Юстин
сожрал лимон вместе с кожурой и не поморщился. Именно сожрал. Иначе это
действие определить невозможно. Сок тек по его ладоням, затекал в
рукава, если он не успевал облизываться. Наблюдая это, я сидела на
опоре его громоподобного везделета и ежилась от перспективы лезть
внутрь. Сделав дело, Юстин вынул челюсть и обсосал ее.
- Шо,
шашкучилась? - спросил он, облизывая грязные пальцы.
- Поставь
зубы на место.
- Шо?
- Если
будешь разговаривать с зубами, я дам тебе яблоко.
Юстин
расстроился. Его протезу было, по меньшей мере, лет двадцать. Он
натирал десну, добавлял в речь клацающие интонации, не имел половины
передних зубов и компрометировал хозяина. Только тоска по фруктам
вынудила его принять ультиматум.
- И,
пожалуйста, не вынимай его, пока я не покину Хартию.
- Я ж
говорить не смогу, - упрямился Юстин.
- Вот и
прекрасно.
- Ла...но,
пое... - сказал он и кивнул в сторону открытого люка.
Протез
действительно мешал говорить, и что такое "пое..." можно было только
догадываться. То ли "поехали", то ли "поели"? То и другое было
одинаково недалеко от истины. Юстин обтер рукавом свою жидкую бороденку
и подцепил крышку люка носком полиэтиленового башмака. Видимо, "пое..."
в его лексиконе имело смысл универсального понятия для этих двух
жизненно необходимых составляющих. Других занятий в Хартии Юстин не
имел.
- Рано же
еще, - удивилась я.
- Ни х...
не рано.
- Ты еще не
покурил, как следует. Сядь, время есть.
Юстин
достал из пачки вторую папиросу и присел на опору рядом со мной.
Никакого притяжения к циркам я не чувствовала. Скорее наоборот. Чем
ближе, тем меньше энтузиазма выполнять миссию, которую Секториум столь
неосмотрительно на меня возложил.
- Я тя тады
на торпеде выпущу, - сказал Юстин. - А то чо мне... За десять
километров ты ж не дочохаешь...
- Нет, -
возразила я. - Торпедой я управлять не умею.
- Да чо ей
управлять? Ты чо? Держись за нее, да и ладно. А я приспущусь...
- Нет, -
повторила я тоном, не допускающим дискуссии. - Сделаем, как в прошлый
раз. Ты меня быстренько спустишь с трапа и смоешься.
- Да ты чо?
Они ж меня с говном сожрут!
- Не
сожрут. Не успеют.
- Ну, ты,
коза, даешь!
- Я не
коза. Сядем, я выпрыгну, а ты смоешься.
- Тады
подальше от этого говнюшника.
- Только не
за десять километров.
Юстин
нахмурился, а я подумала, что зря уверяла шефа в своей
самостоятельности, если не способна по-хорошему, без приключений,
доставить себя по точному адресу.
- Я тебе за
это дам сразу два апельсина. Ну? Что такое?
- Да, ё...
- сокрушался Юстин.
- Ну что
"ё"? Опять зацепил антенну?
- Дык она
ж, мать их... должна быть подсвечена. У меня ж не локатор, чтобы сечь
их тощие сопли...
В дороге
Юстин курил. Мы молчали. Погода в кабине пилота была нелетной, но
Хартию я узнала издалека, как только луч прожектора пробился к нам
сквозь пелену табачного дыма. Сто первое хартианское предупреждение:
только попробуй сбросить высоту!
- Дык, чо?
Пойдешь на торпеде? Ниже не могу. Отымут лицензию, будешь в другой раз
пешком с порта хрячить.
- Юстин,
дорогой, ну хотя бы на километр...
- Неа... не
могу, - упирался Юстин. - У них локаторы, блин, на все десять. Отпущу
рычаг - кранты! Без машины улечу отсюдова.
Под нами
уже мерцали купола до горизонта, похожие на светящиеся споры
гигантского растения. Прожектор держал нас на прицеле, расцвечивая
тенями кабину.
- Ты это,
девка... решай, - торопил Юстин. - Ниже не будет. Сотка и баста!
Я
почувствовала прилив злости и храбрости, но язык не поворачивался
сказать "да". Словно организм рефлекторно защищался от потрясений, на
которые рассудок уже был готов.
- Думай,
коза... Ща набегут, суки, ваще не сядем. Думай, пока никого... Да ты
чо, ей-богу? Это ж торпеда... пацаны в такую играют. Я токо забыл, как
называется...
- Как ей
управлять?
