, -- лучше в Италию. Курортный сезон на носу… -- Кто тебе сказал, что ты летишь на курорт, Деев? – еще больше возмутился Оскар. – Ты летишь в Екатеринбург работать. -- Куда? – удивился Артур, но спорить не стал. – А чего… классный город. Жить можно. -- Кто тебе сказал, что ты будешь жить в городе? Ты, драгоценный наш, отправишься в Щербаковку. Еще не забыл дорогу? Наймешься кочегаром во дворец культуры на место Гуся, поселишься в его каптерке, будешь представляться его именем и убеждать приезжих, что ты член христианской эзотерической общины. Запиши, чтобы не забыть. -- Я? – удивился Артур. -- И только попробуй что-нибудь перепутать. Я лично вытряхну из тебя мозги и натолкаю в башку опилок. Может быть, наконец, соображать начнешь. -- Понял, -- согласился Артур. – Разве я против? И в Щербаковке жить можно. Население чуткое, природа живописная. -- Все камни, которые придут к тебе в руки, будешь пересылать в Москву, но имей в виду, для местных: ты -- кочегар! Если кто-нибудь узнает о твоей настоящей миссии… берегись! Следующее твое поселение будет на Луне. Понял? -- Понял. -- Хорошо ему пролечили мозги, Учитель, -- порадовался Оскар.
В аэропорту Артура Деева ожидал человек. Не то надсмотрщик, не то попутчик. -- Федор, -- представился он Артуру. -- Деев, -- представил товарища Оскар, -- человек-недоразумение. Глаз с него не спускай. Деев мастер влипнуть в историю. Ни копейки не давай ему в долг, иначе потратит все твои деньги, поселится в твоем доме и расстроит твои дела. Деева надо изучать как феномен, но от самого держаться на расстоянии. -- У нас все такие, – улыбнулся Федор. – Я привык. -- Стало быть, вместе полетите. Федя, проследи, чтобы его приняли на работу в Щербаковке, а он покажет тебе пещеру. Ты помнишь, где пещера, Деев? -- Разберемся, -- пообещал Артур. -- Глаз с него не спускай! На прощание Натан Валерьянович все-таки выделил небольшую сумму из бюджета для обустройства на жительство нового щербаковского кочегара. -- Навещай Серафиму, -- попросил он. – Пакет передай, что Женя для нее собрал. Пакет в твоем чемодане. Там же для тебя ключи и доверенность на машину. Женя оплатил квартиру за пять лет вперед. Нужна будет – пользуйся. Помнишь, где гараж? Женя просил, чтобы ты съездил в сервис, резину поменял, ну и… сам посмотри, что нужно сделать. Два года стояла машина. Знаешь, к кому обратиться с ремонтом? -- Разберусь, Натан Валерьянович, не волнуйтесь. -- Пожалуйста, бывай у Серафимы хотя бы через выходные. Бабка совсем старая, а помощницы у нее никудышные. Продукты из магазина бывает привезти некому. Свози ее в банк, пусть снимет деньги со счета. Скажи, что эти деньги -- ее новая пенсия, иначе она не возьмет. Убеди ее взять, потому что… никто не знает, на что они там живут. Оскар подарил отъезжающему телефон и вздохнул с облегчением. -- Я так вам благодарен, друзья мои, -- расчувствовался Артур и все-таки сунул Боровскому визитку поляка. – Позвоните, вдруг действительно купит. Мне эта тачка все равно не нужна, и вам не нужна. Только место в гараже занимает. Боровский сунул визитку в карман и отошел попрощаться с Федором. -- Надеюсь, Натан Валерьянович, ваши финансовые проблемы в скором времени будут решены, -- сказал сотрудник спецслужбы и крепко пожал профессору руку. -- Каким образом? – испугался Натан. -- Самым благоприятным. Вам ведь по-прежнему нужны деньги? -- Не так чтобы… -- На следующей неделе будет закрытое совещание. Валерий Петрович все расскажет.
