- Ага!
Мистер Пукер! - сообразил Ясо. - Он не называется реаплан. А вообще
ведь, да! Наверно, называется...
- Причем
здесь "мистер"? - удивилась я.
- Вы же так
обращаетесь к уважаемым людям?
- Так то
ж... Хотя, собственно...
- Мистер
Пукер стар и заслужил уважение.
- То есть,
он вам больше не нужен?
- Отец
сказал отдать тебе то, на чем сама полетишь. Но я не думаю... Ты плохо
выглядишь на перегрузках.
- Я
посмотрю, как ты будешь выглядеть в нашем общественном транспорте в час
пик!
- Как это,
общественный транспорт? - не понял Ясо.
- Как
задница твоего флиона!
- Ты и дома
багажируешь?
-
Багажирую, - подтвердила я, и в очередной раз низко пала в глазах
флионера.
Ждать я
устроилась на скале, чтобы во всей красе увидеть старый флион. Мне
объяснили, что реаплан достаточно компактен, его можно унести в
чемодане, и для разгона он не нуждается во взлетной полосе. Этот
вариант устроил меня сразу, только на скале меня внезапно настигло
землетрясение. Не то, чтобы мощное стихийное бедствие... но камень подо
мной завибрировал, словно в скале пробивалась лава. Я прислушалась. Из
пещеры доносились странные звуки, возможно, там шли боевые действия.
Неужели на старого Мистера Пукера все-таки был спрос, и Ясо застал вора
на месте преступления? Что-то мне подсказывало, что вор не хотел без
боя уступить добычу. "Не взять ли мне палку, - подумала я, - и не пойти
ли к Ясо на помощь?"
Я не узнала
Мистера Пукера. Ясо тащил его на свет из пещеры за щупальце. Всеми
остальными щупальцами Мистер упирался, загребал по камням, цеплялся за
выступы пещерного свода. Я решила, что это и есть грабитель из чужого
клана. О том, что такое устройство способно летать, я не могла и
подумать. Мистер имел осьминожье строение тела с коротенькими
отростками и выпученным вверх мясистым животом, внутри которого, при
натяжении кожи, была видна пассажирская капсула. В ней могли
поместиться от силы полтора человека или один флионер, если его
спрессовать. Шкура этого Мистера имела зеленый окрас с оранжевыми
пятнами. Характер Мистер Пукер имел необыкновенно строптивый, это было
видно издалека.
Ясо затащил
флион на траву и бросил. Мистер Пукер притих. Потом всполошился, сделал
рефлекторную попытку удрать и опять затих. Щупальца распластались,
между ними натянулись перепонки. С высоты скалы предмет стал напоминать
могучий прыщ на теле юной планеты.
- Спустись,
- позвал меня Ясо.
Я
спустилась, не будучи до конца уверенной, что это и есть флион.
- Только не
говори, что он летает, - сомневалась я.
- Летает,
не беспокойся.
- Ты
уверен, что этот Мистер не водоплавающий?
- Может и
плыть. Он молодец.
Под брюхом
Мистера Пукера заработал агрегат - гибрид мясорубки и газонокосилки.
Мистер Пукер пополз, оставляя за собой бритый ежик английской лужайки.
И чем дальше полз Мистер, тем более устрашающими становились звуки в
его утробе.
- Вездеход
какой-то, - предположила я. - Он совсем не аэродинамичный. Не лучше ли
его использовать для стрижки газонов?
- Если ты
не хочешь, он может полетать сам, - сказал Ясо. - Только когда Мистер
Пукер берет старт, в его камере безопаснее. Там всего три жилы
управления, ты справишься.
- Без тебя
я никуда не лечу.
- Конечно
со мной, - согласился Ясо. - Разве мне жить надоело?
Он встал
скалой на пути у Мистера Пукера. Щупальца стали обвивать его ноги, но
Ясо не отступил. У меня сложилось впечатление, что Ясо не боялся
ничего. Что флионерам в принципе незнакомо чувство страха. С их уровнем
биотехники можно себе позволить любой неоправданный риск. Похоже,
Мистер Пукер пришел к тому же выводу, а потому перестал стращать Ясо и
предпочел его обползти. Ясо наступил на перепонку Мистера.
- Ты
первый, - предложила я.
- Нет, ты,
- он растянул мешок над капсулой.
Я
поскользнулась на влажной коже флиона, словно наступила на огромную
живую лягушку. Вряд ли Мистеру понравились мои пробежки по его спине,
но деваться было некуда. Когда Ясо затолкался в камеру рядом со мной,
ее стенки растянулись, стали совсем прозрачными. Верхний проход сжался
до маленького дыхательного отверстия, а снизу стали доноситься гулкие
урчания с раскатами кишечной акустической симфонии. Как будто не Мистер
Пукер, а великан, выпив цистерну пива, проглотил за ней следом бочку
молока.
- Что-то я
не вижу у Мистера Пукера головы, - сказала я. Что если Ясо забыл в
пещере эту деталь? Второй раз подвергать себя восстановительной
процедуре мне не хотелось. - Должна же быть у флиона голова, хотя бы
для координации рефлексов?
- Тебе надо
голову или полет?
- А разве
одно другое не предполагает?
- Не
всегда, - сказал Ясо. - Не у Мистера Пукера.
- Так не
бывает. Для чувства равновесия должен присутствовать хотя бы
элементарный нервный центр. Для летающей биомашины это особенно важно.
- У
реаплана важно чувство жопы, - объяснил флионер. - Она у Мистера Пукера
присутствует. Настанет момент, и ты убедишься.