- Кем, мать
твою, управлять?
- Торпедой
твоей, черт бы тебя побрал! - закричала я.
- Ты чо,
Ирка? Ты чо разоралась? Кто тя просит ей управлять? Как полетишь - так
и ладно.
Он выпихнул
меня из кабины, повалил в узкий промежуток пространства между
металлическими коробками. Я представить не могла, что в этом тщедушном
заморыше столько силы, и от удивления позволила натянуть себе на ноги
резиновую петлю.
- Да ты не
дрефь. Эта хреновина сама полетит. Сколько ты весишь?
Самолет
болтало в воздухе. Чтобы не стучать зубами от страха, я укусила себя за
рукав.
- Это ж
детские качели, - утешал Юстин. - Токо не обосрись на лету. А... хоть и
обосрись, мягче сядешь. Сколько весишь-то? Килов шеесят небось? Да
ты... Ладно те! Я повыше подымуся - сядешь, только ногами лишнего не
размахивай.
Куда мне
надо было сесть и чем размахивать, я перестала соображать, как только
открылся люк. Да и спрашивать было поздно, рев двигателей сделал
бессмысленными разговоры. Юстин оторвал от ушей мои оцепеневшие руки,
заставил крепко взяться за канат, столкнул меня вниз, и я не
почувствовала страха, потому что точно знала, я - покойник, а покойники
не должны бояться высоты. Покойники не должны чувствовать ни холода, ни
света, ни звука, но уши разрывались от машинного рева. Я висела на
канате, ногами в петле, и вибрировала в такт двигателям, пока рядом не
упала куртка и не распласталась на камне. Только тогда и увидела, что
вишу в полуметре от грунта на резиновом канате, торчащем из люка.
Юстин, задрав "кишку" в салон, грозил мне кулаком и жестикулировал,
чтобы я убиралась из-под машины на три буквы. Луч прожектора сполз вниз
и ослепил меня. Раскаленные жгуты нагрели воздух так, что он покатился
волнами. Я снова зажмурилась и сделала попытку вынуть ноги из петли.
Сверху упала пустая сумка из-под фруктов. Надо было спешить. Петля так
сильно сжала ноги, что ее невозможно было растянуть. Стало ясно, что
освободиться без посторонней помощи мне не удастся; что, не погибнув от
высоты, я поджарюсь на двигателях, когда до грунта можно дотянуться
рукой. Чем отчаяннее были попытки освободиться, тем сильнее
затягивалась петля, тем горячее становился воздух, тем чаще бил по
глазам прожектор, а уж маты Юстина, надо полагать, выстроились в
небоскребы. "Это конец", - подумала я и в следующий момент стукнулась о
камень. На голову рухнул канат. В глазах потемнело. Машина взмыла
вверх. "Сотрясение мозга", - показалось мне, а с другой стороны, разве
человек с мозгами стал бы подвергать себя такому безумству? Просто я
заново родилась, а это, видит бог, не всегда случается с согласия
новорожденного.
Когда небо
утихло, я простила Юстину все. Меня ждала новая жизнь, в которой не
было места обидам. В этой жизни мне предстояла интересная работа. Может
быть, самая важная и нужная работа, на которую способен человек во имя
человечества. С этой мыслью я встала, отряхнулась и двинулась к
светящимся куполам.
В цирке уже
сидела небольшая компания. Я поздоровалась. Они, как ни странно,
ответили, хотя вряд ли узнали. Я устроилась повыше, но один из
присутствующих тут же указал мне место возле арены. Цирк медленно
заполнялся. Треск "вертушек" сливался в монотонный вой. Лучи
прожекторов полосовали сумерки над входом. Я вынула из кармана доклад и
еще раз повторила тезисы, сформулированные универсально, как атомное
ядро. Среди приходящих попадались старые знакомые. Тощего внесли на
руках и разложили по косточке на верхотуре. Длинный с биноклем на
глазах прошуршал мимо меня подолом, сделанным из тончайшей клеенки.
Существо в песочном плаще с капюшоном меня явно узнало. Еще бы! Он то и
выпихнул меня на арену в прошлый раз. Теперь опять пристроился за
спиной тремя рядами выше. Уселся и уставился на меня желтыми глазами.
-
Драсьте... - сказала я, и существо кивнуло в ответ.
На арене
возник коренастый уродец с нежно-розовой кожей. Он начал гудеть в нос,
ритмично дергаясь и балансируя, как канатоходец. Я хотела спросить
желтоглазого, когда мой выход, но представление началось. Публика впала
в транс и стала дергаться, подражая артисту. Спрятаться было некуда.
