- Форма
одежды - пляжная, - предупредил шеф. - Петр пригласил всех. Отправление
из офиса в семь. Опоздаете - добирайтесь самолетом.
Из всех
приглашенных отказалась только Алена. Она же не пустила Водю Сивухина,
использовала его законный отпуск для покраски своей машины, но Водя на
судьбу не роптал. Палыч извинился за них обоих и сказал, что
задержится. Адам Славабогувич умчался на день раньше. Французы, Люк и
Этьен, которых я пока не имела случая видеть лично, потерялись где-то
между Москвой и Парижем, и Вега долго ругался с ними по-французски
через компьютерный видеофон. Собственно, может быть, не ругался, но
беседовал крайне эмоционально. К моменту отправления в офисе оказалась
только я, потому что никуда не отлучалась. Холл превратился в мой
рабочий кабинет. Здесь мне было дозволено ставить на полку книги и
захламить стол тетрадями. Здесь я высиживала полный рабочий день и
час-другой сверхурочно, поскольку теоретические навыки давались мне с
трудом, и не приносили творческого удовлетворения.
- Ноутбук
можно взять, - сказал шеф, - а бумагу по минимуму, чтобы ветер не носил
ее по пляжу.
Что мне
точно следовало взять с собой в дорогу, так это стул. Стоять в лифте
полтора часа было невыносимо, а сидеть на полу в присутствии шефа -
неловко. Два раза мы останавливались в пути. Два раза шеф звонил из
кабины Индеру и ругался. На этот раз точно ругался, на своем родном
языке, который мне был непонятен также как французский.
- Обычно мы
проходим часовой пояс за пять минут, - объяснял шеф, - когда движемся с
востока на запад. На юг приходится двигаться ступенями по старым
трассам, которые не ремонтировались со времен первых миссий. К тому же
сегодня магнитная буря.
- Хорошо, -
отвечала я. - Это в любом случае быстрее, чем на самолете.
Торжество,
затеянное Петром на морском побережье, было посвящено покупке яхты. Ее
должны были увидеть все секториане, и счастливый хозяин с трудом
оторвался от приобретения, чтобы встретить нас. Лифт открылся в
цокольном этаже особняка, между стиральной машиной и электрощитом. Он
был замаскирован под шкаф. Поэтому первое, что мы увидели перед собой в
пункте прибытия, это сплошной кусок фанеры.
-
Поднимайтесь и располагайтесь, - пригласил Петр и пропал в своем
просторном жилище.
Из подвала
мы поднялись на веранду. Окна были открыты, сквозняк шевелил жалюзи.
Теплый южный ветер с ароматами трав и кромешная темень вокруг. Пока
Петр носил закуску из холодильника на столик у камина, я обошла дом по
периметру первого этажа. Второй этаж был опоясан сплошным балконом.
Холл нижнего уровня выходил в сад, где начиналась территория
неизвестного мне государства.
После
Алениного терема, меня трудно было впечатлить роскошью частных
владений, но в саду Петра имелся бассейн, фонари горели на дорожках.
Правда, вода отсутствовала, зато глубинная подсветка мерцала
разноцветными пятнами. Южные аромат были озвучены стрекотанием
насекомых, пахло морем, которое едва виднелось за горой, поросшей лесом.
Вега
предложил мне бокал вина, и я бессовестно его проглотила, словно
путник, преодолевший пустыню.
- Пора
подумать о бункере, - сказал он, словно уловил мою душевную безнадегу.
- Очень удобно. Там можно поставить технику. Всегда будет надежная
связь.
- Почему
бункер? - спросила я. - На воздухе тоже хорошо.
- Там будет
все, что захочешь, - пообещал шеф. - Захочешь воздух - будет воздух.