Чтобы
успокоить себя, я всю вину свалила на "переводчик". Кто ему задал такой
позорный лингвистический набор? Я грешила на наш секторианский словарь,
который кроме Миши и Адама никто не брался разнообразить жаргоном. Надо
бы по приезду высказать им все, что я думаю о таком баловстве. Как мне
понять существо, незнакомое с нашими особенностями общения? А если я
упущу что-то важное? Столько злости у меня накопилось на Мишу за время
командировки, что я не могла дождаться возвращения. Потом до меня
дошло, что за "момент" должен настать для старта реаплана, и наша
встреча приняла характер несбыточной мечты.
Под флионом
разрасталось облако зеленого газа. В считанные мгновения оно закрыло
поляну, видимость стала нулевой. Потом был пушечный выстрел. Мощная
струя придала нам вертикальное ускорение. Мне стало дурно. Ревущий
флион, вытянувшись ракетой, набирал высоту. Зеленый туман окутал
местность. Газ разрывал сопло стремительными рывками. Ясо поглядел вниз.
- Три
километра всего лишь, - успокоил он меня. - Видишь, жилы синеют. У
орбиты они почти черные. Так надо определять высоту.
Километраж
не имел значения. Для начала неплохо было бы выжить. Следующий пушечный
выстрел подбросил нас еще на полтора километра. До орбиты я рисковала
не дотянуть, но выбросы прекратились. Мы словно замерли на месте,
щупальца растопырились, перепонка надулась парашютом. Сквозь нее стал
прекрасно виден ландшафт, большую часть которого все еще застилал
туман. Я прикинула, что город Минск этот прибор накроет без труда. Не
говоря о том, что мне придется оплатить разбитые стекла в радиусе
километра.
- Теперь
надо ждать, когда он начнет планировать, - объяснял Ясо, словно готовил
меня к экзамену по пилотажу. - Он выберет новую поляну, и будет
целиться в нее. Детекторы работают за зеленый цвет, но можно их
перенастроить. Какого цвета твоя посадочная площадка на Земле?
Мистер
Пукер стал кружиться в воздухе, а затем сложил щупальца "самолетиком" и
взял курс на изумрудное пятно, виднеющееся на горизонте.
- Эту жилу
можно крутить, тогда он сменит направление, - Ясо вырвал из пола что-то
посиневшее, и Мистер Пукер снова развернулся парашютом, а потом,
нехотя, заложил "крыло" в обратную сторону. - При попутном ветре он
пойдет быстрее, - обещал хозяин, а я представляла себе, как, не будь
его рядом, скакала бы я сейчас с поляны на поляну, пока у Мистера
Пукера не случится запор. Мощность сопла позволяла рассчитывать на
кругосветное путешествие.
Вряд ли
моих сил хватило бы на то, чтобы разжать отверстие камеры. Жила
маневратора мне не поддалась совсем, а тормоз, с которым, по мнению
Ясо, должен был справиться младенец, сдвинулся лишь тогда, когда я изо
всех сил уперлась ногами. Флион лениво хлопнул перепонкой.
- Нет! Так
не затормозишь! - Ясо рванул жилу тормоза вверх, и последний, натужный
газовый выброс приподнял нас на пару метров. - С такой скоростью
никогда не садись на скалу, - сказал он. - Есть запасная камера
аварийного взлета.
- Не трогай
камеру, - попросила я. - Давай сядем как-нибудь, если, конечно, на Флио
еще осталась экологически чистая зона.
Ясо
искренне не понимал моего разочарования.
- Среди
механических моделей Мистер Пукер самый простой, - предупредил он. - На
нейросенсорах тоже летают, но там головой работают. Понимаешь?
- Понимаю,
- согласилась я, дернула жилу и, кажется, нечаянно сорвала запасную
камеру.
Понятно
было одно: ни старая, ни новая техника флионеров мне одинаковым образом
не светила.
Каждое
новое утро Ясо сидел у гнезда, свесив ноги с обрыва. Колол орехи,
сплевывал вниз скорлупу. Впрочем, может, он сидел еще с вечера, но был
невидим в темноте. Или я так уставала от впечатлений, что не видела
ничего кроме подстилки.
- Зря
сидишь, - обратилась я к нему. - Мое мнение о Мистере Пукере с прошлого
раза не изменилось. Я по-прежнему считаю, что старый уважаемый флион
заслужил покой в музее родной планеты.
- Можно
клонировать такой же, новый, - ответил Ясо. - Можно в нем кое-что
упростить.
- Характер,
например.
- С этим
тоже можно работать...
- Нет уж, с
норовом Мистера Пукера надо не работать, а вырезать, как гнойный
аппендицит.
- Можно и
так, - согласился флионер.
-
Предупреждаю, ты зря тратишь время. Либо достань нормальный флион, либо
ступай домой. Я скажу отцу, что ты честно меня караулил.
- Я дома, -
ответил Ясо. - Здесь мое гнездо. Где же мне сидеть, пока ты спишь там?
- Извини.
Если так, ты тоже мог бы спать в гнезде. Там полно места.
- Отец
сказал, земляне спариваются с теми, кто спит в их гнезде.
- Не буду я
с тобой спариваться. Много твой отец понимает! Даже не мечтай.
Ясо
удивился. Наверно прежде мнение отца было для него беспрекословной
истиной.
- Отец
сказал, вы живете парами, самец и самка в одном гнезде. Что таков
ритуал.