Осталось только опустить глаза.
Погудев с
минуту, гуманоид исчез. Наступила заминка. Я решила все-таки обратиться
к желтому, но, обернувшись, увидела, что он приблизился ко мне на ряд,
и так же пристально пялится. На арене возникла новая компания существ,
любителей погудеть носами. Гудели хором. От этих звуков у меня
зачесалось под ребрами и желание выступать пропало. Публика
задергалась, словно у всех чесались ребра. Отдельные личности даже
залегли верх ногами и стали елозить по трибунам. Я снова решила
обернуться, но испугалась. Почему-то мне казалось, что желтый уж дышит
в спину, и я рискую совсем близко увидеть его безобразную рожу. Такую
перспективу следовало обдумать. Через минуту сомнений не осталось. Его
приближение я почувствовала спиной, уловила биолокатором...
Когда
выступающие закончили, наступила тишина. Желтый опустился на ступень
рядом со мной. Его тканый балахон приятно пах микстурой. Глаза сияли
песочной желтизной, гармонируя с цветом одежды. Кожа, красная как у
индейца, сложенная складками от век до подбородка, напоминала шарпея, а
нос, на азиатский манер, был почти размазан по лицу.
- Вы не
подскажете, когда мой выход?
Желтый
промолчал, словно не понял вопроса, но у меня не было склероза. Я точно
помню, что он говорил со мной один из первых и наиболее грамотно, в
отличие от прочих любителей общаться на незнакомых языках.
- Мне надо
сказать нечто важное, - намекнула я и показала стопку мятых листов за
пазухой, - но не знаю, когда выйти. Я здесь вообще ничего не знаю.
- Не надо
выйти, - сказал желтоглазый.
- В
смысле... совсем?
- Совсем, -
подтвердил он, и положил огромную ладонь на мое колено.
Пока
выступал следующий циркач, мы молчали. Только тепло его руки медленно
растекалось по телу. Через минуту на мне уже дымился ботинок. Я
сбросила куртку. Отодвинуться от этого субъекта было невозможно. Что
означает в Хартии подобное поведение, я не знала. Меня предупреждали,
ни в коем случае не щупать гуманоидов, но никто словом не обмолвился,
что делать, если гуманоиды сами станут распускать "щупальца".
- У всех
землян торчит такой нос? - спросил желтый, когда наступил антракт.
- Бывает,
что гораздо больше торчит, - ответила я.
-
Закрываться надо. Не показывать голову. Надо иметь костюм. Закрыть
голову, шею, тело. Ты даешь информацию, о которой не просят. Так не
надо делать.
- Спасибо
за совет. В следующий раз буду иметь в виду.
На арену
вылез новый "клоун", и мы замолчали. Действительно, вокруг не было ни
одного существа с подчеркнутой формой тела. Все были одеты по-разному,
но каждый норовил спрятаться в широкой одежде. Только я, как нудист на
комсомольском собрании, в джинсах и обтягивающем джемпере, для удобства
перемещения на Юстиновых "торпедах". Очень медленно и осторожно я снова
натянула куртку.
На арене
все время кто-нибудь выступал. Сменяли друг дружку почти одинаковые
существа с одинаково непонятными репризами. Желтый держал меня то за
руку, то за ногу. Наверно, опасался моего спонтанного вылета на арену.
Я старалась угадать его возраст, но боялась промахнуться лет на сто.
Скоро все закончится, придется серьезно думать о посадке в самолет и о
том, что сказать Веге. По какой такой причине мне не пришлось в этот
раз рта раскрыть? Ладонь желтоглазого накрыла руку от запястья до
локтя. Как раз тут, провожая меня в дорогу, Миша написал несмывающимся
карандашом коды коммутационных узлов, где меня без труда распознают,
если вдруг придется заплутать, а заодно и наш портальный код Лунной
Базы, чего категорически не следовало делать. "Неужели он считывает
информацию? - осенило меня. - Не надо бы ему позволять..." В моих
инструкциях никаких прямых указаний на этот случай тоже не было. Вот
если бы он пригласил меня с собой куда-нибудь, допустим, выпить,
закусить и сплясать под музыку, следовало бы сказать решительное "нет".
Также твердо, как Юстину было сказано насчет "торпеды". Сила моего
возражения блестяще прошла тест, но мягкая натура не устояла перед
соблазном выброситься из самолета верх тормашками. Я еще раз поймала
себя на том, что готова убить Юстина, но вовремя вспомнила, что
простила его и постаралась отвлечься.