Пассажиры рейса Москва-Екатеринбург смешались с толпой в зоне паспортного контроля. В голове Натана Валерьяновича тоже образовалась каша. Второй раз за день он пожалел о том, что не подписал контракт с немецким издательством. Дополненный вариант старого учебника не принес бы много позора и не решил бы денежных проблем. В любом случае, Натан бы не смог выдать замуж одновременно оставшихся четырех дочерей, но получил бы хорошую передышку. -- Зачем вы отдали ему последние деньги?.. – выговаривал Учителю Оскар. – Вы же знаете, что Дееву давать бесполезно, все равно не пойдет на пользу. -- Мне так спокойнее, -- ответил Боровский и полез по карманам в поисках записной книжки. Вежливые немцы оставили ему время одуматься, срок еще не истек, Натан Валерьянович принял окончательное решение, но нужного телефона не нашел. Нашел лишь визитку поляка. -- Позвоните, Учитель, -- заметил визитку Оскар. -- Ничего не случится, если позвонить. Будет с паршивой овцы шерсти клок. -- Машина Артура не предмет для продажи, -- ответил Натан. -- Я уезжаю в Германию, а ты возвращаешься на кафедру. -- Нет! -- Оскар, ты завтра же пишешь заявление в аспирантуру, а я прослежу за тем, чтобы оно было подписано в то же день. В планах на ближайший год у тебя диссертация и ничего, кроме диссертации. Ты понял меня? -- Я ничего не понял! – возмутился Оскар. – С чего это вдруг? -- Деньги надо зарабатывать честно, иначе они принесут проблемы вместо пользы. Я не сторонник финансовых авантюр, особенно с людьми, которые знакомятся с Артуром в дороге. На, взгляни… и задумайся, наконец, серьезно о своем будущем! «Макс Копинский, -- было написано на визитке, – черный оппонент».
Оскар Шутов дождался, когда Учитель отправится в университет хлопотать об аспирантуре, и выполнил его пожелание: он впервые в жизни серьезно задумался о будущем. Оскар знал черных магов, черных маклеров, вдов, копателей… точнее, слышал о них, но о черных оппонентах пока не слышал, и не мог представить себе такую профессию. Копинский охарактеризовал свою деятельность очень просто: -- Тебе в голову приходит тупая идея, -- объяснил он, -- моя задача на доступном языке объяснить, почему идея тупа. В итоге ты экономишь время и деньги, а я получаю процент от сэкономленной суммы. -- И что же? – удивился Оскар. – Большой процент? -- Зависит от объема работы. «Интересная профессия», -- отметил про себя молодой человек и задумался о будущем пуще прежнего. Уверенный тон поляка доверия не внушал. Непосредственность напрягала. Еще больше Оскара напрягала перспектива вернуться в университет, на кафедру, с которой уволили Учителя. Он дождался, когда Натан Валерьянович еще раз потеряет бдительность, и опять набрал номер. -- Мне в голову пришла тупая идея, -- сообщил Оскар черному оппоненту, -- хочу продать вам машину за миллион. -- Хочешь знать, чем закончится сделка? -- Хочу, чтобы вы заплатили мне миллион и забрали машину. У меня нет денег, выплачивать проценты, поэтому не старайтесь меня переубедить. -- Наличными или чеком? – спросил Макс. -- Евровалютой, -- заявил Оскар и дал господину Копинскому время одуматься.
Натан Валерьянович устроил дела и отбыл в аэропорт с легким сердцем. Перед регистрацией он сделал последние распоряжения, выскреб остатки из кошелька и разделил между Оскаром и Алисой. Оскар хотел отказаться, но побоялся, что Учитель заподозрит подвох. К тому моменту молодой человек твердо решил продавать машину поляку за любую сумму. В глубине души он всегда мечтал заняться коммерцией и рассчитывал, что мятый автомобиль Артура станет первой удачной сделкой. Заодно появится возможность прощупать кошелек человека редкой профессии.
Утром Копинский позвонил ему сам: -- Деньги уже у меня, -- сообщил покупатель, -- один миллион наличной евровалютой. Где и когда состоится сделка? -- Сначала пересчитаю… -- предупредил продавец, -- и проверю купюры. -- Где и когда? -- Вы не против, если со мной будут несколько человек охраны? -- Мне это чрезвычайно польстит. Акцент Копинского заставил Оскара еще раз задуматься. Пан прекрасно говорил по-русски. Совсем не так, как поляки, наезжающие в Россию. Акцент показался знакомым, но Оскару Шутову скверной мысли в голову не пришло. Ему некогда было искать подвох. Его голова была завалена евро-банкнотами, в ней работал могучий кассовый аппарат, отсчитывая суммы на расходы. В бизнес-планах Оскар выдал замуж Алису Натановну и отложил на свадьбу Софьи Натановны, которая в следующем году заканчивала колледж. Он приобрел в поселке квартиру для почтальонши Юльки, сделал евроремонт и обставил ее с размахом. В заключительной строке калькуляции Оскар предусмотрел даже личную охрану, но вспомнил, что Федор уехал, а кроме Федора обеспечить безопасность авантюриста было некому. Оскар остался совсем один, генератор тупых идей накануне сделки века. «Учитель бы не одобрил», -- отметил про себя ученик, достал устройство с кнопками, и на всякий случай заменил батарейки. Вслед за прибором он извлек из сейфа оружие, которое однажды привело его в тюрьму, но, немного подумав, оставил его на столе в лаборатории. -- Что он мне сделает? – спросил Оскар у своего отражения в зеркале. – Ничего. В крайнем случае, даст по шее и заберет машину.