Чем
занимается Петр, толком не знал никто. Личных друзей Веги в Секториуме
обсуждать не принято. Представительный мужчина лет сорока. О таких
говорят "видный", и этим все сказано. На таких "видных" дядьках
прекрасно сидят пиджаки, словно природа создала их специально для
ношения пиджаков. Они никогда не стоят в очередях и не пользуются
общественным транспортом. Вроде бы, вся троица: Вега, Петр и Олег
Палыч, вместе учились и сдружились еще в студенчестве. Потом Палыча
завернуло на искусство, Петра на коммерцию, а Вегу на
трансгалактические проекты. Первоначально все они учились на инженеров,
а теперь Петр вынужден был в одиночку осуществлять финансовую поддержку
конторы. То есть, "поддержка" - это мягко сказано, неуважительно по
отношению к Петру. Он просто раскрывал кошелек и платил нам зарплаты.
В Союзе
Петр сначала фарцевал, потом занялся подпольной коммерцией, разбогател
и сбежал на Запад. Если верить нашим секторианским сплетникам, при
попытке вернуться в Союз этот солидный господин будет немедленно
схвачен органами и вряд ли когда-нибудь окажется на свободе. По этой
причине на родину Петр путешествовал только лифтом, зато часто. И в
доме Палыча для него имелась специальная гостевая комната.
В каком
бизнесе Петр наломал дров, тоже не обсуждалось. Может, там и впрямь
криминал. На мои вопросы о подвигах Петра Адам ответил загадочной
фразой "рыльце в пушку", и уточнять отказался. Алена взяла на себя
смелость развить мысль: "Рыло в пуху, - заявила она, - причем, по самую
задницу. Увидишь, жук еще тот!" Но Вега нежно любил этого "жука", и нам
наказывал не обижать. Мы и не обижали. Нам обижать Петра было
совершенно не за что.
За ужином я
слушала историю о покупке яхты. Я узнала все о классе яхты, о ее
технических характеристиках, навигационном оборудовании, о ходовых
качествах, и поймала себя на мысли, что уже не мечтаю о доме на свежем
воздухе, а страстно хочу жить на воде. Еще позже я поняла, что талант
рассказчика - убийственная сила. Ночью, когда, напившись вина, я уснула
на диване в гостиной, мне приснился роскошный белоснежный корабль, а
Петр, исполнив долг гостеприимства, сбежал на пристань.
Утром он
вернулся, ни свет, ни заря, и с первыми лучами мы покатили вниз по
серпантину. "Что же это за страна? - думала я. - Население - вылитые
турки, дорожные указатели написаны греческими буквами". Спросить было
некого. Петр, не замолкая ни на секунду, объяснял нам с Вегой,
бестолковым иностранцам, почему жилье в горах дороже, чем у моря и
отчего только торгаши и туристы наводняют пляжи в жаркое время года.
Действительно,
внизу было людно. На пристани стояли ящики с мандаринами, не ощипанными
от листьев, лежали связки бананов в полиэтиленовых мешках, как
картошка. Машины и мотороллеры стояли друг на дружке вдоль парапета. Мы
отправились пешком к причалам. Вега озирался по сторонам в поисках
Адама, а Петр на ходу покупал бутылки с водой.
После
рассказов яхта впечатления не произвела. Ни бог весть что... Я
представляла ее себе как минимум в габаритах "Титаника". У того же
причала стояли более шикарные модели. Яхта Петра была похожа на
неубранную квартиру. Баллоны от акваланга валялись на сидениях,
спальные мешки сохли, свисая с бортов. Над тазом сидел молодой человек,
то ли в семейных трусах, то ли в шортах, каких еще не видывали в Союзе,
мучил рыбу, соскребая с нее чешую охотничьим кинжалом. Его лица не было
видно из-под сомбреро.
- Заходи, -
сказал Вега. - Познакомься с Мишей.
Из-под
сомбреро сверкнули два зеленых глаза и снова опустились в таз.
- Иди, -
настаивал шеф, - сейчас все соберемся...