- Как у вас
получается понимать языки? - спросила я своего соседа.
- Это
просто. Ты научишься.
- А если не
научусь?
- Я научу...
Мы стали
слушать следующего оратора. Над куполом уже тарахтели машины. Кто-то с
верхних рядов бестактно поволокся на выход. Моя командировка перевалила
за середину, не принеся результата, но, стоило мне встать, как новый
товарищ мигом усадил меня.
- Не спеши,
- сказал он.
У выхода
образовалась толкучка. Народ занервничал. Кого-то прищемили. Другие
персонажи исчезли сами, вдруг растворившись в воздухе. Эти трюки мне
приходилось видеть не впервой. Я не сомневалась, что они имеют
материалистическую подоплеку, и если бы не эта уверенность, мне вряд ли
стоило возвращаться на родной факультет.
Желтый
полез за пазуху, где вскоре заблудился, запутался в складках ткани, и
вынужден был прибегнуть к помощи второй руки, которая до сих пор
удерживала меня.
-
Вообще-то, мне надо выйти на площадь...
- Подожди,
- сказал он и выудил на свет конструкцию, сплетенную из тонких прутьев.
Эта штука развернулась у него на ладони в цилиндрическую клетку, но тут
же была сплющена в блин и сунута за отворот моей куртки, откуда торчали
листы непрочитанного доклада. - Привези стрижа, - попросил желтоглазый.
В ответ на мной удивленный взгляд, он встал, притянул меня к себе за
ворот и затолкал клетку во внутренний карман до упора. Удивительно, но
с некоторым треском она вошла туда целиком. - Привези, - повторил он. -
Для меня. Обязательно привези.
Неделю
спустя я не нашла в этой истории ничего странного. Птицелов оставил
меня в покое сразу, как только убедился, что клетка в кармане.
Возможно, он расценил этот факт, как согласие, но я вскоре о ней
забыла. Лишь раз в дороге, укладываясь спать, достала ее, чтобы
убедиться: я везу на Землю инопланетный артефакт, то есть, нарушаю
инструкцию, почти как Миша Галкин, Адам Беспупочный, Алена, Володя и
прочие. Иными словами, становлюсь, как все. Артефакт в ответ только
забавно разворачивался в руке.
Дома я
лежала на диване, глядя в телевизор. Клетка стояла на компьютерной
тумбе. Я прогуляла сессию, поставила сама себе "неуд" по результатам
командировке и не имела желания покидать модуль. В бассейне плавала
резиновая лодка, которую Миша принес в мое отсутствие. Его же мячи и
гантели валялись в прихожей. Мне было омерзительно одиноко, пока не
позвонил Миша:
- Тут
общественность интересуется...
-
Общественности давно пора спать.
- Так, я
зайду?
- Вообще-то
я тоже собралась ложиться.
- Тогда тем
более... - настаивал Миша и вскоре оказался рядом на диване, как у
постели больного. Стал расспрашивать о самочувствии. Как будто по моему
внешнему виду не все было ясно.
- Говорят,
ты опять орала на шефа?
- Я не
орала.
- Хорошо, -
согласился он. - Красотка была не в духе, и от ее нежного лепета
сыпались стекла в коридоре.
- Он мог бы
предупредить, что в Хартию неприлично являться с открытыми формами тела.
Миша
расхохотался.
- Тяжелый
случай, - согласился он, - но шеф прав. Твоим циркачам надо прививать
вкус к эстетическим формам. Вот мне, например... - он потянул за
краешек одеяла.
- Отстань!
- Нет, я
трогать не буду. Я только покажу.
- Миша, мне
не до шуток!
Миша
надулся, развернулся к телевизору и сделал вид, что слушает новости CNN.
- Что
нового на свете? - спросила я, понимая, что так просто он от меня не
отвяжется.
- Миссис
Зайцева окрасилась в рыжий цвет, - доложил Миша.
- На что
это похоже?
- На
морковку в негативе. Сама зеленая, а ботва как лисий хвост.
Мы опять
помолчали. Не исключено, что одна из Мишиных девиц сегодня выставила
его за дверь, на ночь глядя. Это мне грозило затяжной нотацией, и, как
следствие, постановкой "интимного" вопроса. По ночам этот самый
"интимный" вопрос вставал между нами особенно остро.
- Миша, ты
умеешь хранить тайны?
- А что мне
за это будет?
- Я
серьезно...
- Все
зависит от срока хранения.
-
Поклянись, что шеф не узнает.
Мишины
зеленые глаза округлились от неожиданности?
- Что ты
опять натворила?