- Твой
отец, будучи на Земле, созерцал только малиновый куст, - объяснила я. -
Просто мой друг Миша не всегда удачно шутит. Самки с самцами на самом
деле живут, как хотят, в любом количестве. В одном гнезде можно увидеть
несколько спаривающихся между собой самцов. А я, допустим, со своим
братом полжизни прожила в одном гнезде и ни разу не спарилась.
Ясо
перестал жевать орех.
- Разве
так? - удивился он. - Отец сказал, что на Земле спариваются для
удовольствия, не думая о будущем.
- На Земле
так поступает только мой друг Миша. Все остальные земляне думают о
будущем. Просто не имеют возможности влиять на генофонд потомства, как
это делаете вы. Поэтому руководствуются удовольствием, подбирая пару.
- Конечно,
- согласился молодой флионер, - разве можно получать удовольствие, не
думая о будущем? - и впал в прежнее состояние снисходительного
равнодушия.
Мой новый
флион был похож на мыльный пузырь. Он переливался радужной оболочкой,
висел над мятой поляной, дергался в воздухе. Ясо исполнял внутри пузыря
танец папуаса. Ему не хватало только копья, а я не могла дождаться,
когда он, наконец, сядет и объяснит мне суть происходящего. Где-то мне
уже встречалась похожая картина, я старалась вспомнить, где именно.
Лишние телодвижения отвлекали от мысли.
- Если
догадаешься, как работает сфероплан, научу управлять, - пообещал Ясо.
Оболочки
шара вокруг него стали таять одна за другой, исчезать в кольце, висящем
у него на поясе. Ладони искрили электрическим полем. Ясо прикладывал их
к траве, чтобы спустить заряд, а я думала об одном: отдаст или не
отдаст? Возвращаться в Секториум без флиона было глупо. Тем более что
сфероплан целиком помещался в портфеле.
- Дай,
попробую...
- Он
сложный для равновесия, - предупредил Ясо.
-
Договоримся так: если я минуту продержусь в воздухе внутри этой штуки,
ты объясняешь, по какому принципу он работает, и я забираю его на Землю.
Ясо
улыбнулся, но возражать не стал. Напротив, он предвкушал увлекательное
зрелище и не пытался скрыть скепсис, застегивая на мне пояс.
- Подпрыгни
выше, - посоветовал он, - пока еще можешь это сделать.
Пояс
треснул меня током и стал раздувать сферы: одну, вторую, третью.
Электрические заряды разбежались по мне во все стороны, волосы встали
дыбом на всю длину, возник эффект невесомости, который не позволил мне
подпрыгнуть, даже удержаться в вертикальном положении не позволил.
Кувыркаясь, я зацепила рукой стенку внутренней сферы. Флион дернулся, и
началось. Каждое новое прикосновение к оболочке кидало меня по траве во
все стороны горизонта. Шар катался, вертелся волчком, зарывался в
грунт, издавал отвратительный звон, но подниматься не желал ни в какую.
Мои пляски внутри были похожи на предсмертные конвульсии.
Покувыркавшись минуту, я выбилась из сил, но не смогла понять принцип
движения этого аппарата.
- Будешь
долго учиться, - сделал вывод Ясо, освобождая меня от
наэлектризовавшегося кольца.
- У вас на
Флио ненормальная геофизика, - возмутилась я. - Могу поспорить, что у
нас эта штука летать не будет, но не могу объяснить почему.
- Потому
что не поедет на Землю, - объяснил флионер.
- Конечно,
не поедет. Я просила летательный аппарат, а не кувыркательный.
- Сфероплан
делает выброс вакуумного поля. Ты ударяешь по оболочке, тогда на
внешнем контуре образуется мешок разреженного пространства, который
втягивает флион. Тогда он летит. А ты все время бьешь вниз.
- Потому
что все время падаю.
- Чтобы
упасть, надо сначала подняться.
Волосы
продолжали торчать во все стороны, как наглядное доказательство моей
несостоятельности овладеть машиной. Я хотела пригладить их, но получила
разряд в глаз. Ясо был спокоен, он обстоятельно паковал агрегат в
футляр. Еще один экзамен флиопилотажа мною был успешно провален.
- Поищи,
пожалуйста, что-нибудь, способное летать на Земле, - попросила я.
- Трудно
выполнить эту просьбу.
- Попробуй.
- Очень
трудно выполнить. Ты не знаешь ветра, не умеешь работать магнитом, не
держишь равновесие, дуреешь от высоты и не тянешь жилу. А главное, не
любишь учиться.
- Люблю!
- Нет, я
понял твою суть. Ты хочешь всегда багажировать.
Однажды Ясо
принес дельтаплан. Он был мелкий, тяжелый, размах крыла варьировался
рычагом над местом пилота. Все сидение - два жестких стаканчика для
колен. Флионеры не пристегивались, не одевали шлема, но это был
дельтаплан. Он взлетал с равнины без разгона, уловив подходящий порыв,
развивал хорошую скорость в падении. На нем можно было сделать мертвую
петлю. Кожаные крылья напоминали перепонки летучей мыши. Я не рискнула.
- Ты не
поверишь, но на Земле есть точно такие, - сказала я. - Мне бы
что-нибудь особенное, необычное...
С тех пор
ежедневно в любую погоду, без праздников и выходных, мы выходили на
поиски, и за день успевали замучить, в среднем, по два флиона. Среди
них не было ничего принципиально нового, тем более, пригодного для
использования в инопланетных условиях. Ясо показал мне ботаническую
коллекцию, которую его предки собирали по Вселенной; учились выращивать
аналоги на Флио, и сами учились у "аналогов" приемам воздухоплавания.
