Глава 4. ЮСТИН И ЦИРКИ
      


      Спросонья нащупав замок, я отворила дверь, и проснулась от холодного света с лестничной площадки. Передо мной стоял мужчина. Его силуэт еще нечетко проявился в сознании, но голос шефа я узнала сразу.
      - Ты всегда открываешь дверь среди ночи, не спросив, кто там?
      - Только если не проснусь.
      - Ты из-за Миши телефон отключила?
      - Нет.
      - Он приставал?
      - Ничего себе, вопросы вы задаете...
      Вега вошел в прихожую.
      - Собирайся, мы уезжаем надолго. Ничего лишнего не бери. Одевайся тепло.
      - Как надолго? - спросила я, натягивая джинсы. - Мне на картошку через неделю.
      - Забудь про картошку.
      - Что-то случилось?
      - Плановый тест. Обычно, я предупреждаю, но тут момент подходящий. За месяц можем туда-сюда обернуться. Так что собирайся быстрее и ни о чем не волнуйся.
      
      До этой фразы я и не волновалась. Шеф сразу предупредил, что командировки будут, возможно, долгие, и я согласилась. Когда еще будет возможность увидеть мир?
      - За месяц туда-сюда? - удивилась я.
      С секторианскими лифтами можно было за сутки облететь Землю. Даже выйти за пределы Солнечной системы, за которой, по моему глубокому убеждению, мне совершенно нечего было делать. Разве что поглазеть.
      Шеф прогулялся по квартире, не включая свет. Совершил ознакомительную экскурсию с реалиями жизни на поверхности грунта.
      - Да, - отметил он, - неудобное жилье. В бункере мы могли бы сделать несколько комнат и просторную кухню. Хорошую технику поставить, чтобы телевизор все каналы мира принимал. Чтобы стиральная машина... - наверно, он наткнулся на хозяйский агрегат с пропеллером. - Сейчас хорошую технику делают в Европе.
      Постепенно шеф добрался до кухни и, по всей видимости, лишился дара речи, от увиденных там руин.
      - Кухонный комбайн, например... - попробовала я подтолкнуть мысль, но горы пивных бутылок, кривая раковина и выскобленная на потолке сажа, явно выбили его из колеи. - Вега, я иногда привожу гостей и люблю посидеть на скамеечке под сиренью.
      Шеф не ответил. Только скрипнула дверь туалета, и щелкнул выключатель. "Приплыли, - подумала я. - Никакие аргументы против бункера уже не помогут". Я представила, как мой начальник в скорби застыл над битым толчком, где не иссякает источник ржавой воды, а над головой растекается обширная, постоянно обновляющаяся лужа.
      Я оделась, натолкала в сумку все, что могло пригодиться в дороге, собралась подключить телефон, чтобы вызвать такси, но шеф сказал, что такси уже ждет, и повел меня вверх по лестнице. "Наверно, он знает, что делает", - решила я, а когда шеф открыл дверь на чердак своим ключом, у меня не осталось сомнений. Тем не менее, оказавшись на крыше, я еще раз оглядела двор.
      - Вверх смотри, - подсказал Вега.
      Прямо над нами в чистом небе висело невесть откуда взявшееся фиолетовое облако округлой формы, одинокое и странное на фоне звезд.
      - Вижу, - сказала я.
      - Очень плохо, что видишь, - расстроился Вега. - Значит, маскировка никуда не годится.
      Толстый луч света захватил нас, все померкло, почернело, и я понять не успела, как оказалась в тесном помещении с бегающими по полу огоньками. Впрочем, возможно, что огоньки бегали у меня в глазах. Голова закружилась, в ушах зазвенело, и голос Адама сказал мне:
      - Сядь на пол.
      Если бы я не сделала этого, то непременно бы упала. В тесном пространстве погас свет. Кто-то прошел, переступив через меня. Я улеглась на полу, в обнимку с сумкой. Голос Адама оказался совсем близко, но головокружение лишило меня возможности ориентироваться.
      - Где Галкин? - спросил голос.
      - Не знаю, - чистосердечно ответила я. - У меня где-то был записан его телефон...
      - Шеф! - воскликнул Адам. - Она записала телефон! Мы спасены! - и осветил меня красным лучом, словно лазерным прицелом. - Девушка для своих восемнадцати лет хорошо сохранилась...
      Голова закружилась больше прежнего. Я не могла понять, где нахожусь, и вскоре перестала соображать.
      - Магистраль свободна? - строго спросил шеф Адама.
      - А толку-то? До Базы не дотянем. Кончится жизнь молодая на дне океана. - Луч опять прошелся по моему лицу. - Чувствуешь, как падает гравитация? Бултых и хана. Шеф, я предупредил, что кастрюлю чинить надо, а этому кретину с утра не дозвониться. Кто на таком движке прет за орбиту? Посмотри, дам нагрузку, совсем отвалится. Мне то ладно... Девушку пожалел бы... свою. Или она ему не девушка?
      Я закрылась от красного фонаря, но Вега все-таки на меня посмотрел. Даже наклонился.
      - Не слушай его, - сказал Вега. - Потерпи. Недолго осталось.
      - Что со мной?
      - Тебя похитили инопланетяне, - торжественно сообщил Адам.
      