Два зеленых
глаза снова появились из-под шляпы и снова скрылись под ней. Я зашла на
борт и села рядом с молодым человеком, поскольку другие сидячие места
занимал акваланг. "Неужели Мишкин? - подумала я. - А с виду ничего
особенного. Парень как парень. По крайней мере, не супермен, даже
какой-то заурядный, против всех ожиданий: темно-русые кудри, собранные
в хвост на затылке, небритая чумазая рожа. Что-то среднее межу хиппи и
студентом, нашедшим способ избавиться от военной кафедры. Вполне земной
вид, если не брать в расчет ужасное сомбреро". Больше всего меня
поразило, что этот тип ненамного старше меня. Я представляла себе дядю,
лет за тридцать. Нечто особенное. Во всяком случае, другое...
Миша
сосредоточенно скреб чешую. Чешуя имела мощный радиус разлета, и липла,
к чему попало.
- Вы не
подскажете, что это за страна? - спросила я.
- Сайпрус,
- ответил молодой человек, напустив на себя важный вид.
- Может, ты
и есть тот самый Миша, который выписал "Плейбой"? - продолжила наглеть
я, словно рядом сидело не интеллектуальное достояние эпохи, а заурядный
троечник.
- Может, -
ответил он. - А ты не знаешь, что за новая сотрудница искала пупок на
спине у Адама?
- Сколько
лет мне будут припоминать?..
Миша в
ответ хитро улыбнулся. Это событие стало моей визитной карточкой в
конторе, несмываемым позорным клеймом биографии. Теперь каждый новый
сотрудник, получая информацию обо мне, будет выслушивать историю про
пупок, как типичный пример помутнения сознания на ранней стадии
адаптации к необычной работе.
Тем
временем Вега бегал по пристани, делал вид, что звонит Адаму. Адам
прятался за ящиками, делал вид, что читает газету. Два француза сидели
на пристани и делали вид, что они не французы. Петр расхаживал в
поисках Олега Палыча, который должен был выехать только завтра. Все
были заняты одним делом: наблюдали реакцию Миши на меня. Заподозрив
это, я уже не сомневалась, что ведется съемка. Ржавый шуруп мне
померещился на новенькой дверце трюма. Удивительно, но в этих
обстоятельствах мы подружились и даже не заметили, что на соседней
яхте, прямо напротив нас, стоит на штативе огромная камера и
бессовестно фиксирует событие.
История
появления в Секториуме Миши Галкина достойна отдельного романа. Ничего
более драматичного мне слышать не приходилось. Читатель бы непременно
рыдал над сюжетом, который, в свою очередь, достоин был бы занять место
на одной полке с Шекспиром. Наверно, после моей банальной вербовки на
двести рублей, любые коллизии судьбы видятся в ярких красках, но Мишина
история стоит того, чтобы изложить ее подробно.
С раннего
детства Миша удивлял окружающих своими математическими способностями.
Примерно с того же времени его пас Вега. Наблюдал, изучал, но не
вмешивался. Вега знал, что из одаренных детей частенько получаются
заурядные взрослые, но Миша не разочаровывал наблюдателя. В шестилетнем
возрасте он на спор решал задачки из учебников старших классов. В
двенадцать лет ему уже нечего было делать в математической школе. Он
являлся лишь на экзамены и контрольные. Тогда же он увлекся
кибернетикой, стал посещать лекции в институте, заниматься по
индивидуальной программе, а институтские профессора с удовольствием
уделяли ему личное время. На Олимпиады Миша к тому времени ездить
перестал, и в математических викторинах не участвовал. Все знали, что
если Мишу не одолеет лень во время интеллектуального процесса, первое
место ему обеспеченно. Квартира к тому времени была завалена кубками и
завешена грамотами. Когда журналисты спросили Мишу, не желает ли тот
стать вторым Энштейном, Миша оскорбился. Слово "второй" было
неприемлемо по определению. Мишей гордились, Мишу берегли, на Мишу
боялись дышать, но избалованное детство однажды должно было кончиться.