Мы тоже учились. Испытывали аэродинамику "летучего мака" - зеленого
волдыря, напоминающего формой маковую "коробочку". В условиях родной
среды, стенки семенной коробки начинали сокращаться от тектонических
подвижек. Его семена могли прорасти только в глубоком грунте. Поэтому
растение не упускало возможность, когда по соседству возникали трещины
планетарной коры. Если сильно топнуть ногой рядом с грядкой, его семена
разлетались фонтаном на десятки метров вокруг.
Мы
осматривали лиану с семенами, имеющими форму универсального крыла. Я
узнала, что спородинамика, наука о способах полета семян, является для
флионеров азбукой. От внешней формы до внутренней мотивации, она
подлежит доскональному изучению начинающих пилотов. Я видела нору
гриба-флиона, растения, питающегося грунтовыми микроэлементами.
Двигаясь в почве, оно оставляло за собою норы, в норах скапливался газ
из отходов жизнедеятельности организма. Этот газ, при нужной
концентрации обладал способностью выстрелить гриб из норы и сбить с ног
взрослого флионера. Мы назвали его миной-флионом.
Мы трогали
паруса из плесени, вырастающей на камнях, которые, надуваясь, взлетали
как дирижабли. Некоторые из них могли таскать пудовые валуны. Другие
отрывались, уходили высоко в атмосферу и там лопались с грохотом,
опадали лохмотьями на грунт. Но дирижабли люди научились делать сами,
не имея природного аналога. Чем ближе я знакомилась с разнообразием
местного флиопарка, тем больше уважала человечество, тем сильнее
скучала по дому. Теперь я понимала инопланетян, которые, не раздумывая,
расстались с комфортом, чтобы иметь возможность с близкого расстояния
наблюдать нас. Наверно, им рассказали, до чего додумались земляне на
пути к техническому прогрессу. Наверно, инопланетяне не поверили.
Наверно, они решили, что это сказки, как когда-то сказкой считали
флион, но мы ни в чем не отстали от фронов.
Когда Ясо
подлетел ко мне на флионе, похожем на растрепанное мочало, я вспомнила
ковер-самолет. И по тому, как независимо мочало вело себя в воздухе, и
по тому, как не желало садиться на скалу, где я коротала время в
ожиданиях.
- Никогда
не догадаешься, почему он летит! - заявил Ясо.
Ломать
голову не имело смысла. Понятно, что физическое объяснение феномена
есть, иначе не стоит верить глазам.
- Можно ли
эту штуку выровнять в гладкий ковер? - спросила я в ответ. - Чтобы
летать на нем лежа и управлять голосом.
- Можно, -
неожиданно ответил Ясо, и мое сердце, снова затрепетало от
предвкушения. - Только лежа неудобно, все время будешь переворачиваться
и падать.
- А на
Земле?
- Ага! Я
знаю флион, который точно полетит на Земле.
- Уверен?
- Конечно.
Он летит даже в космосе.
- Не может
быть.
- Для тебя
- не может, - согласился он. - Тот флион отец брать запретил.
- Мы не
будем брать. Только посмотрим.
-
Посмотрим? - Ясо немного поразмыслил. - Посмотрим, если угадаешь, как
летит алгоплан, - он указал на серую массу, придавленную ногой к камню.
- Он летит
на передозировке алгония в тканях, - сказала я. - Этот материал не
подвержен гравитации. Вот он и летит.
Ясо
уставился на меня, как на невиданную доселе аэродинамическую
конструкцию.
- Отец
говорил тебе про алгоний?
- У нас на
Земле с древних времен летают на коврах-самолетах.
- Ну, да?
- Честное
слово! Спроси у отца, если не веришь. Могу тебе книжку прислать. Там
алгопланы на любой фасон... с выкройкой. Между прочим, земляне на них
летают лежа и не падают.
Черной
ночью небо над Флио-Мегаполисом озарил огненный шар Агломерата. Я
увидела явление, известное в астрономии как частичное затмение, когда
небесное тело появляется на фоне более крупного тела. Мне показалось,
что это орбитальная станция так снизилась, что оставила круглую тень на
спутнике планеты. Но у "станции" неожиданно выросли уши, а затем
массивные плечи наехали на оранжевое пятно.
- Иди за
мной осторожно, - услышала я над собой голос Ясо. Его рука потянулась
ко мне и пристегнула к поясу фал с карабином. - Если упадешь в
пропасть, не кричи, - предупредил он, и его тень удалилась с диска
Агломерата.
Веревка
натянулась, гнездо заскрипело, скала закачалась. Я выбралась из
укрытия, соскользнула с края пропасти, повисла на поясе и вспомнила про
обет тишины. Интуиция подсказывала, что лучше не двигаться, не просить
о помощи, не напоминать о себе. Было бы совсем хорошо, если б Ясо
догадался пристегнуть меня к своей спине, как рюкзак, но флионер все
делал правильно: он замерял глубины свежих расщелин моим телом,
раскачивающимся на длинной веревке, и таким образом прокладывал
оптимальный маршрут. Ветер залег на дне ущелья, сверху сыпалась
каменная крошка, вокруг были отвесные стены, я вспоминала молитву.
Ясо
отстегнул меня от карабина на уступе. Скала гудела под ногами, кровь
стыла в жилах, пленки тумана закрывали поляну, вползали в расщелины,
скалы торчали из белого океана, которому не было видно конца.
-
Начинается землетрясение, - сказал Ясо. - Нас не увидят, если быстро
туда и обратно.
"Стакан"
поднялся над облаком, в котором утопали вершины гор. Мы отправились на
юг и почти достигли границы земель клана, когда краешек солнца
приподнялся над восточным горизонтом.