      "Кастрюлей" у нас назывался автономно пилотируемый летательный аппарат (в отличие от дистанционно управляемого челнока) за то, что некоторые модели этого класса имели выходящую платформу, чем-то напоминающую крышку от кастрюли. "Базой" или "Лунной Базой" назывался участок станции, арендованный Вегой для больших транспортных нужд. Станция располагалась в толще лунного грунта с обратной стороны, которая была гораздо массивнее "лицевой". Это хозяйство принадлежало "белым гуманоидам", которые испокон веков присутствовали вблизи планеты, как, впрочем, и сигирийцы, и несколько других миссий, имеющих к Земле интерес. Последнее время их число уменьшилось, а активность на транспортных узлах утихла, что дало нам возможность заполучить целый коридор базы с двумя капсульными отсеками. Одна капсула выходила на "системный" транспорт - так назывался путь от Луны до Земли и на другие планеты Солнечной системы, имеющие капсульные приемники. Другая капсула выходила на Магистраль.
      Магистралью наши братья по разуму называли сложную и путанную внутригалактическую траекторию, выходящую основными каналами в сторону галактики Андромеды. Этот участок мы не контролировали, могли только выбирать попутный транспорт, способный нести капсулы, внутри которых был упакован багаж или землянин в условиях соответствующего автономного микроклимата. Транспортера обычно интересовал только адрес доставки. Нас - срок. Случалось, что в родной Галактике "бандероль" блуждала сотни лет. Поэтому каждая удобная оказия использовалась максимально. Путь от Земли до Луны занимал не более получаса. Магистраль можно было сократить "по Диску" на неделю, но нам редко везло. Поэтому, как только шеф слышал, что какая-нибудь попутная "кастрюля" идет на "Диск", он бросал дела и быстро соображал, кого и куда ему надо отправить. "Диском" назывался открытый, относительно разреженный пласт в районе Галактического экватора, где были возможны скоростные маневры, и общая гравитационная картина способствовала тому, чтобы выбросить объект из зоны скопления звездного вещества.
      Сигирийский транспорт в нужной нам зоне не доминировал, и в этом заключалось наше главное невезение. Во всем остальном нам везло: Наша Галактика оказалась расположена вплотную к одному из больших транспортных Колец. И это, по мнению наших инопланетян, стоило всех прочих неудобств. Если бы не счастливое соседство, вряд ли мы смогли бы совершать дальние вылазки. Сектор Кольца проходил сквозь нашу галактическую группу, примерно между Млечным Путем и Андромедой. Какое расстояние опоясывало Кольцо, сказать затрудняюсь, но догадываюсь, что немалое. Наше Кольцо где-то соединялось с другими Кольцами, образуя транспортную Цепь, которая, в свою очередь, имела форму Сети.
      Кольцо было разбито на сектора, оно совершало мгновенные, ритмичные движения взад-вперед на длину сектора. То есть, один и тот же участок Кольцевой магистрали никогда не выходил за пределы зоны, только дергался как маятник. Объект, попадая в этот транспортный коридор, совершал мгновенный бросок на длину сектора. А если зазевался, то и обратно. А если еще раз зазевался, - так и маячил по зоне, пока диспетчер не заметит и не выбросит его наобум. Чтобы использовать скоростные возможности Кольца, нужно рассчитать полет так, чтобы вовремя выскочить из одного сектора и заскочить в другой на попутной фазе. И точно тем же маршрутом обратно, потому что расписание Кольца никогда не меняется, и понятия "направление движения" на нем не существует. Существует одна проблема: удачно попасть в Магистраль на обратном пути, потому что именно здесь наши путешественники теряли время.
      - Если я найду диспетчера, - объяснял шеф, - проблемы не будет.
      - Тогда мне можно будет увидеть Солнце из космоса?
      Вега удивился:
      - В офисе полно записей. Надо было сказать. Солнце... Солнце уже далеко. Проблема в том, что мы, фактически, вися на транспортной артерии, не имеем представительства в диспетчерской службе, не говоря о летной технике, которой в Сигирии попросту нет. Мы кругом зависимы от обстоятельств и от наших соседей по Базе, для которых планета не представляет научного интереса. Все они относятся к Земле потребительски, в лучшем случае, безразлично, как и сами земляне. Ты тоже считаешь локальную разведку пустой затеей?
      Я не знала что ответить, потому что не могла понять, он издевается или всерьез задает мне вопросы такого уровня?
      