Честно
сказать, я не верила легендам о его феноменальных способностях. Как
можно перемножить в уме два пятизначных числа, да еще моментально, по
одному только Мише известному алгоритму? Я умножила 5174 на 9238 (на
большее не хватило строки калькулятора) и предложила Мише
продемонстрировать это для меня. Не то, чтобы моментально, но в течение
минуты он выдал результат: 47787412.
- А вот и
нет! - сказала я, довольная собой. - Ошибочка в четвертой цифре. Не 8,
а 9.
- Знаю, что
девять, - согласился он. - Надо же было проверить, дурачишься ты или
проверку мне заготовила?
По
окончании школы Миша удивил общественность до крайнего предела, написав
на два балла вступительное сочинение. К такому шоку не был готов даже
институт. И, пока профессора бегали по министерству с нижайшей просьбой
переэкзаменовки, в виде исключения, до абитуриента Галкина добрался
военкомат. Идея откосить от учебы при помощи армии показалась
одаренному оболтусу гениальной. Той же осенью он был призван, а спустя
полтора года Вега нашел его в Пакистане. Какого черта Миша там делал,
мне неясно, да и расспросить неудобно. У нас табу на разговоры с Мишей
об Афганской войне. Ясно, что он туда попал, не смотря на то, что даже
в армии его драгоценные мозги продолжали беречь. Как это случилось,
никто не знает. Есть версия, что Ахмад Шах Масуд решил в одностороннем
порядке выйти из международного договора о неприкосновенности личности
рядового Галкина. Сам Миша, рассказывая о службе, вспоминал в основном
о бизнес-контактах с местным населением. О том, как выменял "Шарп" на
канистру с горючим, слитым, по всей видимости, с отечественной
бронетехники. Из его рассказов складывалось впечатление, что это была
вовсе не война, а увеселительный шоп-тур по рынкам ближнего зарубежья.
Одним
словом, Мишины земные похождения закончились в яме на территории
Пакистана. Вега достал его оттуда, пренебрегая мерами предосторожности.
Миша был без сознания, нога гнила, развивалась гангрена, он доживал
последние сутки. В таком состоянии его поместили в офисную лабораторию.
Когда Миша открыл глаза, он увидел перед собой Индера в белой одежде,
белый потолок, светлую комнату и решил, что попал в рай. То ли
мусульманский, то ли христианский... но впервые после ранения он не
почувствовал боли, а потому был уверен в своей кончине на все сто, но
на всякий случай огляделся по сторонам. И себя оглядел, ради интереса.
Как ни странно, тело в основном оказалось на месте, за исключением
больной ноги. Нога, в общем-то, тоже не испарилась. Она лежала на
соседнем столе под аппаратом искусственного кровотока, и Миша
засомневался: если тело при нем, значит мучиться еще предстоит. Стало
быть, это вовсе не рай, а самый настоящий предбанник ада. От этой
догадки Мише стало худо.
- Чего это
я? - произнес он вслух, и "архангел Индер" склонился у изголовья
больного.
- Не
волнуйся, - сказал он, - я ее приживлю после регенерации.
- Какой
рации? - испугался Миша. - Со мной не было рации!
- Если нога
тебя пугает, - предположил Индер, - я могу закрыть ее салфеткой.
- Кто меня
пугает? Нога? - он приподнялся, чтобы убедиться, что этот сине-черный
предмет действительно ужасен до безобразия на фоне райского интерьера.
- Господи Иисусе, - простонал Миша. - Я видел зрелища пострашней.
На
медицинском столе Миша пролежал еще некоторое время, затем был
перенесен на офисный диван, где его угостили горячим кофе. Он
внимательно выслушал Вегу, проанализировал информацию и глубоко
задумался над предложением о сотрудничестве.