Каньон я
узнала издалека. Этот гигантский разлом в планетарной коре, ярко рыжего
цвета, был виден с орбиты. Вблизи он представлял собой пропасть, края
которой расходились на десятки километров, а дно не просматривалось
из-за постоянных сумерек на глубине. Мы снова погрузились в ночь.
Колокол снижался в каньон, а я представляла себе, как волна
землетрясения докатится сюда от северных широт и захлопнет нас, как мух
в саквояже. Внизу блестела вода и когда, наконец, мы достигли
глинистого берега, "стакан" соскользнул, опрокинулся, и Ясо пришлось
вручную ставить его вертикально.
Сначала не
было видно ничего, но, когда утренний свет пропитал подземелье, на
стенах каньона проявилось несколько белесых продолговатых предметов,
формой напоминающих личинки насекомых, размером не уступающих
стервятнику-флиону. Их прозрачные головы опускались к воде, а множество
острых лапок впивалось в мягкую породу. Флионы шевелились, их лапки
беспорядочно двигались, словно боялись оторваться от расщелины.
-
Алгопланы? - спросила я.
- Никто не
знает, как летит алгоплан. Он летит, как хочет. Но если пилот может
управлять флионом, он летит, как хочет пилот.
- Почему
они такие страшные?
- Алгопланы
опасны. Отец сам на них не летает.
- А ты?
- Я могу, -
похвастал Ясо. - Я летал вон на том, - он не без гордости указал на
самый крупный личиноподобный объект.
- Там нет
жил?
- Там нет
управления, кроме головы пилота. Не веришь, посмотри.
- Значит, и
я смогу полететь?
- Полететь
- да, а приземлиться - навряд ли.
-
Договорились. Я взлетаю, а ты сажаешь.
Ясо
засомневался.
- Хоть раз
в жизни позволь мне взлететь. Хоть на чем-нибудь. Хоть невысоко. Если
нас увидят со станции, я скажу, что сама во всем виновата.
- Не
увидят, - успокоил Ясо. - Алгоплан невидим радару.
Он
подобрался к "голове" флиона и разорвал оболочку. Снаружи кабина была
похожа на двухкамерный пузырь, изнутри - на малый вертолет, лишенный
панелей управления. Мы разместились напротив друг друга. Ясо стал
медитировать. Флион зашевелился активнее. Разорванная оболочка
слиплась, загерметизировала нас в отсеке и образовала рубец. Я
осмотрелась: никаких приборов не было и в помине. Ясо углублялся в
медитацию. "Личина" то отпускала лапки, то снова впивалась ими в стену
каньона.
- Не
получается, - наконец-то признал пилот и собрался закончить безнадежное
мероприятие, но в тот же момент флион, отцепившись от стены, стал
подниматься вверх. Мы воспарили над змеевидным озером и устремились к
лучам восходящего солнца.
Ясо ушел в
себя. Я не успевала смотреть по сторонам. Вокруг мелькали то стены
каньона, то небо, то темные воды озера. Нас переворачивало. Флион
изгибался. Перегрузок не чувствовалось совсем. Тишина стояла вокруг.
Среди этой тишины я услышала спокойный голос пилота:
- Выйдем на
равнину, прыгай в траву.
- Что? -
удивилась я.
- Выйдем из
каньона, разрывай оболочку и прыгай. Потом объясню.
- Нет,
объясни сейчас.
Солнце
заиграло в воздушных пузырьках. Мы поднялись над пропастью. Край земли,
покрытый травой, в секунду пронесся мимо, рванулся вниз, вверх, вбок и
оказался от меня в десятке метров. Флион шел в небо со скоростью
воздушного пузыря со дна стакана.
- Прыгай
вниз! - крикнул Ясо и разорвал оболочку.
- Нет!
- Прыгай, а
то будет поздно! Прыгай, если хочешь жить!
Я вцепилась
в мякоть флиона. Щель слиплась. Ясо сжал кулаки и зажмурился.
- Не пугай
меня! Объясни, в чем дело?
- Прыгай
вниз, - повторил он, - пока еще не поздно. Я найду твое тело, на
станции его восстановят.
- Извини,
не могу. Прыгай сам.
- Ты не
посадишь флион. Мы оба погибнем.
- Не надо
меня разыгрывать! Лучше разворачивайся!
- Я не
управляю флионом.
- А кто
управляет?
- Он идет
сам. Он уйдет в космос, и радары нас не найдут, пока мы в теле флиона.
Если ты прыгнешь вниз, я смогу его посадить.
- Но у меня
нет парашюта. Давай вместе?
- Мы
разобьемся вместе. В южных землях нас не увидят. Я сам найду твое тело.
Его можно будет восстановить.
- Лучше
попробуй приземлить эту хреновину! Ты же смог взлететь!
- Не я, -
нервничал Ясо. - Машина сама поднялась и идет в космос.
Действительно,
мы уже преодолели внушительное расстояние от грунта и продолжали
набирать высоту.
- Попробуй,
Ясо! Еще раз попробуй!
- Нельзя.
Ты алгоник, как отец. При тебе матричный узел не управляется, - в его
интонациях стала появляться обреченность. - Все. Зачем ты смотришь
вниз. Прыгать поздно.
Космос
накрывал нас черным куполом. Флио-Мегаполис утопал в свете, линия
горизонта приобретала округлость.
- Ты же из
Хартии! Почему я не подумал?! - казнил себя Ясо. - Пока ты в теле
флиона, он нейтрален.
- А если
выйду за оболочку?
- Сгоришь в
атмосфере. Я посажу флион, а ты сгоришь.