Встреча была назначена в Академгородке под окнами квартиры Сотника. Оскар решил заранее перегнать машину и спрятать под тент, чтобы больше с покупателем не встречаться. Чтобы, в случае успешного результата, получить наличность и раствориться в старых кварталах городка, где иностранец вряд ли его найдет. Вечером накануне сделки Оскар выкатил машину Артура из гаража, выехал на шоссе и понял, что до Академгородка не доедет. Столько любопытных глаз и свернутых шей не сопровождало его прежде нигде. Молодежь тыкала в машину пальцами, взрослые улыбались, пьяные подростки пристали к нему на светофоре и чуть не влезли в салон. Оскар ужаснулся тому, что на вечерних дорогах народу оказалось больше, чем днем. Преодолев половину пути, он решил не искушать судьбу. Если на стоянке у дома Сотника соберется митинг, сделка сорвется. Он потеряет не только машину и деньги, но и веру в себя, как в человека, способного решать финансовые проблемы. Оскар восхитился выдержкой Артура. Ни за что на свете он не смог бы на такой машине преодолеть половину Европы ради удовольствия показать ее физикам. Утром следующего дня Оскар явился на сделку пешком. Поднялся в квартиру, укрылся за шторой и стал наблюдать. В назначенный час к стоянке подошел человек с дипломатом. Поставил дипломат, сел на скамейку, достал из кармана нож и яблоко. Оскар замер. С дурацким благоговением он наблюдал человека, который резал яблоко на куски. Порезав и очистив мякоть от семечек, человек стал отправлять в рот аккуратные дольки. Оскар наблюдал. Клиент с аппетитом ел яблоко. Оскар ждал. Клиент тщательно пережевывал фрукт. Яблоко было большое и сочное, погода прекрасная, дипломат тяжелый. Оскар дождался, когда последний кусок исчезнет в глотке клиента, и набрал номер. Клиент достал носовой платок и вытер пальцы, прежде чем взяться за телефон.
-- Жаль, -- сказал Копинский, -- что тачка не при тебе. Жаль, но можно понять… Чтобы управлять таким транспортом нужно особое вдохновение. -- Да, -- согласился Оскар, – я сегодня не вдохновлен. Наружность Копинского выдавала человека респектабельного. Наглость свидетельствовала о крайней уверенности в себе. -- Ладно, -- покупатель раскрыл дипломат на скамейке и улыбнулся. – Считай. Улыбнулся так, словно безгранично доверял проходимцу Шутову, торгующему чужими машинами, и неизвестным жителям городка, который посетил впервые. Черный оппонент, вероятно, знал, что в городе, где живут преподаватели и студенты, тупые идеи – явление частое и некоммерческое. Таких денег здесь не видели отродясь, потому реагировать на них пока что не научились. Но Оскар смутился. -- Может, зайдем в подъезд? – предложил он. -- Иди, -- разрешил Копинский. – Иди, пересчитай, а я посижу. -- Идти одному? – не поверил ушам продавец. -- Иди! Я тебе доверяю. Оскар дошел до подъезда и понял: что-то не так. В его руках был чемодан с миллионом. Его клиент сидел на скамейке и даже не повернул головы. «Так не бывает», -- испугался Оскар, но было поздно. Он не мог свернуть с пути, ведущего к чемодану с деньгами. До знакомства с Натаном Валерьяновичем Оскар бы, безусловно, ускорил путь. Он бы уже пересекал границу Московской области на больших скоростях. Он бы гордился собой и строил планы на будущее. Вместо этого порядочный человек сидел на кухне и анализировал факты. Свежие банковские купюры абсолютно соответствовали образцам. Наученный опытом товарищей, Оскар сверил мелочи и детали, но не нашел «трехглавых орлов». Номера банкнот соответствовали годам, а года – текущему времени. Он не нашел ни малейшего повода придраться к партнеру. И Макс Копинский, в свою очередь, ни грамма не удивился его возвращению. -- Мы оставим дипломат на вокзале в камере хранения, -- предложил Оскар. -- А я… -- Зачем столько сложностей? Поедем к тебе, -- сказал Макс. -- Я сам заберу машину.