- Что
будет, если я откажусь? - неожиданно спросил он.
- Будешь
последним идиотом! - воскликнул Адам.
Вега был
более сдержан:
- Память
тебе чистить не будут, чтобы не нарушать логику событий, - ответил он.
- Если хочешь, отправлю тебя на Запад, а там думай сам. В твоих
обстоятельствах проблема с социумом не решается просто.
- За ногу и
кофе, конечно, спасибо, - сказал Миша. - А насчет Запада я подумаю.
Неплохая мысль.
Представляю,
что тут началось. Вега с Адамом агитировали в две смены, выбиваясь из
сил; разъясняли преимущества работы в Секториуме, обращали внимание на
технические возможности и исследовательские перспективы. Им на смену
приходили Петр с Олегом. Даже Индер отрывался от дел, чтобы добавить к
сказанному пару веских аргументов. Миша не соглашался ни в какую.
- Поймите
вы, - объяснял он. - То, что я могу сделать в науке, никто кроме меня
не сделает. Если я сейчас откажусь от такой возможности, моя жизнь не
будет иметь смысла.
О том, что
Секториум тоже работает в интересах науки, Миша слышать не хотел.
- Это
задача вашей цивилизации, - объяснял он непонятливым инопланетянам. -
Вы должны решать ее сами. А я должен реализоваться здесь.
- Здесь ты
будешь изобретать колеса! - возражал Вега. - Я же предлагаю тебе начать
с принципиально иного уровня.
- Мой
уровень, - упирался Миша, - определен моей цивилизацией. Никто за меня
не изобретет для нее "колес". Вы найдете консультанта среди своих, а я
не буду менять планы на жизнь.
- В этой
жизни ты покойник! - выходил из себя шеф.
- Хорошо!
Давай, я отработаю два года. Сколько тебе нужно? Хочешь, пять лет?
- После
года я не имею права выпустить тебя в социум. Ты еще не учился, а твоя
голова уже не столь полезна для человечества, сколь опасна. По логики
вещей, ты вообще не должен был появиться на свет в этом веке.
- Это
точно, - согласился Миша, - но для меня нет смысла в той работе,
которую ты предлагаешь. И, раз уж я появился, почему бы ни принять это,
как свершившийся факт?
Словом,
одноногий солдатик крепко стоял на своем. Его нога была приведена в
норму. Она выглядела как новая. Ее оставалось только "пришить", но
Секториум все еще продолжал надеяться на чудо, поэтому всячески
оттягивал момент, когда их надежда на светлое будущее сможет
самостоятельно уковылять прочь. Да и Мише торопиться было некуда.
-
Поставь-ка мне поближе вон то корыто, - попросил он однажды Индера.
"Корытом"
был назван монитор секторианского компьютера. Индер засомневался.
-
Пожалуйста... - попросил Миша. - Я только посмотрю. Трогать не буду.
Не знаю,
кто кому подмигнул в тот момент, а кто взвалил на себя ответственность,
только компьютер вдруг оказался целиком во власти недовербованного
сотрудника. Кроме того, прессинг со стороны Секториума прекратился, и
мимо Мишиной комнаты весь персонал отчего-то стал ходить на цыпочках.
Сутки
напролет Миша самостоятельно осваивал машину. Он изучал возможности
сигирийской техники, хмыкал и цокал языком. Иной раз так увлекался, что
забывал поужинать. Никаких вопросов к окружающему миру у Миши не
возникало. Все ответы он извлекал из компьютера опытным путем. Когда он
расшифровал доступ к внешним радарам, Вега забеспокоился и впервые
решил вмешаться.
- Неужели
сам разобрался? - спросил он.
- Случайно
получилось, - ответил Миша, продолжая любоваться видами земного
ландшафта с орбитальных высот.
- А
манипулировать радаром через программный код сможешь?
- Если
пойму, как работает...