      В капсуле меня держали недели полторы, но мне показалось, что за это время мои однокурсники вернулись с картошки и отучились семестр. Вега где-то гулял, изредка навещал меня, словно боялся, что я сбегу. Я должна была терпеть и надеяться, что когда-нибудь увижу своими глазами если не Солнце, то хотя бы звезду, похожую на него.
      - А мне можно будет покататься по Солнечной системе на "Марсионе"? - спросила я.
      - По Солнечной системе? - искренне удивился шеф. С чего это вдруг местному аборигену захотелось осмотреть собственный остров, вместо того, чтобы слетать в Париж?
      В Париже я, кстати, тоже никогда не была, только слушала Мишины обещания, что Этьен со дня на день освободится и устроит мне, как новичку, экскурсию по Европе. Ожидания и мечты теперь удалялись от меня на сумасшедших скоростях в неизвестном направлении.
      - Надо было сказать, что хочешь в Париж, - удивлялся шеф. - Теперь жди. Почему раньше не сказала, что вынуждена снимать квартиру? Почему я только от Миши узнаю, что ты не можешь себе позволить даже цветной телевизор? Разве я не сказал сразу, чтобы ты обращалась ко мне с любыми проблемами?
      Если бы я знала, что это называется "проблемой"! Я ждала и терпела в капсуле десять дней, потом сбилась со счета, сутки смешались, бессонница замучила. Вокруг были одни и те же стенки, низкий потолок, дверь, похожая на сейф, створки шкафа, которые было запрещено открывать. Внутренний интерьер был грубо и неестественно задекорирован под человеческое жилище. Наверно для того, чтобы земляне чувствовали в нем себя как дома. Вместо этого я очень скоро почувствовала за собой моральное право посетить Париж или построить дом возле моря, такой же, как у Петра. Внутренности капсулы, от ручек тумбочки до постельного белья, были обработаны веществом без цвета и запаха, которое оставляло белесый оттенок на всем. Даже моя сумка оказалась обработана и закупорена. Прикосновение к вещам давало гадкое ощущение резины. К концу полета я уже чувствовала это вещество на руках и резиновый привкус во рту. Мне нельзя было есть, пить, громко разговаривать и резко двигаться. С каждым днем шеф все реже заходил ко мне, только убедиться, что я жива.
      - Со временем ты научишься эффективно использовать полетное время, - заверял он. - Когда-нибудь тебе будет не хватать многих часов одиночества в закрытом пространстве.
      
      В тот раз одиночество показалось слишком долгим, а пространство через чур замкнутым. Мы вышли на волю в светлое транспортное фойе, но не сели в лифт, как нормальные гуманоиды. Вега повел меня в коридор, который заканчивался винтовой лестницей из каменных плит. Оттуда веяло сырой гнилью, словно мы, облетев по кругу Вселенную, вернулись в исходную точку: совершенно земные камни, влажный сквозняк, полное ощущение средневекового замка. Сначала я была уверенна, что тест закончен. Полет прошел нормально, никто не запаниковал, не сошел с ума от безделья, не испугался неизвестности. Сейчас я выслушаю оценку и пойду домой спать. Через полчаса подъема я стала сомневаться, что это Земля. Потом не осталось сил даже для сомнений. Над головой открылся колодец сумеречного неба. Это стало напоминать бессмысленно высокую башню, которая на самом деле, оказалась подъемом к поверхности грунта с глубины достаточной для посадки орбитальных челноков.
      Сумерки были ровным слоем размазаны по небу. Такое же ровное и гладкое поле расстилалось во все сторон горизонта, разлинованное стыками каменных плит. В этой жуткой пустоте мы стояли одни, словно две оси, пока еще не состоявшегося мироздания. Я закрыла глаза... "Домой! Отключить телефон! Забраться под одеяло. Проснуться, когда настанет утро". Небо давило со всех сторон и, в конце концов, заставило опуститься на колени перед невидимым миром каменной пустыни.
      - Планета еще не освоена, - оправдывался шеф. - Не везде работают лифты...
      Громовое эхо послышалось над горизонтом и докатилось до нас монотонным дребезжанием. Светлое пятно поднялось в небо и устремилось к нам. Гул усиливался, заполнял пространство, становился невыносимым. Даже если бы у меня отсутствовали уши, я могла рассыпаться от вибрации атмосферы. "Когда все кончится, - думала я, - надо будет пересмотреть контракт". Мне обещали командировки, а не экстремальные ситуации. Невозможно привыкнуть к ощущению, когда тебя разрывает изнутри.
      Что-то надвигалось на нас, рычало, рокотало, сотрясая каменный грунт. Мой мозг превращался в кашу. Чудовищная машина зависла над головой, пошла на снижение и вскоре стукнулась о плиты тремя подпорками. В тот же миг ватная тишина словно вытряхнула меня в вакуум. Черная от копоти мерзкая каракатица напоминала с тыла тараканью задницу с двумя приподнятыми остывающими жгутами. В профиль оно скорее походило на истребитель, который сильно стукнули по носу, дали пинка под хвост, а затем заломили на спину крылья. Спереди эту штуку можно было принять за мусорницу в местах присутственного назначения, в которую пытались упаковать коробку от телевизора. Эта штуковина так здорово стукнулась при посадке, что натрясла под себя ковер из сажи, поэтому, когда от брюха отвалился люк, его почти не было слышно.
      Немного погодя, аппарат присел на присосках еще ниже и хрустнул утробой, словно собрался сложиться пополам, но вместо этого из дыры высунулись две ноги в белых сапогах, склеенных из полиэтилена. Ноги казались человеческими. Во всяком случае, ближе к гомо сапиенс, чем к монстрам-мутантам. Ноги дергались, стараясь высвободить тело из внутренностей аппарата, пока наружу не выпал мелкий худощавый мужичок. Едва отряхнувшись, он кинулся к Веге.
      - Привез? - спросил он.
      Увидев меня, мужичок обнажил десну с единственным зубом и хрипло захохотал.
      - Юстин, - представил его Вега, доставая из кармана пачку "Беломора".
      К своему облегчению, я поняла, что вопрос "привез ли?" относился к папиросам. Юстин закурил, устроившись на крышке люка, закурил с таким жадным наслаждением, что я впервые позавидовала курильщику.
      - На... - он сунул мне пачку, - кури, - и снова захохотал.
      - Как погода? - спросил Вега.
      - А... - Юстин махнул рукой. - Дерьмо! Я ж, блин, шо сделал, нафиг... - он затянулся так, что щеки ввалились.
      - Что опять? - напугался шеф.
      - Я ш, мать ее, антенну зашиб. Те...рь буфер менять надо. А я шо... Я ш говорю: один глаз ни х... не видит. Другой видит х...во! А эти шо сделали... Лохмы развесили... Я шо, обязан? Этим, блин, циркачам все пох... А мне шо? Я сказал... - он еще раз мощно затянулся, и папироса закончилась. - Я сказал, все! Грузи свою козу. А то они мне навешают...
      Вега подвел меня к люку, очевидно, собирался подсадить, когда я начну карабкаться... Люк имел приличную высоту, предполагающую навыки подтягивания на турнике. К тому же, сужался во чреве летательного аппарата.
      - Ща мы ее загрузим, - пообещал Юстин и подпрыгнул, чтобы схватиться за узкое горло посадочного рукава, но сорвался, и, пока летел вниз, завернул такой матерный каскад, от которого у меня снова заложило уши.
      Сколько раз я ни пыталась после воспроизвести текст, чтобы разложить его на лексические составляющие, ничего из этой затеи не вышло. Следующая попытка Юстину удалась.
      - Суй ее... - донеслось из дыры. - Да не ту... у, ё...! Вверх ногами!
      Узкая горловина оказалась резиновой. Мои пуговицы посыпались вниз, а тело было уложено горизонтальным зигзагом между металлических бочек, подпирающих потолок салона. От юстиновых стараний разместить мое тело, бочки дребезжали. Из них сыпался вонючий порошок. Телу было уже все равно, а душа мечтала об одном: что бы со мной ни произошло, лишь бы поскорее закончилось.
      - Подверни снизу! - кричал Юстин в резиновую дыру. - Да, ё... Шо ты делаешь? Ты мне ща резьбу сорвешь!
      С ужасом я поняла, что мое дальнейшее путешествие будет происходить без шефа, и устроила такую истерику, что Юстин на минуту забыл все ругательства, а утешительных слов не вспомнил. Это была первая истерика, устроенная мною при исполнении должностных обязанностей. После нее я дала зарок, впредь держать себя в руках. И с тех пор после каждой новой истерики зарекалась снова и снова. Мое секторианское детство подходило к концу, впереди ждала работа, серьезная и тяжелая, а я не имела морального права требовать отсрочки.
      