Просветление настигло Оскара в дороге. Он понял, что произошло: не сработал прибор, который должен был обеспечить беспрекословное подчинение его воле. Оскар проанализировал ситуацию: ни одно его распоряжение Максом Копинским не было выполнено. Наоборот, Оскар только и делал, что выполнял распоряжения Макса. «Ничего пока не случилось, -- успокоил себя молодой человек, -- деньги при мне, отдам ключи и пусть катится». Покупатель и не думал засиживаться в гостях. Он бы слова не сказал по дороге, если бы не обелиск, распластавшийся крестом над ровным горизонтом. Оскар привык, что каждый новый посетитель дачи начинает с одних и тех же вопросов. Памятник привлекал внимание даже проезжающих мимо по шоссе. Некоторые считали своим долгом свернуть к сгоревшему поселку и скорбеть непосредственно на месте катастрофы о людях, которых не знали. Макс Копинский тоже остановил такси и вышел на обочину раскисшей дороги. -- Памятник погибшим пассажирам, -- пояснил Оскар. – Сначала здесь упал рейс Москва-Екатеринбург с полными баками горючего, потом Екатеринбург-Москва, почти пустой. Потом наступила путаница. Каждый год переписывают мемориальную доску. Из тех, кто должен был отправиться на тот свет, многие заявили протест и выиграли дело в суде. Некоторые до сих пор судятся. Их родственники приезжают сюда с молотками, чтобы отколачивать буквы от плит. Потом судебные исполнители клеят буквы обратно. Словом, как выражается их сиятельство, Большой Бардак. Копинский переварил информацию. Оскар пришел в ужас. Зачем он нес этот бред? Кому он нес?.. С чего он вообще решил, что дело было именно так? Какое он имел право решать, если Учитель запретил ему думать на тему обелиска еще в позапрошлом году, и Оскар пообещал. Учитель запретил даже глядеть в ту сторону. -- Действительно, Бардак, -- согласился Макс. – Сколько он стоит? -- Купить хотите? – не понял молодой человек. -- Сколько твой «бардак» может стоить? -- Памятник – собственность государства, оно его сюда поставило, с ним и торгуйтесь. -- Какое государство? Оскар не нашел, что ответить. Название государства вывалилось из головы, а рассуждать абстрактно он не хотел. Опасался снова наговорить глупостей. Вместо глупостей Оскар начал жаловаться на жизнь: -- Хорошо бы вы его забрали бесплатно, -- предложил он. – Ездят родственники, мусорят, задают вопросы, и почему-то считают, что дача Учителя – часовня скорбящих, где им должны бесплатно налить… Крест виден издалека. Если его не будет, они перестанут ездить, а я повешу на дороге указатель, что здесь не падали самолеты. На самом деле он упал в яму за лесом, а крест поставили специально на горе, чтобы видно было. -- Бардак не должен быть виден издалека, -- пришел к выводу Макс. -- Не должен. Они же поле колхозное топчут и мусорят! Однажды бутылок накидали на дорогу, а нас приехали штрафовать. -- Прибраться не пробовал? -- А как? -- Порядок навести. Как наводят порядок? Утречком после завтрака выйти на субботник с лопатой и ведром взрывчатки. У тебя взрывчатка имеется? -- Немного найдется. -- А лопата с ведром? -- Будет лопата. А что? Можно лопатой?.. -- Даешь, парень! Ему на голову самолеты падают, а он лопатой поработать боится. Не мне же падают на голову самолеты. -- А что, потом падать не будут? -- Нет, -- обещал Макс. – Потом они будут пролетать мимо. Низко-низко, тихо-тихо. Тебе понравится. Туристов будешь звать. Деньги зарабатывать будешь.