- Не
поймешь, - сказал шеф. - Знаешь, в чем твоя главная проблема? Ты видишь
только техническое решение задачи. Ты даже представить себе не можешь,
что решение в гуманитарном ключе может быть гораздо проще и интереснее.
- Неужели?
- удивился Миша, не отрываясь от "игрушки". - Тогда реши головоломку,
как убедить Мишу Галкина работать на космос?
- Можешь
попробовать сам, - предложил Вега. - Ты вполне способен сформулировать
машине задачу такого уровня сложности. - Сказал и вышел.
По инерции,
некоторое время Миша еще мучил радар, баловался следящими камерами,
приближал ландшафт в зоне недавних боев, где его настигла вражья пуля.
Он видел те же пески, те же горы, те же дороги. Однако идея была
прошена в благодатную почву и вскоре дала росток.
Задача была
поставлена, аналитическая база загружена. Процесс двинулся с мертвой
точки и вскоре выдал в поле экрана "Сто один способ убедить Мишу
Галкина пахать на инопланетян". От такого категорического маразма Миша
сначала растерялся. Но затем, ради спортивного интереса, открыл первый
способ. Он назвался "популярно-разъяснительным", но не успел клиент
возмутиться, машина сама отвергла его, как примитив. Способ №2
назывался "предметно-разъяснительным", и вскоре также был отвергнут.
Миша запросил сразу пятидесятый и ужаснулся. Способ №50 предусматривал
шантаж с привлечением близких родственников. Но и он был признан
малоэффективным, к тому же, противоречащим принципам секторианской
этики. Миша перевел дух и, наконец, обратился к последнему, сто первому.
"Радикальный
секторианский способ убеждения, - ответила машина. - Применять в
исключительных случаях". Мишины попытки достать подробную информацию
только добавили устрашающих эпитетов: "применять с осторожностью",
"эффект может быть неожиданным", "тысячу раз подумать, прежде чем
применить".
-
Применить? - спросил его Вега.
Настал
момент, когда авантюризм одержал верх над здравомыслием. Миша не смог
сказать твердое "нет", ибо стойкость его внутреннего убеждения
пошатнулась от любопытства.
- Адам! -
позвал шеф. - Применяем последний радикальный...
- Нет! Нет!
Нет! Нет! - кричал Миша, когда его тащили по коридору - Ребята, я
пошутил! - но Адам с Вегой к тому времени утратили чувство юмора. Индер
активно раскрывал перед ними двери в технических отсеках лаборатории.
- Вы чо,
мужики?! Я серьезно! Давайте поговорим! - Миша пытался упираться
единственной ногой, но "мужики" были сыты по горло бесплодными
уговорами. - Имейте совесть, братья по разуму! - призывал Миша, и
говорят, еще выкрикивал лозунги, типа "Советский солдат умирает, но не
сдается!". Но, как только цилиндр лифта сомкнулся вокруг него, притих.
Не иначе, вспомнил пакистанскую яму.
Также тихо
Миша вел себя и потом, когда его втащили на площадку полусферы, где он,
словно рыба, оказался "под блюдцем", увязшим в иле на дне водоема. В
полумраке, он нащупал костыль, брошенный ему вслед, и поднялся на ногу,
чтобы достойно встретить удар судьбы, но судьба не стала его бить. Дно
опускалось, солнечные лучи заискрили в волнах над головой. "Посудина"
вырвалась из толщи воды, одним махом взмыла в стратосферу, и, совершив
прощальный виток по орбите, умчала странника в пустоту.
Говорят, на
обратном пути, где-то на пересечении марсианской орбиты, шеф, наконец,
дождался от Миши Галкина первых полетных впечатлений:
- Зайди,
пожалуйста, - попросил Миша. Вега зашел, встал рядом и наблюдал
странный взгляд землянина на маленькую точку родной планеты. - Я буду
работать на Секториум, - сказал землянин.