- Видишь
клетку? - спросила я и дождалась, пока Мишино внимание сосредоточится
на сувенире, а мозг затребует дополнительной информации.
Тут я и
выложила все начистоту. Понадеялась, что он меня засмеет и освободит
совесть от мучительных сомнений. Миша, ощупывая прутики, даже не
улыбнулся.
- Сонное
поле, - сказал он. - В днище вмонтирован генератор, а в потолок
отражатель... Ясно? Кладешь птицу, и она засыпает. Система проста, как
валенок.
- Это все,
что ты можешь сказать?
- В
принципе, ввоз-вывоз живности в компетенции шефа, - добавил он. - Но
эту фиговину можно пронести в сумке. Ты же прешься в Хартию, как
сумчатый челнок на базар. Да и Индер от тебя западла не ждет. Шмонать
не будут. Главное дело, чтобы щегол не сдох по дороге. А даже
сдохнет... Он же не заказывал конкретно живого?
- Стрижа...
- Какая
разница? Фауна не обеднеет.
- У шефа
может быть другое мнение?
- Если
спросить в лоб, можно потерять свободу маневра.
- Ты хочешь
сказать, что надо всерьез искать стрижа и тащить его в Хартию?
- Давай-ка
я по-тихому расспрошу Беспуповича?
- Только
так, чтобы не догадался.
- Не
боись...
- Заодно
реши, пожалуйста, логическую задачку, зачем инопланетянину наша птичка?
- Вдруг у
него коллекция? - предположил Миша. - Невинное хобби, но через это дело
можно подобраться к нему. Коллекционеры вообще-то больные люди. Надо
этим пользоваться.
- А если
Вега узнает?
- Тогда и
расскажешь, - ответил Миша. - Все как есть. Он простит любую глупость.
Только откровенного вранья не простит. Имей в виду, если собираешься с
ним работать. Он только с виду мягкий и пушистый. Честно сказать, я бы
не играл с ним втемную.
Неприятности
только начинались. Мое отчисление из университета было мотивированно
систематической неявкой на занятия, а медицинская справка, которую мне
выдал секторианский "Самиздат", не была признанна университетской
поликлиникой. "Паралич рудиментарной оконечности позвоночника, на фоне
приступов истерической диареи", - утверждал диагноз. Мало того, что он
стал смертным приговором и рассердил дежурного терапевта, меня еще
повели в кабинет к главврачу и обрисовали будущее в таких мрачных
красках, что мне самой расхотелось жить. Как я проклинала себя за то,
что сразу не заглянула в эту "филькину грамоту". Я была уверенна, что
"переболела" гриппом. Но справка прямиком проследовала на стол декана,
где была размножена на ксероксе в трех экземплярах. Один экземпляр
подшит в мое личное дело, другой - в медицинскую карту, третий -
вывешен на стенд, как образец особо циничного хамства, проявленного
студентом при оправдании прогула. Оригинал же пропал без вести в недрах
самого деканата.
- Что ни
делается - все к лучшему, - сказала Алена. - Попроси Мишкина подделать
тебе диплом. В конце концов, он нужен не тебе, а родителям. И не
расстраивайся. Это должно было произойти.
- Я же его
просила, доверяла ему! - злилась я. - Как мне теперь людям в глаза
смотреть?
-
Правильно, - согласилась Алена. - Лучше один раз подделать диплом, чем
каждый раз "лепить горбатого". Кончится тем, что тебя с госэкзаменов
вынесут на кладбище. Посмотри, до чего ты себя довела на нервной
почве... Нельзя принимать близко к сердцу хартианский маразм!
- Хартия
здесь ни при чем.
- А в чем
дело? Мишкин? Конечно... Титькаешься с этим сексуальным маньяком. Я же
тебя предупреждала, не приваживай! Нашла, кому доверять!
- И Мишкин
тут ни при чем.
- Ну,
конечно! Сколько раз в день он тебя домогается?
- Ты можешь
понять, что мне просто плохо?
Алена могла
понять многое, но не могла смириться с тем, что противоречит ее
незыблемым принципам здравого смысла. Из ее речей я уяснила, что
задолго до моего появления в Секториуме, Мишкин домогался ее с тем же
пылом. Ни секунды не сомневаюсь, что он получил достойный отпор. Я была
совершенно уверенна, что, проработав здесь первый год, Алена попадала в
похожие ситуации, но, в отличие от меня, всегда находила достойный
выход.
- Третий
семестр пройдя до половины, - издевался Миша, - мы очутились в
сумрачном лесу.
- Не
семестр, а курс. Не мы, а я.