- Неужели
здесь нет поисковых маяков? Если алгопланы выходят за орбиту, должны
быть какие-то меры безопасности!
Ясо молчал.
Алгоплан раздуло в верхних слоях атмосферы. Его движения стали
плавными. Он перестал напоминать личинку, принял вид бесформенной губки.
- Воздуха в
порах много, - сказал Ясо. - Но если нас не прибьет к планете, он
когда-нибудь кончится.
Мы сидели в
оцепенении. Флион несло в космос. В обозримом пространстве не было
объекта, с которого нас можно было заметить, взглянув в иллюминатор.
Иллюминаторов на флионерской технике не делали отродясь. Чем дальше
уходил геоид, тем меньше оставалось надежды.
- Ты
считаешь, что я алгоник? - дошло до меня. - Ты уверен, что именно я?..
Меня
посетила мысль, которая заставила забыть о нелепом положении. Лихие
полеты на флиопланах отошли на второй план. Я поняла, что на орбите
Флио мне делать нечего. Мне нечего было делать ни на станции, ни на
Мегаполисе; вся поездка показалась чудовищным заблуждением.
- Ясо, мне
надо вернуться на Землю! Произошла ошибка. Если я не вернусь... Как бы
тебе объяснить? Там, на Земле, я предложила глупую гипотезу и почти
доказала ее. Теперь, если я не вернусь, случится ужасное.
Задумчивый
флионер поглядел на меня желтым глазом.
- Уже
случилось, - заметил он.
- Нет, нет!
Если я не вернусь, все будет гораздо хуже...Ты уверен, что земляне не
являются потомками фронов, как вы?
- Я не
знаю, кто такие земляне.
- И не
узнаешь. Ясо, если я сейчас же не вернусь, о землянах никто никогда не
узнает.
- На твоей
планете прекратится жизнь? - не понял флионер.
- Вот
именно. Что если я выйду в открытый космос? Ты найдешь меня? Вы сможете
меня вытащить с того света? Ясо, решай! Если так можно сделать...
- Ты делала
так раньше? - спросил он, и я оробела, потому что поняла: теперь
придется. - Ты действительно сделаешь так?
- Да,
только быстро. Не дай мне времени передумать, лучше объясни, как вести
себя...
- Никак,
только разорви оболочку, - Ясо стал герметизироваться в своей половине
отсека, стягивать отверстие люка, пока я не осталась одна со всей
сумасшедшей идеей. - Выдохни из легких воздух, - советовал он, голос
звучал все глуше и дальше, - закрой глаза...
- Ясо, -
спросила я на прощание. - Я умру сразу?
Мне
запомнился хлопок лопнувшей оболочки. В следующий момент я трогала
руками космос. Никакой он не холодный. Проще говоря, замерзнуть я не
успела.
Когда-нибудь
мне следовало догадаться, почему ни Вега, ни Адам, ни сам Птицелов ни
словом не обмолвились, что мой вариант информала называется "алгоник".
Несмотря на то, что происхождение информала никогда не было секретом.
Не проболтался даже словоохотливый Миша, почти двоюродный брат. Мне
стоило задуматься над тем, что способность нейтрализовать чужие матрицы
уже есть порок слэпового фона, а осознание этого порока усугубляет и
без того неустойчивое состояние обладателя. Мне не на пользу было
знать, что люди с такими странностями не способны к телепатическому
контакту, потому что информация, поступающая таким образом в их
сознание, не имеет стойкого дешифратора. По той же причине
информал-алгоник почти не поддается гипнозу, внушению, кодированию. О
таком свойстве собственного организма я сама бы не заподозрила. Стоило
Мише или Алене сказать уверенным тоном любую глупость, я начинала
верить. Правда, недолго. Сомневаться меня научила жизнь. Главное, что
алгоники-информалы для адаптации в окружающем мире используют
собственные ментальные клише, минуя общепринятые. По этой причине они,
должно быть, плохо учатся в школах, но если уж берутся с интересом за
какой-то отдельный предмет, то видят его в ракурсах, недоступных
большинству, и это помогает им становиться ценными профессионалами. Что
да, то да. Если я что и способна усвоить, от арифметики до теории
относительности, то исключительно благодаря своим собственным приемам,
не похожим на формулировки в учебниках. Притом что все науки мне были
одинаково безразличны, и ярким специалистом ни в какой области стать не
пришлось.
Не могу
сказать, что изучение алгонических проявлений Вселенной увлекло меня
больше, чем история или физкультура. Также не стану утверждать, что под
влиянием Секториума эта тема сделалась для меня такой же неприлично
позорной, как уфология для Академии Наук. Я знаю кое-что о своих
"прототипах", как любой член-корреспондент наверняка осведомлен о
летающих "тарелках". Но цивилизации 4-го ключа для наших сигов являются
такой же химерой, как для ученых-землян зеленые человечки из космоса.
Алгоники,
тем не менее, закрывают собой брешь в категории видов именно там, где
цивилизацией быть максимально неудобно: на стыке материи и антиматерии.
По этой причине они относятся к так называемым, "неустойчивым расам",
также как мы относимся к "гуманоидам", а "белые" - к "субгармоналам".