      - Ну, шо ты будешь делать... - досадовал Юстин. - Где тебя нашли, реву такую? Ы...ы...ы... Погляди-ка, невеста уже, девка, а ревет, как маленькая... Как ни стыдно, как ни стыдно...
      Вега был догружен на борт, и мы вдвоем держали Юстина за ноги, чтобы он имел возможность "присобачить" на место крышку люка.
      - Как мы те..рь распихаемся-то? - спросил Юстин и полез вперед ногами в другую "кишку", которая отделяла салон от пилотского отсека.
      - Распихались уже, - ответил Вега, предлагая мне носовой платок.
      И действительно, распихались, завязавшись узлами, но наших замысловатых поз все равно не было видно, потому что Юстин, сделав дело, обильно закурил. Его речи стали совсем шепелявыми, гул разнесся по сумеречному пространству, и, не знаю как у пилота, лично у меня при взлете отказали оба глаза из-за густой табачной пелены. Наверно, обсуждая погоду, они имели в виду состояние атмосферы внутри кабины, и портила ее ни что иное, как вредная привычка пилота.
      Летели мы мягко и быстро. Вега утверждал, что аппарат способен в десятки раз превысить скорость звука и ставит рекорды скорости в местных условиях. Летели мы по параболе: сначала был долгий набор высоты, потом минутная невесомость. Плавать все равно было негде, зато на выходе из невесомости мне прищемило руку контейнером.
      - Я вас высру у главного цирка, - крикнул Юстин, - и свалю на х..., пока те швари не сбеглись...
      - Хорошо! - прокричал в ответ Вега.
      - У, ё... - добавил Юстин. - Это ж как я им антенну зашиб! Мать их...
      