Оскар пригласил гостя в дом, отпер дверь лаборатории, закинул на шкаф дипломат с деньгами. -- Есть один неприкосновенный запас, -- сказал он, сдвинул компьютерный стол, откатил в сторону зеркальный таз, торчащий посреди помещения, и задрал половик. В бетонном полу открылась крышка колодца. В колодце торчал пакет, обмотанный целлофаном, из пакета тянулись два провода. – Шашки тротиловые. На случай непредвиденного вторжения на территорию дачи. На гостя тротиловые шашки впечатления не произвели. Он с интересом осматривал оружие, брошенное Оскаром на столе. -- Лазер? – спросил он, заглядывая в прицел. – Сам сделал? -- Сделал, -- ответил создатель оружия. -- И сидишь без копейки? Ты пацифист… Как работает твоя штука? Прожигает или может взорвать? -- Может, если поддать мощности. -- Азот? Гелий? Диоксид углерода? -- Вообще-то кристалл… -- Значит, луч виден, – огорчился Копинский. – Но ничего… Оскар почувствовал, как его язык прилип к небу. Он сунул тротиловую шашку обратно в колодец и сжал провода в кулаке. -- Зависит от настройки… Можно сделать луч невидимым. Можно наоборот. -- Называй цену, -- предложил покупатель. -- Цену? – не понял Оскар. Кулак свело судорогой. Богатый гость вел себя как охотник в оружейной лавке. – У него нет цены. Оно… не продается. -- Все продается,– заметил гость. – Выброси из головы эти глупости. Но не все продается за деньги. Могу предложить взамен свои услуги, которые совсем недешевые. Если тебе еще раз придет в голову тупая идея, сначала обратись ко мне за консультацией. -- Я к нечистой силе не обращаюсь, -- ответил физик. Копинский усмехнулся. -- Ты глуп, -- заметил он, не выпуская из рук оружия. – Придумал классный ствол, а в кого пострелять, не нашел. Знаешь, чем отличаются «чистые» от «нечистых»? И те, и другие тебя используют. Только первые платят, а вторые – понимают, что ты дурак. Так вот, ты – дурак! -- сообщил покупатель. – Потому что не знаешь цену вещам. На переговоры с нечистой силой надо брать настоящий ствол, а не игрушку, которую ты прячешь в кармане. Мудрый господин положил «ствол» за пазуху, подмигнул на прощание физику и был таков.
Недолго гулял сквозняк по даче Натана Боровского. Недолго у Оскара шумело в голове. «Застрелись, -- предлагал ему внутренний голос, потому что ничего умнее предложить не мог. – Застрелись, пока не пришел в себя, придешь – хуже будет». Не успел молодой человек поднести к виску пистолет, как взрыв невиданной мощи уложил его с четверенек на брюхо и присыпал хлопьями штукатурки. Зеркальный таз рухнул на пол и разлетелся вдребезги. С полок посыпались коробки с инвентарем. Стена дала трещину. Оскар не понял, в чем дело, но удивился тому, что жив. Рука по-прежнему сжимала провод. Тротиловые шашки лежали в лунке. По причине какого-то сверхъестественного маразма лаборатория не взмыла на небеса, только едва качнулась. Молодой человек поднялся на крыльцо и увидел над горизонтом крестообразное облако, медленно плывущее по небу. Облако меняло очертания, туман рассеивался и оседал в пространство, которое утратило привычные формы. Дорога сравнялась с обочиной, забор завалился. Всюду валялись осколки стекла и шифера. Только свежая колея от машины Артура Деева убегала за горизонт.
-- Почему Творец не любит Пророка? – спросил Валех. – Потому что творит Пророка в бессилии, когда не может навести порядок в мире, который создал. Творец перестает понимать самого себя и создает того, кто может разрубить узел, и не обязан ничего понимать. Того, кто должен решить проблему и быть проклятым за содеянное. Кого-то, наделенного силой Творца, чтобы сделать неблагодарное дело. Кого-то, кого не жалко побить камнями. Существо без лица и без сердца, которое знает все и ничего не боится, потому что ему все равно. -- В каждом творении спит Пророк. Спит и ждет, что Творец отчается. Горе тому из них, Валех, кто поднимет голову раньше времени. -- Ни один Творец не простит творение, посмевшее встать вровень с ним даже для того, чтобы прикрыть его от позора. -- Ни за что не простит. -- Потому что знает: когда приходят Пророки, абсолютная власть Творца теряет силу и смысл. Первый Пророк приходит, чтобы воткнуть нож в глаз тому, на кого не поднялась рука Создателя; второй Пророк приходит, чтобы уничтожить сюжет, который не вписался в роман. Третий Пророк придет для того, чтобы взять на себя ответственность за мир, сотворенный из Хаоса… Тогда придется уйти Творцу, потому что Пророки не правят миром. Пророки приходят в мир, чтобы его уничтожить.