Хотя,
откуда ему было знать, вечному абитуриенту, чем отличается курс от
семестра и сколько бессонных ночей стоит абитура простой провинциальной
школьнице? А уж сколько планов на будущее осталось погребено под его
"истерической диареей"! Его счастье, что мои карьерные устремления
теперь не связывались с учебой. Все вокруг словно сговорились считать
мой бледный вид следствием отчисления из университета, и все наперебой
рекомендовали Мишин полиграфический агрегат как панацею от хандры.
Володя
достал из кармана удостоверение "куртуазного алкоголика" с гербовой
печатью Совмина.
- Гляди,
как натурально, - сказал он. - Разве скажешь, что подделка?
Для
убедительности, он вынул из того же кармана удостоверение "Почетного
онаниста Советского Союза", выписанное на имя Андрея Новицкого, к
которому прилагалась бумажка от значка разрядника. Не буду уточнять, по
какому виду спорта, потому что не нахожу это приличным. Мой диплом мог
бы занять почетное место в коллекции Мишиных приколов, но мне все еще
не хватало мудрости признать свою жизнь игрой. Я все еще продолжала
относиться к ней серьезно.
- За
подделку диплома могут посадить, - говорила я.
- Мишку-то?
- удивлялся Володя. - Кто ж его посадит? Хренов шурави давно в аду.
Действительно,
жаловаться на Мишу было некуда. Разве что самому Аллаху. Так без вести
пропавший воин-интернационалист Михаил Борисович Галкин поставил крест
на моей карьере в социуме. Он же олицетворял мою последнюю надежду
выбраться из "сумрачного леса", но результат переговоров с Адамом
обескуражил нас обоих:
-
Беспупович охренел... - сообщил Миша. - Он уверен, что дело нечистое.
Надо идти к шефу.
- Ты меня
заложил?
- Есть
правила, регламентирующие ввоз-вывоз, - оправдывался он. - Дело
серьезное. Сиги просто так правил не пишут. Надо точно знать, куда и
зачем. Кроме Веги в этих вопросах никто не разбирается. Беспупович
говорит, что с такими вещами не шутят. Если даже Беспупович так
говорит...
Клетка
Птицелова переместилась на стол к шефу. Мы с Мишей сидели рядом, как
провинившиеся школьники в кабинете директора. Чем задумчивее
становилось лицо Веги, тем легче у меня на совести.
- Нет,
братцы, это не хобби, - сказал он. - Непохоже.
- Он был
одет в песочный плащ, - объяснила я, - сидел за моей спиной. Такой
крупный тип...
- Не знаю,
- ответил Вега. - Представления не имею, о ком ты говоришь.
- Ведь это
можно выяснить, - намекнул Миша. - У нас навалом видеозаписи. Вдруг она
узнает?
Я не
узнала. Не так уж навалом было видеоматериала. Под куполом съемки не
велись, а снаружи они были бессистемны, эмоциональны, словно их делал
не вполне психически здоровый человек. К тому же, выходя из цирков,
хартиане закрывали лица. Я искала песочную ткань, но не нашла ничего
похожего.
- Можно
рискнуть и сформулировать диспетчерский запрос, - рассуждал шеф.
- Свяжись с
Юстином, пусть он хотя бы просмотрит посадочные порты... - предложил
Миша.
- Успеется.
Не будем торопиться. Мы пока ничем не рискуем.
- Что это
может быть, если не хобби? - поинтересовалась я.
- Все, что
угодно. Даже форма разведки. Но и мы тут не просто так сидим. Есть у
меня подозрение... - признался Вега. - Я выясню, а вы пока погуляйте.
Мы
погуляли, просмотрели еще раз хилую хартианскую видеотеку, расспросили
тех, кто побывал там. У меня сложилось впечатление, что желтоглазого
гуманоида в песочной мантии вовсе не существует. Что все это мне
мерещилось под воздействием хартианских флюидов, но клетка стояла на
столе у шефа рядом с черепом, и время от времени, возвращала меня в
реальность.
Вскоре Вега
пригласил нас. Миша получил пластину с записью и задание перекодировать
ее в цифровой формат так, чтобы сохранился стереоэффект при работе с
нашей аппаратурой. Мне же не было сказано ничего определенного.
- Посмотри,
- было сказано мне. - Сама решай, стоит ли связываться. Если решишь,
что тебе по силам, я не против.
- Наверно,
решу, - сказала я.
- Только
имей в виду, это одна из гипотез. Личность Птицелова пока установить не
удалось.