- Ты уверен?
- Да, -
подтвердил Миша. - Только не спрашивай, почему.
По
возвращении, он сильно заболел, а когда выздоровел, приступил к
исполнению должностных обязанностей.
- Что тебя
так впечатлило в открытом космосе? - спросила я.
- Солнце, -
ответил Миша.
- Что же в
нем такого впечатляющего?
- В космосе
оно не светит.
- Как это,
не светит? - приставала я.
-
Когда-нибудь узнаешь.
В первый
год работы Миша узнал так много нового, что институтский диплом утратил
для него смысл. Он сдал в Сигирии технический тест и получил доступ к
оборудованию, с которым справится не каждый сиг. На его попечении была
аппаратура, работающая в Солнечной системе. При его содействии, на
орбите Марса была собрана мобильная лаборатория для наблюдения за
техникой землян, вылетающей за пределы орбиты. По месту сборки, станция
была названа "Марсионом". Кроме "Марсиона", Миша своими руками собрал
батареи орбитальных зондов, которые обеспечивали "невидимость" с Земли
секторианских технических средств, поскольку в тонкостях космической
разведки НАСА, равно как и отечественной, никто лучше Миши не
разбирался. Фактически, он обеспечивал Секториуму наблюдение за
техническим прогрессом землян и одновременно страховал эту шпионскую
деятельность от неожиданностей со стороны человечества.
С 1986 года
на Земле Миша числился пропавшим без вести. Его статус не предполагал
контакта с обществом, зато Галактика была открыта перед ним во все
стороны. Миша не имел официальных документов, удостоверяющих личность.
Не имел ни прописки, ни работы, ни права предъявлять себя родственникам
и знакомым. Зато, как только с орбиты Земли выплывал очередной "Вояжер"
- покоритель просторов, он немедленно поступал в распоряжение Миши. И
только Миша решал, жить ему дальше или пасть по причине технической
недоработки... и какой именно недоработки, тоже решал Миша.
-
Интересно, - расспрашивала я его, - какими критериями ты
руководствуешься, когда принимаешь решение?
- Самыми
разнообразными, - уклончиво отвечал Миша. - В основном, завистью и
желанием поквитаться.
- А если
честно, для чего ты посещал в последний раз историческую родину Води и
Адама? Чтобы прикончить новый американский зонд?
- Ничего
подобного. Он сам разлетелся вдребезги, раньше, чем я его нашел.
- Ах,
значит, ты его упустил и нашел только на поверхности Марса?
- Товарищ
не понимает! Это не я упустил... Это технический прогресс набрал
скорость, а тормозить не научился.
Мы
вернулись с моря, и я не успел заскучать, как из кухонного окна
приметила кудрявую шевелюру, идущую с автобусной остановки. Только уже
не в шортах, а в костюме, при галстуке и с букетом роз.
-
Бессовестно нарушаешь инструкции, - сообщила я ему. - Что если тебя
узнает кто-нибудь из старых знакомых?
- А что это
за город? - спросил он.
- Минск.
- Так я и
знал. Чуть не сдох с хохоту, пока добрался: "Рызыка, - процитировал он
лозунг над дорогой, - небяспечна для вашего життя!" Иду и ломаю голову:
либо Белоруссия, либо Украина.
- Ты что,
никогда не видел, как пишут белорусы и украинцы?
- А ты
видела когда-нибудь айсберг снизу? - спросил он, вынимая из дипломата
французское вино. - Поехали завтра со мной, увидишь. Красотища
ненормальная. Клянусь, ни на что не похоже. Я хотел сделать фото, а
Беспупович мне назло написал там бранное слово, надо его найти и
соскоблить. Рюмки у тебя есть?
-
Подожди-ка, - не поняла я. - Написал прямо на айсберге?
- Выразил
меня по-матушке, - вздохнул Миша, - но ты не представляешь, какие там
ледяные джунгли. Это он из вредности, а может из зависти! Поехали. Если
спуститься на дно впадины и включить водяной телескоп, там такие твари!