      Как и обещал, Юстин высадил нас ни где-нибудь в чистом поле, а возле полупрозрачного светящегося купола, размером с настоящий цирк. Высадил и с грохотом умчался. Сумерки казались гуще вблизи светлого объекта. Поверхность грунта была также ровно покрыта плитами. Вокруг, насколько хватало глаз, были сплошные купола: одни светились, другие тускло мерцали; третьи, как черные пузыри, были мертвы и неприметны. Купола были разного размера и располагались хаотично. Трудно было понять, цивилизация это или естественная природа?
      - Сумерки везде одинаковые, - сказал Вега. - Здесь не бывает ни дня, ни ночи. А если светятся все купола Хартии, в небе стоит зарево, которое видно с орбиты.
      Мы вошли в дверь главного цирка, словно внутрь светила, где все утопало в лучах дневного света. Кроме нас там не было никого. Кратер из засохшего вещества, похожего на красную глину, уходил вглубь несколькими уровнями. Словно метеориты, один другого меньше, прицельно били в точку, чтобы образовать зрительские места вокруг манежа. Арена сияла черной глянцевой поверхностью, похожей на застывший битум.
      - Здесь зона дементальной аномалии, - сказал шеф.
      На арене остался белый след от моего ботинка, но вскоре растаял, испарился, как лужа на раскаленном камне.
      - Сядь, - шеф указал мне место на трибуне.
      - Что за аномалия? - уточнила я.
      - Будь здесь, пока я не вернусь. Не уходи далеко от цирка, - шеф вышел в сумерки.
      Мне бы в голову не пришло пуститься путешествовать в одиночку по незнакомой планете. Пористый материал сидения напоминал кирпич, он был теплым и шершавым. Ряды выглядели неровно, словно застывшие всплески волн от камня, брошенного в слякоть. Моя метеоритная идея окрепла, и я готова была предъявить ее начальству, но Вега не возвращался. Снаружи стали доноситься шумы, похожие на те, что издают вертолеты. Словно полчища "вертушек" опускались с неба. Цирк стал заполняться личностями. Все они были замотаны в одежду, не похожую на космические скафандры. Удивительно, что даже среди них мне не удалось найти монстра. Все они напоминали людей, в крайнем случае, гуманоидов. Они были худыми и полными, карликами и гигантами. Один из них был так толст, что едва протиснулся внутрь. Он уселся на верхнем ярусе, недалеко от двери и закряхтел, раскладывая широкий подол. Другие закрывали лица сетью, наподобие паранджи. Третьи наоборот, насаживали оптику на выпученные глазницы и искали фокус, разглядывая соседей по скамейке. Двое совершенно человекоподобных посетителей, зажмурившись, устроили сеанс мычания, повернув ладони в сторону арены. Дистрофически тощего и ненормально длинного кадра внесли на руках и посадили рядом с толстым. Кадр почему-то полез вперед, но его вернули на место.
      Надо сказать, в своей яркой куртке я выделялась на общем фоне, как мухомор в зарослях опят. Первым делом, каждый входящий пялился на меня. Вега не возвращался. В цирк натолкалось душ сто, а то и больше. Все ждали. Мне вспомнилась гримаса Алены при вопросе, люблю ли я цирк. Любя или не любя, я готова была смотреть все, что покажут, даже если зрелище будет скучнейшим, я не стану выражать презрение к тому, что пока еще непонятно. Разве что поднимусь выше, пока не потушили свет.
      - Тебя туда... - преградил мне путь широкоплечий тип в накидке песочного цвета. - Туда, туда... - он указал на арену, и желтые глаза с маленькими зрачками зловеще блеснули на его загорелом морщинистом лице.
      - Меня?
      - Тебя, - подтвердил желтоглазый под одобрительный гул публики. - Тянешь время...
      - Вы меня с кем-то путаете?
      - Нет, ни с кем.
      - Но я в первый раз...
      - Все хотят слушать новичка.
      - Я не знаю, что говорить.
      - Говори все...
      - Пусть, что думает, то и говорит... - гудела толпа.
      Мне показалось, что это сон. Что я случайно задремала, дожидаясь шефа и вдруг, по какой-то нелепой причине, не смогла проснуться. Как только я встала на черный круг, публика утихла, будто отключили звук ревущих динамиков. Остался легкий шорох одежд да едва уловимые звуки проносящихся по небу пропеллеров.
      - Я с Земли, - сказал я.
      - Здесь землян знают, - ответил кто-то с верхнего ряда.
      - Что же мне говорить? Что вам интересно? - растерялась я. Тишина. - Может быть, вы зададите вопросы?
      Ничего похожего на активность со стороны зрителей. Только напряженное любопытство. Вега, черт бы его взял, ушел и пропал. "Надо как-то себя вести, - рассуждала я. - Сплясать, допустим, не получится. Вокал тоже не относится к числу моих любимых занятий. Ни одного фокуса тоже показать не смогу, а, после исполнения акробатических номеров мне может потребоваться медицинская помощь. Самое время прочесть стихотворение". Я стала судорожно вспоминать Пушкина. На меня напряженно смотрела сотня пар глаз. Пушкин не вспоминался, зато всплыла детская считалочка: "Людоеда людоед приглашает на обед..." Я уже приготовилась, как вдруг засомневалась: поймут ли юмор "людоеды"?
      - У нас сегодня что-то будет или не будет? - выкрикнул кто-то с галерки и спровоцировал общее возмущение, но за меня заступились сразу несколько присутствующих. Они, как по команде, одновременно подняли руки верх, и гул прекратился.
      - Хотите анекдот? - предложила я. - Врывается ядерная бомба. Два таракана сидят на подоконнике, один другому говорит....
      Зал взорвался от возмущения:
      - Какая бомба? Почему взорвалась? - орали зрители, перебивая друг друга. - Что произошло? Как это, "ядерная"? Что за ядра у вас на Земле взрываются?
      - Атомная бомба, - быстро исправилась я, - имеются в виду ядра атома. И не так уж часто взрываются. Это шутка такая. На самом деле ничего такого не происходит.
      Поток недоумения не иссяк, но приобрел четко выраженное русло:
      - Земляне что-то знают об устройстве атома? - удивился субъект, лица которого не было видно из-за тряпки, зато наружу торчали биноклевидные очки, прицеленные точно в меня.
      - А... нечего им знать, - ответили ему за моей спиной. Пока я обернулась, ползала уже хрюкало. Наверно, было очень смешно.
      - Зачем те земляне все время сюда влезают? - возмутился самый толстый посетители и тоже захрюкал, а потом еще и затрясся от эмоционального напряжения. - Лезут и лезут...
      - Наверно, картину атома хотят себе представить, - ответили за меня юмористы, и аудитория затряслась вся.
      Такого издевательства над человечеством я стерпеть не могла.
      - Земляне об этом знают не меньше вашего! - заявила я.
      Хрюканье прекратилось.
      - А! Ну... - подзадоривал меня тип с биноклем.
      От напряжения у меня закружилась голова, и физика, читанная мною на ночь, вмиг перемешалась с научной фантастикой. Я пыталась вспомнить соответствующий раздел, параграф, в глубине души понимая, что этого делать не стоит. Что мне, пока не поздно, следует убежать отсюда на улицу. Но было поздно. Рассердилась я ни на шутку и ничего с собой поделать не смогла.
      