Миша
провалился в работу. Неделю его не видел никто, ни в офисе, ни в
гараже, ни в каких-либо иных местах, где он частенько бывал прежде. Мне
стали звонить женские голоса и задавать странные вопросы. Однажды
спросили телефон гражданки А.Зайцевой, с намеком, что Миша прячется у
нее. Вот уж кто точно не нуждался в его визитах, но теперь все
перевернулось с ног на голову. Когда мне позвонила Алена и спросила,
почему этот "маньяк" не берет трубу, я вообще перестала понимать
происходящее.
- Набери
его номер со своего телефона, - попросила она. С моего было то же самое
гробовое молчание. - Попробуй с мобильника, а потом продублируй через
компьютер из своего модуля.
Без
результата.
- Либо он
работает, либо умер, - предположила я.
- Трахается
он! - заявила Алена. - Клянусь, трахается.
- Круглые
сутки?
- Он как
пионер, всегда готов! Ничего, сейчас я его достану, - пообещала она, и
я уже не сомневалась, что Мишина участь будет решена в кратчайшие сроки.
После
работы Алена появилась у меня в модуле.
- Звонила?
- Даже
дозвонилась, - доложила я, - до автоответчика. Он просил не беспокоить,
пока не закончит...
- Сколько
можно адаптировать простую стереограмму!
- Она
записана не в Сигирии, - заступилась я за Мишу. - Там другие приемы
кодировки. Ему приходится подбирать ключ.
- Глупости,
- отрезала Алена и взялась за телефон. - Он должен это делать за три
часа. Короче... Индер! - сказал она в телефонную трубку. - Если этот
гад не позвонит Ире в течение часа, я взломаю его конуру.
Миша не
стал искушать судьбу. Через минуту в моем бункере раздался долгожданный
звонок. Я вышла из комнаты, чтобы не слушать. Пошла варить кофе для
Алены, чтобы дать ей возможность взбодриться после рабочего дня и
разорвать Мишкина в клочья, но, вернувшись, застала мирную беседу:
- Ну,
так... мы к тебе подскочим? - спрашивала она. - А когда подскочить?
Нет, Мишкин, мне завтра вставать на работу. Давай-ка напрягись. Что?..
А ты попробуй. Очень постарайся.
Не приняв
более возражений, Алена положила трубку.
- Все, -
сообщила она. - Через час мы узнаем, что сиги наковыряли на твоего
Птицелова.
- Главное,
- заметила я, - чтобы он мою птичку не слопал. Если на пленке сто
кулинарных рецептов - я пас.
- Не думаю,
- сказал Алена. - В этом случае он бы вручил тебе не клетку, а кастрюлю.
Оставшийся
час Алена использовала максимально эффективно. Во-первых, она прочла
мне лекцию о пользе гидромассажа, во-вторых, научила пользоваться
лифтовым кодировщиком, чтобы всякая мерзость (имелся в виду Миша
Галкин) без звонка в модуль не лезла. Я промолчала о том, что Миша
раскодирует замки быстрее, чем движется лифт, а все остальные
посетители и так спрашивают разрешения, кроме, разве что, самой Алены.
Но ее эти мелочи не занимали. Наведя порядок в моей личной жизни, она
опустошила второй кофейник, разделась догола и нырнула в бассейн.
- Имей в
виду, - предупредила я, - Миша может здесь появиться в любой момент без
предупреждения.
- Пусть у
него глаза лопнут, - ответила Алена, погружаясь в пузыри каскада.
Мишин
модуль состоял из коридора с высоким потолком и дверями, выкрашенными
белой краской. Такой дизайн напоминал ему детство, коммуналку в старом
доме и мечты. Маленький Миша наверняка мечтал о том, что вырастет,
выставит вон соседей, и сам будет жить на всей территории: в одной
комнате кататься на роликах, в другой - бренчать на гитаре, в третьей -
включать музыку на полную мощность. Сколько комнат теперь было в его
распоряжении, сказать трудно. Далеко не в каждую я бывала приглашена.
Алена же в церемониях не нуждалась. Выйдя из лифта, она начала
открывать все двери подряд. Из чулана на нее выпал рюкзак с теннисной
ракеткой, из кухни повеяло пригоревшей картошкой. На следующей двери
висела мишень и череп с перекрещенными костями. Алена не оробела, и,
распахнув дверь ногой, застыла на пороге. Это был настоящий зал с
тренажерами, завешанный кольцами и турниками, заставленный беговыми
дорожками. Все существующие в мире приспособления для самоистязания
были представлены здесь в широчайшем ассортименте. Имелась даже штанга
с набором "блинов", и шведская стенка, плавно переходящая в "шведский"
потолок. А также зеркало в полстены, чтобы владелец этого хозяйства мог
контролировать результат.