Упоминания
об алгониках содержат хроники нескольких древнейших архивов. Эти твари
описаны, как эфирные субстанции, неуловимые для приборов, которыми
пользуются расы 1-2 ключа. Эти существа, по свидетельству очевидцев,
копируют любую флору и фауну, не имея собственных устойчивых форм. Их
можно обнаружить, как теневое свечение на фоне неярких, ровных
предметов. Для контакта с гуманоидами они используют приемы, которые
вызывают психическое расстройство контактера. Точнее сказать, прямой
контакт возможен только в состоянии психического расстройства. В тех же
хрониках были запечатлены сами алгоники: небольшие дымчатые мешочки,
похожие на скорчившихся человечков с очень большими головами и
недоразвитыми конечностями. Они висели на фоне белого диска в вечерний
час. Диск занимал большой процент площади горизонта. Всего "мешочков"
насчитывалось около сотни. Те, что оказались за контуром, не были
видны. Да и на фоне были видны лишь те, кто чуть-чуть шевелился. Эта
запись считается самой подробной видеохроникой. Для энтузиастов она
стала бесценной реликвией. Для всех остальных - пример того, как можно
изощренно и безнаказанно дурачить общественность на протяжении
миллиардов лет.
На всякий
случай, алгоники были вписаны в общий каталог цивилизаций, в категорию
"вояжеров", с пометкой ключа 4(-4). На этом минусе стоит остановиться
подробней. Дело в том, что физическая природа этих существ состоит и
чистейшей антиматерии (-4), которая обладает свойством иногда создавать
впечатление объектов реального мира. Также как материальное тело
гуманоида в определенных условиях обнаруживает признаки антиматерии.
Речь идет о мельчайших субъектах микромира, способных появляться и
исчезать, удивляя ученых-физиков. Ниже алгоника в категории рас
градации нет. Ближе алгоников к этому пограничному состоянию материи
тоже ничего не замечено. Все, что вышло за пределы материального
мироздания, называется алгонимом. С этим веществом ассоциируется
четность (симметричность) природы бытия: общая масса алгония Вселенной
примерно равна общей массе реальной материи. Общее количество вещества,
соответственно, адекватно антивеществу. И если данный "симметрический"
способ мышления пустить на самотек, почему бы ни предположить
зеркальные цивилизации, т.е. существование разумной жизни в недоступной
нам природе пространства? Так рассуждают аналитики. Практики рассуждают
проще: "Цивилизация развивается ступенеобразно, - рассуждают они, -
каждая новая ступень имеет свой уровень мышления и бытия. Зачем
совершенствовать колесо, если мы давно летаем на реактивных
устройствах? Кто вспомнит о шаманах, когда машины научатся оперировать
матричными программами и редактировать будущее. Цивилизация алгоников
только тем и отличается от остальных, - утверждают практики, - что,
совершая движение вверх, забыла выполнить ступенеобразный маневр и
пролетела, как фанера над Парижем, мимо всех удовольствий прогресса,
сохранив в себе первозданную квинтэссенцию разумного существования".
Алгонические
цивилизации казались таким абсурдом, что не каждый ученый был способен
признать их "де-юре". Как и алгоническая материя, которой пропитан
реальный космос, казалось бы, существует только в рассуждениях о
симметрии мироздания. Исследователи удивляются, если сгустки этого
"теоретического" вещества, называемого биоплазмой, вдруг обнаруживаются
в естественных планетах, и начинают реально влиять на соседние объекты.
Например, парализуют каналы связи на транспортных магистралях.
Растворяют и разжижают матричные узлы на микросхемах тонких приборов.
Планету, смердящую алгонием, приходится изолировать оболочкой, а каналы
выброса затыкать особыми пробками. Но, сделав это, ученые все равно не
верят догадкам. "Истина должна быть полной и абсолютной, - утверждают
они. - А теория алгонических цивилизаций состоит из сплошных домыслов и
допущений. Соответственно, и алгоники-информалы - категория
сомнительная, возможно, недостойная науки. А если нечто подобное
наблюдается в природе, живет и чувствует себя некомфортно, лучше ему не
знать о причине своего недуга". Возможно, только в этом они и правы.
От стола
меня отодрали. Я не собиралась вставать. Даже не думала, что мне
удастся удержаться на ногах. Я догадывалась, что произошло что-то
страшное, но не могла вспомнить подробностей последнего года. Тело было
покрыто серыми пятнами. На щиколотках и запястьях имелись сильные
повреждения. Я искала, во что завернуться, и вдруг с ужасом вспомнила,
что нахожусь на Флио.
Мне помогли
выйти в вестибюль и сесть на пол. Я не смогла разглядеть лица того, кто
сделал это, близкие предметы расплывались. Существо проявило
трогательную заботу, поставив рядом корзину с фрагментами клоновых
скелетов, которые я узнала на ощупь. Ясно было одно: я достаточно жива,
чтобы покинуть медицинский стол, и не представляю большого интереса,
чтобы лечиться дальше от серых пятен, внезапной близорукости,
головокружения, боли в костях, онемения в конечностях, тяжести в
области сердца. Список можно было продолжить, но тот, кто выставил меня
из лаборатории, решил, что сгодится и так, что клоновые кости, в
крайнем случае, меня утешат, потому что являются моей любимой игрушкой.
Может быть, это были мои кости? Зрение сфокусировалось на близком
объекте: "Нет, - решила я, - не похоже. Слишком белые. Мой скелет
наверняка отдает желтизной". Я нечаянно опрокинула корзину.
"Конструктор" рассыпался по вестибюлю. Рядом остановились две ноги.
Наверно, для того, чтобы зафиксировать проблески интеллекта. Я не
просто собирала кости, я делала нового человечка рядом с собой в строго
анатомической последовательности. Он должен был стать моим товарищем в
беде, чтобы, глядя в его незрячие глазницы, я чувствовала, что кому-то
хуже, чем мне, и знала, что не все потеряно. Еще одна пара ног
задержалась рядом. Надо мной завязалась беседа. Смутное чувство
подсказывало, что я снова начинаю сходить с ума. Вхожу в блаженное
состояние овоща, потому что перестаю соображать.