      Поверхность арены вскоре оказалась разрисована моими подошвами как ученическая доска. На ней можно было прочесть все: как электроны вращаются по орбитам, оставляя размытые очертания; как переходят с ближних орбит на дальние, высвобождая энергию... В какой-то момент, мне показалось, что это и есть универсальная тема для контакта, с которой могла бы начаться эпоха великого взаимопонимания. Но, переступив через человеческие традиции, я стала толковать материю по теории Адама Славабогувича, и моментально запуталась. Потом меня понесло в направлении кварков, не смотря на предостережения товарищей по работе, и там я запуталась окончательно.
      - Как это нет существования скорости большей, чем скорость света? - очнулся товарищ, запеленатый как мумия в черные бинты. - А как же я поеду обратно? - с начала представления он мирно спал в первом ряду. Видимо, я спровоцировала кошмарное сновидение.
      - Она сказала ясно... - заступились за меня верхние ряды, - увеличением скорости акселерируется масса, а массивное нечто теряет в ускорении.
      Но "черная мумия" наверно работала пилотом на Кольцевых магистралях и не допуска мысли о связи массы и скорости:
      - Она обобщает сути разнородных систем.
      - Теория естественного предела одна! - напустились на мумию оппоненты.
      - Как понимать естество? - возражала "мумия". - Я о другой гармонической системе. Там категории массы быть нельзя. Если только как энергетическая категория...
      - Определись! - вопил хилый голосок с галерки. - Мы имеем в виду процесс или объект?
      - Или процесс смотрим в роли объекта? - помогали ему товарищи с более мощными голосами.
      - Пусть объяснит, что земляне знают под словом "энергия"? Что они могут знать о динамическом состоянии, если не построили себе понимания состава вещества?
      - А вы, - срывался на фальцет обладатель хилого голоса, - без понятия массы поля, можете трактовать его как объекторную величину? Или вы примите динамическую систему расчетов?
      - Спросите землян, знают ли они принцип физических пропорций?
      
      Под перекрестным огнем мне опять захотелось ретироваться с поля битвы. Меня бы устроило, если бы дальше они дрались между собой самостоятельно. Но цирк был безупречно круглый, одинаковый со всех сторон, черный ход для провалившихся клоунов предусмотрен не был, а парадный я от волнения потеряла из виду.
      - Пускай объяснит, - указал на меня чей-то палец, одетый в белый колпачок. Он подплыл так близко, что чуть не коснулся плеча.
      "Здорово, что я все-таки сплю", - успела подумать я.
      - Пусть скажет, как земляне толкуют тип энергопропорций.
      - Пусть... - согласилось с ним большинство. - Что мы поймем? Какие там критерии предела?
      - И при объяснении пусть укажет векторно-динамическую доминанту.
      - Я? - мой дрожащий голос спровоцировал тишину.
      Рухнула надежда переложить бремя дискуссии на чужие плечи. Публика выжидала.
      - Что? У нас кто-то другой выступает? Или земляне, может, прочитав учебник, не думают?
      - Может, у землян она не читала учебник? - предположил кто-то, и оказался в общих чертах прав.
      Я стала припоминать теории Адама. Кажется, он что-то говорил об энергетических типах взаимодействия. Кажется, он объяснял их принципы и уж точно говорил о том, что в человеческой науке напутано что-то в пропорциях, но попытки изложить физику в сигирийской трактовке превратили меня в полное посмешище.
      - Кто сказал, что их четыре?
      - Земляне далеко не умеют считать!
      - Нет! Земляне хотят думать, не считая! - осенило типа с биноклем. - Ты посмотри сначала, какая разница силовых полей, а потом думай, чем ты их измеряешь? Почему ты не учитываешь все параметры?
      - Она не поймет, - возражал хилый. - Она поймет то, что увидит. Таракана она видит, его она поймет, а не ядерный процесс.
      Пока зал хрюкал, я осознала ошибку, допущенную мною вначале. Теперь мне казалось, что о тараканах я знаю все.
      - Твоя цивилизация имела понятие о гравитационных габаритах?
      - О чем?
      - Отличие притяжения планеты об светило от притяжения электрона об ядро?
      - Ты знаешь, что микрообъекты подчиняются другому закону, чем макрообъекты?
      - Потому что существуют на разных энергетических уровнях? - выдавила из себя я и стала ждать, когда мои оппоненты наберутся сил для новой атаки.
      В тот момент я твердо решила, что, скорее сама уморю их тупостью, чем позволю себя согнуть интеллектуальным превосходством. И только желтоглазый субъект в песочной мантии, который вытолкнул меня на вселенский позор, ни разу не пытался меня уязвить. Он даже рта не раскрыл, только внимательно наблюдал из-под капюшона.
      