- Сбылась
мечта идиота, - произнесла Алена и вошла. - Ты погляди, какой
качкадром! Вот это я понимаю!..
Мишин
рабочий кабинет находился в противоположном конце коридора. Заподозрив
присутствие гостей, он начал наводить там порядок и закончил как раз,
когда Алена в общих чертах ознакомилась с достопримечательностями
квартиры, и посвятила себя тренажерам.
- Вот это
да! Ну, Мишкин! Ну, гигант! - доносилось до меня эхо из глубины зала. -
Для того чтобы держать себя в форме, дорогой мой, надо жрать меньше, а
не железо тягать!
Угол
рабочего кабинета занимал компьютерный стол. Он был не таким, как у нас
с Аленой. Точнее, он отличался от обычного компьютерного стола так же,
как авианосец от бумажного кораблика. Кроме компьютера в комнате не
было ничего: светлые стены, белый пол для проекций, динамик в каждом
углу, плакат группы "Queen" над печатным столом, на котором это плакат,
вероятно, был изготовлен, судя по ненормальной четкости изображения.
Рядом несколько пейзажей, сделанных с грунта планет, на которых Мише
приходилось искать детали от "Марсиона". Больше всего мне понравился
Марс, но Миша не дал насладиться зрелищем.
- Туда
смотри, - указал он на пол и приглушил свет.
Мы с Аленой
встали у стенки.
- И не
дергайтесь, - предупредил Миша, - поле неустойчиво.
Перед нами
возник равнинный пейзаж, участок заросшего зеленью ландшафта под синим
небом. Изображение двинулось вперед, мы словно поплыли над лесом. Из-за
горизонта показалась гора. Алена надела очки, и приблизилась к "полю".
Две серые птицы похожие на чаек парили над нами, вытягивали красные
лапки. Гора начала утопать в высокой траве. Воздух в комнате стал
плотным и влажным. Птицы сели на грунт, опустили головы, разинули клювы
и застыли, словно чучела.
- Там еще
озвучка подразумевалась, - сообщил Миша, - но на тех частотах я вам не
советую.
- Смысловая
озвучка? - спросила Алена.
-
"Переводчик" затребовался, но я с этим трепом еще не работал. Съемка с
птичьего крыла, и так ясно.
Неестественная
поза птиц, их странное поведение, конечно, вызывали вопросы, но Миша
был не в духе.
- Они
монтируют камеры на птичье крыло? - переспросила Алена. - Всего-то?
- Да, -
ухмыльнулся он, - а мозговой чип? А управляемый полет не хочешь?
- Да ладно.
У них локальная разведка? Угадала?
Миша
загадочно улыбнулся.
- Смотри
дальше.
Изображение
не менялось, только шевелилась трава, дергались стебельки на ветру.
Птицы оставались неподвижными, уткнувшись в почву раскрытыми клювами,
словно ждали команду на мозговой чип.
- Боже мой,
- прошептала Алена, - флионы! Неужели это флионы?
Из птичьих
голов вылезли два гуманоида в эластичных костюмах.
- Мишкин,
это съемка или мультяха?
Мишина
улыбка приобрела еще более загадочный вид.
- Размах
крыльев восемьдесят метров, - сообщил он. - Весит такая штука с
экипажем до трех тонн.
- Мишкин,
это же легенда! Эти машины построить сложнее, чем галактический челнок!
Ира, твой Птицелов похож на этих?..
- Не очень,
- призналась я. - Можно сказать, совсем не похож.
- Посмотри
на их мускулатуру, - продолжила восхищаться Алена. - Это же уму не
постижимо! Даже на спине мышцы горбом. Вот это тренажер! Представляешь,
на таком полететь! - она обернулась к Мише, но не нашла понимания.
- Так они
тебе и дали полететь, - ответил он. - Размечталась! Это тебе не сиговы
"кастрюли".
- Но ведь
это бессмысленная игрушка, - сказала я. - На ней же не выйдешь за
орбиту. Любая ракета летит быстрее и дальше.
- А если на
твоей планете нет ни топлива, ни металла? - возразила Алена.
- Его можно
привезти.
- Ирка
права, - поддержал меня Миша. - Флион не есть оптимальный путь
прогресса. Скорее наоборот.
- Дураки вы
оба, - постановила Алена. - Цивилизация, которая смогла построить
флион, может себе позволить не летать в космос. Космос прилетит к ней
сам.