Две пары
ног продолжали стоять рядом. Мой отрешенный взгляд вскарабкался по
подолу и засвидетельствовал образ Птицелова-старшего. Цепляясь за его
тканый наряд, я стала совершать восхождение. Почему-то мне захотелось
обнять его, но, когда до шеи остался один рывок, расхотелось. То ли я
сослепу обозналась, то ли произошел сдвиг восприятия, позволивший мне
увидеть знакомые черты в незнакомце. Что-то чужое было в облике
Птицелова, прежде не присущее ему. Да и с моей стороны таких
фамильярных манер прежде не наблюдалось.
- Это Кумо,
- сказал стоящий рядом, и я узнала Ясо. - Ты поняла? Кумо, мой старший
брат. Смотри, - обратился он к Кумо, - она поняла.
Кумо иначе
истолковал мой бросок вверх по его мантии:
- Она хочет
накрыться. Она мерзнет, - сказал он. - Меня опять усадили на пол.
Сверху опустилось пончо с дыркой для головы. Под тяжестью в глазах
поплыло. Поплыли и ноги, стоящие напротив. Вскоре они зафиксировались в
горизонтальной позиции.
- Надо же,
упала, - удивился Ясо, и стал меня поднять.
- Пусть так
будет, - остановил его брат.
- Она
поняла, - настаивал Ясо. - Она понимает то, что мы говорим без
"переводчика".
- Она не
может. Посмотри, "переводчик" наверняка провалился в ухо.
Ясо
посветил мне в ухо фонариком и пощупал пальцем.
- Может. С
ней так бывает.
Кумо
склонился надо мной и поглядел в глаза точно, как отец.
- Она
ничего не понимает. Пусть лежит здесь. На Флио ее не пускай.
Они пошли.
Я схватила Кумо за подол и проехалась за ним на спине по глянцевому
полу.
- Это еще
что? - удивился он.
- Я же
говорил, - обрадовался Ясо. - Понимает.
Новая жизнь
началась. С каждым днем я чувствовала себя лучше, видела дальше, чем
надо и понимала все, что происходит вокруг, но не могла собраться,
чтобы принять в этом участие. Братья Ясо и Кумо считали себя
непревзойденными специалистами по оживлению мертвецов. Возможно, мой
случай служил для них тренировкой. А может, проще: они напортачили и
теперь пытались исправить ошибки. Кумо все время старался меня
разговорить. Неудачи приводили его в отчаяние. Ясо утверждал, что
ситуация не так плоха, как выглядит со стороны. Мысленно, я была на его
стороне.
- Когда
отец привез ее, она говорила? - спросил Кумо.
- Точно,
говорила.
- Что она
говорила?
Я понимала
все, но процесс ответа тормозился где-то на подсознании. Пошевелить
языком было невозможно, отсутствовал какой-то связующий момент.
Наверняка, братья что-то потеряли, собирая меня по частям. Чем яростнее
они старались, тем больше я укреплялась в догадке, что кому-то сильно
влетит, когда папочка вернется. Я даже знала, кому. Но однажды у них
все получилось. Кумо, выходя на террасу, сунул мне вместо костей
баночку со стекляшками. Без игрушки он меня не оставлял, но эта была
самая приятная. Я давно присмотрела ее, но не решилась взять. И тут
игрушка сама пришла ко мне в руки. Стекляшки меняли цвет, светились в
сумерках, магнитились друг к дружке.
- Мерси
боку, - сказала я, и "переводчик" на ухе Кумо-Птицелова радостно
транслировал эту фразу, прикладывая ее к матрицам известных языков.
Флио я
больше не видела. Последние недели пришлось коротать на станции.
Последние, самые длинные, как листочки отрывного календаря до каникул.
Я рассчитывала успеть на Землю к новогодним праздниками и скучала по
снегу. А мои конечности понемногу отходили от отеков, становились
пятнистыми, словно вынутыми из могилы. Ясо обещал, что в течение года
все восстановится, но я не собиралась ждать год, и растирала их
кусочками льда.
- Через
месяц, - успокоил меня Його, делая последний медосмотр. - Если не
задержит Магистраль.
Его лицо
казалось усталым. Похоже, он не был уверен, что мой визит на Флио
удался, но мне захотелось запомнить его таким. Запомнить сейчас, словно
в новой жизни для него уже не было места.
- Ты
сделаешь для меня флион?
- Сделаю, -
пообещал Птицелов. - И ты сделаешь подарок для меня.
- Что ты
хочешь?
Його
подошел и стал говорить совсем тихо:
- Я
вырастил четырех сыновей, - сказал он.
- Знаю, что
ты многодетный папа. И что же?
- Чувствую
силы вырастить пятого.
- Рада за
тебя.
- Хочу,
чтобы он был твоим сыном.
- Ты
серьезно? Нет, Його, я...
- Надо твое
согласие. Я сам выращу... Он не побеспокоит.
- Його, ты
не понял. Я морально к этому не готова.
- Тебе не
нужно готовиться.
- Я говорю
"нет"! Ты понимаешь? - взгляд Птицелова померк. - Если б ты дал мне
время обдумать. Я не готова иметь детей. Не имеет значения, сколько это
потребует участия и беспокойства. И кто будет воспитывать также
неважно. Я просто морально к этому не готова. Ты понял?
Його понял
и не скрыл разочарования.
- Ты
огорчила меня, - сказал он, прощаясь.
- Прости, я
не хотела тебя огорчить.