      В тот раз я изложила свою концепцию биологических форм, начиная с амебы. С тем же уровнем взаимопонимания мы разобрались, что тараканы - это то, что ползает, рыбы - то, что плавает, а птицы - то, что летает. Параллельно я опозорилась в аэродинамике, пытаясь объяснить, как летают птицы. Меня поставили на место в длинном перечне наук. Если бы так мои дела продвигались в университете, меня отдали на растерзание студентам-психиатрам, как ярчайший образец патологического слабоумия. Но я бы не стояла перед комиссией несколько часов подряд. Я давно бы ушла. Отсюда мне идти было некуда.
      
      Когда представление закончилось, на улице стояли такие же сумерки. Сколько времени прошло на самом деле - не знаю. Я сидела снаружи у выхода, постелив куртку на каменную плиту. Мимо проходили мои мучители, надменно глядя сверху. Они разбредались по сторонам, уплывали в "лоханках", летящих по воздуху над поверхностью, уносились на площадках с пропеллерами. Просто исчезали. Мне было тошно и глубоко безразлично все на свете. Заберет ли меня кто-нибудь отсюда или так сидеть до полного окаменения.
      Кто-то присел рядом на корточки. Я не подняла глаз, только по полиэтиленовым башмакам узнала Юстина.
      - Шо куксишся, коза? - спросил он и издал звук, похожий на попытку закашляться, а потом ущипнул меня за горло, там, где у мужчин должен находиться кадык. Этого показалось мало, и в следующий раз он ущипнул меня за ухо.
      - Отвяжись... - зарычала я, и хотела добавить еще пару "теплых слов", с помощью которых Алена приводит в чувство сотрудников гаражного хозяйства, но сдержалась.
      - У... шигрица! Шарапается! - он вынул что-то из-за пазухи, завернутое в просаленный пергамент. Я демонстративно отвернулась, но Юстин развернул это у меня перед носом. На его ладони лежал бутерброд с колбасой. - На, шьешь... Как поешь - лехше станет.
      Поедая бутерброд, я не вытерпела и разревелась. Слезы хлынули на колбасу, с колбасы на свитер, на каменное покрытие грунта, на Юстиновы непромокаемые боты.
      - Опозорилася? - спросил он, но подтверждения от меня не дождался. - Но ничо... ничо... - он еще раз ощупал мое ухо. - Шэз разве люди? Шэз натурально пираньи. Чисто ахулы двуногие! - он проводил взглядом группу проплывающих мимо "двуногих ахул". - У... такую девку обидели... - На этот раз он погладил меня по голове.
      - Не надо лапать! - огрызнулась я, и Юстин отдернул руку.
      - Дык, разве ш я лапал?
      - Вот и не надо.
      Наконец, показался Вега. В компании "пираний" он стоял неподалеку и чувствовал себя замечательно. Во всяком случае, объясниться со мной не спешил.
      