Надо распечатать на плакатный формат и повесить в офис. Беспупович
сбесится!
- Поехали,
- согласилась я. - Если мне, конечно, разрешат.
- Конечно,
не разрешат, - заверил Миша, - если наберешься дурости спрашивать. Ты
еще никогда не видела близко кита? Представляешь, подплывает к тебе
морда с подводную лодку размером. Слушай, - вспомнил он. - Послезавтра
в Карнеги-холле будет крутой джаз! Ты любишь джаз?
- Это же в
Америке?
Миша
удивленно поглядел сначала на меня потом по сторонам. Потом открыл
холодильник и ужаснулся:
- Что? Ты
хочешь сказать, что у нас сегодня жрать нечего? - он вынул бумажник,
доверху набитый валютой. - Черт! - выругался он. - Ни одного рубля?
Ну-ка, гони сюда кошелек.
- У тебя
странная манера ухаживать.
- А я
вообще странный человек, - признался он, - но не голодать же из-за
этого. Начинай чистить картошку, а я сейчас...
- Миша! -
окликнула я его у порога. - Тебе нельзя быть на улице. Если шеф узнает,
тебе влетит.
- А у тебя
на диване сразу два ноутбука, - ответил он, закрывая за собой дверь. -
Надо быть скромнее, красотка.
- Они,
между прочим, оба земного происхождения, - прокричала я вдогонку. - Без
инопланетных прибамбасов.
Тут я,
конечно, была не права. Не стоило так громко кричать на лестнице. К
тому же второй ноутбук был очень даже с прибамбасами. Я отобрала его у
Адама, и обещала не отдавать до тех пор, пока тот не образумится. То
есть, до второго пришествия Иисуса Христа. Не смотря на это, моя
осторожность в общении с внешним миром была исключительна. В то время
как Миша Галкин гулял, где хотел, плавал под ледниками, шатался по всем
континентам, стоял в очередях в гастрономе и имел наглость названивать
в офис с уличных автоматов. Эта ситуация с непривычки казалась мне
дикой, дискриминационной в рамках единой конторы: кому-то все
позволено, а другие никогда не узнают, почему Солнце не светит в
космосе.
Миша
вернулся из магазина, когда я отчаялась ждать. Вернулся, как ни в чем
не бывало, выложил в раковину индюка, выставил новые рюмки,
маринованные огурцы и маслины, баночки с черной икрой и прочими
деликатесами. Отдельный пакет с фруктами лежал в прихожей. Я уже не
говорю о том, что Миша купил несколько недешевых сумок, чтобы все это
унести, так как дешевые сумки его компрометировали. Как-никак, он
сегодня надел костюм. Из моего кошелька вывалилась только половина
трехрублевой бумажки.
- А где
вторая половина? - удивилась я.
- Мне не на
чем было записать телефон, - объяснил Миша. - У тебя что, и сковороды
приличной нет?
- У меня
зарплата двести рублей!
- В день? -
уточнил Миша.
- В месяц.
- Дешевка!
Так и не поняла, на кого работаешь? Да... многому мне придется тебя
научить.
- Но пока я
буду учиться, мне хотелось бы кушать не раз в месяц, а хотя бы через
день. Я не могу просить у шефа прибавки, потому что сама назначила
сумму, и большей пока что не заслужила.
- И не
надо, - поддержал меня Миша. - Попроси совсем не платить тебе эту
зарплату, а платить совершенно другую, принципиально отличающуюся... -
но, заметив мою прострацию, смягчился. - Да, ладно, - успокоил он меня.
- Скажи, что насчет месяца пошутила. Пусть платит двести! Двести до
обеда и двести после обеда. Ну, ты даешь! Ты что, не поняла, с кем
имеешь дело? Они же инопланетяне!!!