      Обратную дорогу мы сидели молча в дыму "Беломора". Мы молчали, спускаясь в шахту космопорта. Молчали в фойе, ожидая посадки, и молчали бы дальше, если бы Вега не чувствовал за собой вину.
      - Должен же я был уладить дела с разбитой антенной, - сказал он, словно я его в чем-то упрекала. - Юстин мог лишиться лицензии.
      Я смолчала.
      - Дуешься?
      Мое решение не разговаривать с шефом до возвращения на Землю было окончательным.
      - Напрасно. Все прошло хорошо.
      Тут-то меня и прорвало:
      - Вы могли хотя бы предупредить! Обязательно надо было делать из меня посмешище? Я что, обезьяна дрессированная? Я что, слов не понимаю? Почему я не имею права знать, что мне предстоит делать на этой работе? - разошлась я в тот раз, раскричалась больше, чем следовало. Больше, чем позволено было по рангу. У Веги очки опустились на кончик носа. Похоже, никто из подчиненных прежде не устраивал ему такого разрушительного скандала. - Хорошо, вы меня опозорили, но теперь эти твари будут думать, что все человечество такое же тупое! Почему вы взвалили на меня ответственность, о которой я и догадываться не могла?
      Одним словом, рассердилась и выложила все начистоту. А шеф, что удивительно, выслушал и говорит:
      - Какая ответственность? О чем ты? Они сами не знают, по каким законам электроны вертятся вокруг ядер. И уж точно впервые слышат о теории единого поля. Эта компания никакого отношения к науке не имеет. Не удивлюсь, если половина из них не выучила таблицы умножения.
      - То есть? - не поняла я, но кричать перестала.
      - Это тоже тест на контакт. Ты пыталась понять их, они - тебя. Вы провоцировали экстремальные понятия и успешно их осваивали. Обратила внимание, на каком языке они говорили с тобой?
      - На каком-нибудь... универсальном?
      - Тебе удалось включить их в родной язык. На моей памяти это первый случай. Я чрезвычайно доволен. Ты час держалась на арене, и это говорит о том, что в Хартии у нас неплохие перспективы. Обычно новичков изгоняют сразу.
      - То есть, вы хотите сказать, что мы общались по-русски?
      - Проблема не в том, чтобы запомнить лексический набор чужого языка, - объяснил шеф. - Тренированный хартианин считывает его автоматически. Проблема в том, чтобы формулировать понятия в универсальном ключе. Твоя аномалия - это врожденная способность работать с универсальными понятиями. Если развить эту способность, ты сможешь считывать неадаптированную матричную информацию, значит, понимать незнакомые языки и строить фразы, пользуясь лексической базой собеседника. Тебя удивило, что хартиане говорят по-русски? Они не говорят. Они тренированы на контакт, они владеют профессией, которой ты только начинаешь учиться. Существо с такими способностями - редкая удача для нашей миссии. Ты - наша удача, наша надежда войти в этот клан. Теперь, как никогда, мы нуждаемся в этом.
      - Это вы к чему? - испугалась я. - К тому, что мне придется снова сюда приехать?
      - Командировки буду примерно раз в полгода. Отсутствовать чаще тебе сейчас нельзя.
      - Раз в полгода?
      - Человека с твоими способностями я искал двадцать лет, - напомнил шеф. - Я перепробовал все. Я искал информала даже в близких расах. Мне необходимо место в Хартии.
      - Хорошо, - согласилась я, желая утешить любимого начальника. - Полгода хватит, чтобы прийти в себя и настроиться.
      - Настройся. Мы ведь на Земле работаем вслепую. Мы не можем использовать опыт аналогичных цивилизаций, и это самое узкое место в проекте. Если есть возможность что-то сделать, надо делать прямо сейчас.
      - Ладно, буду работать, - согласилась. - Полгода - не так уж мало для отпуска.
      
      В капсуле шеф деликатно оставил меня одну. Наверно, мой сонный вид не располагал к посиделкам. Он и так уже много наговорил.
      - Отдыхай, - попрощался он, но у двери притормозил. - Что это был за анекдот?..
      - Какой анекдот?
      - Про двух тараканов...
      - Сидя на подоконнике два таракана, любуются ядерным взрывом. Один другому говорит: "Не забудь мне напомнить внести человека в Красную книгу природы".
      - Это смешно?
      - Не знаю.
      - Тебе Адам его рассказал?
      - Алена.
      - А Алене - Адам? Спи. Поговорим, когда отдохнешь.
      - Не знаю... - ответила я сквозь сон, - мне казалось, такой анекдот им легко будет усвоить.
      Шеф присел возле меня на кровати.
      - В последнее время на Земле происходит аномальная мутация, - сказал он. - Ваши ученые ее заметить не могут, потому что им не с чем сравнивать. Со стороны же видно, что среди вас стали появляться существа с недоразвитыми инстинктами. Это касается самосохранения, продолжения рода, чувства социума. Такая мутация в Критическом Коридоре - нонсенс. Самая опасная аномалия, последствия которой вы не можете себе представить. У меня недостаточного опыта, чтобы точно определить причину и сделать прогноз. Твои коллеги по Хартии могут иметь гораздо больший кругозор. Мне важно знать, был ли где-то аналог этой ситуации. Может быть, от решения этой задачи зависит ваше будущее. Может, не только ваше... - он посмотрел в пустоту, задумался и словно очнулся от забытья. - Спи. Я пойду.
      
      Сначала я лежала с закрытыми глазами на подушке. Прошло время, прежде чем я смогла убедиться в том, что уже не засну. Можно было пересчитать всех баранов и стереть бока о матрас, но мозг не отключался. Его нельзя было отложить на тумбочку до прилета на Лунную Базу. Какой прок мне сейчас рассуждать о перспективах человечества в запертой капсуле? Что толку изводить себя чувством ответственности, когда непонятно элементарное: в чем, собственно, заключается моя роль? В том, чтобы еще раз рассмешить публику хартиан, в надежде на то, что кто-нибудь из них сжалится над нами и поможет решить проблему, суть которой мне все равно неясна?
      Дверь капсулы не реагировала на мое желание выбраться наружу.
      - Мне нужно снотворное, - сказала я Веге через внутреннюю связь.
      Вскоре он появился и выложил три пилюли цвета итальянского триколора.
      - Сначала возьми зеленую под язык, - объяснил он. - Через пять минут, если не подействует, красную. И в самом крайнем случае - белую.
      Как только за ним закрылась дверь, я отправила в рот белую, и, не дожидаясь эффекта, следом за ней все остальные. Помню, что один шаг в сторону кровати сделать удалось, но дальше уже ничего не помню.
      
      
      
<< Вернуться в оглавление > Читать дальше >> >
Рейтинг@Mail.ru