- Почему,
Господи! Почему ты не рассказала мне сразу? - восклицал Миша,
расхаживая по кухне. - Это же... У меня нет слов на такие выходки! Это
ж надо было додуматься, молчать столько лет! Почему ты мне сразу не
рассказала? Да, не реви, сколько можно! Все уже случилось. Поздно
реветь! - он подал мне кухонное полотенце, поскольку в доме не осталось
чистого носового платка. - Мы делаем общее дело, я не понял, или
секретики друг от друга? Друзья мы, в конце концов, или не друзья? Ах,
какая страшная тайна для дяди Миши! Подарок от любовника она хранила
под подушкой! Довольна, да? Что я теперь должен делать? Сопли за тобой
вытирать? Я тебе не дружок Адам. Катись к нему в Шарум, пусть он вокруг
тебя хороводом пляшет, а я должен решать проблему. Именно я, а не шеф,
с которым ты сговорилась. Тьфу, как дети малые! Ты понимаешь, что
проблему все равно решать мне, потому что больше некому?
- Вот и
решай. Чего разорался?
С тех пор
как Миша узнал про секретик, он приходил на меня орать каждый день.
Перед каждым завтраком, обедом и ужином. Пока готовилась пища, я
выслушивала упреки. Препираться не имело смысла, потому что Миша был
прав. Даже когда Миша не был прав, с ним все равно не имело смысла
препираться.
- Детский
сад! - злобно произнес он и повесил на ухо телефон. - Ну, что? -
обратился он к собеседнику на том конце связи. - Что значит, нету?
Узнай, где есть... Значит, узнай в Андромеде. А я что сделаю? Должен
быть универсальный кодировщик... Вот, если не сработает, тогда и будем
думать, что дальше. Да не могу я привести ее, сопливую такую! Толку-то
с нее... Не помнит ни хрена, ясно же, что не помнит.
- При мне
Птицелов пульт не кодировал, - повторила я, - только сказал, управление
простое, любой сможет.
- Поди туда
и смоги, - предложил Миша.
- Я же
сказала все, что знала.
- Мать! -
рассердился Миша. - Если есть кнопка кода, значит, код вводится извне.
- Нет, в
сотый раз тебе повторяю, нет никакого кодировщика внутри корабля. Я
знаю, как выглядят такие автоматы. Там нет вообще ничего, даже отсека
управления. Единственный пульт Птицелов держал в руке.
- Чушь! - в
сотый раз не поверил Миша, но задумался. - Биодекодер что ли? Нет,
тогда зачем кнопка? Может, и то и другое вместе? Может, у них в
структуре ДНК записана координата?
- Может.
- Все равно
должен быть кодировщик. Если есть кнопка, должен быть вводящий автомат.
Это элементарно: если есть розетка, - должна быть вилка, если есть
мама, - должен быть папа! В навигации миллиарды символов, пальцем их
набрать нереально. Он сказал, "может управлять любой"? Он не сказал,
"только для флионеров"?
- Это Имо
сказал.
- Ах, Имо
сказал? Интересно, куда он на этой хреновине прилетит?!
- Миша, -
попросила я, - обещай, что не пустишь их на корабль...
- Только
через мой труп! Две тупые макаки! Если бы они умели обращаться с
кораблем, давно бы смылись. Думаешь, для чего заварилась каша? Думаешь,
ради Сириуса? Черта-с два эта "кастрюля" сдвинется с места, если я ее
не сдвину! Это совершенно точно, - сказал Миша и пошел в офис. Должно
быть, его опять посетила идея.
С тех пор
как Миша узнал про секретик, идеи посещали его часто, но ни одна не
позволяла понять принцип управления кораблем. Миша был раздражен
собственным бессилием. Еще больше его раздражало спокойствие Имо,
который не пытался напрячь мозги. Имо ждал, когда дядька угомонится.
- Вот,
войдешь ты на борт, - орал на него Миша. - И что? Какие кнопки ты
будешь жать?
Имо смотрел
на кнопки, потом на Мишу, потом опять на кнопки. Его утомляла возня
вокруг проблемы, которую он даже не собирался решать. Для Миши
разобраться с пультом стало делом принципа. Второго позора в
интеллектуальном поединке с флионерами он вытерпеть не мог. Этот
поединок стал для него делом чести, а корабль - смыслом жизни, который
отодвинул на второй план воспитание Ксю. Теперь у Миши была настоящая
проблема, грандиозная по размаху, достойная его амбиций. Миша был зол и
сосредоточен, а потому особенно невыносим.
После Миши
в модуль явились Имо и Джон, посмотреть на сопливую мать. Пришли и
уселись на кухне. Мне от их присутствия легче не стало. Надо было
готовить обед на всю компанию, которая параллельно с Мишей тужилась
решить задачу, и не имела времени перекусить наверху. Дети не принимали
участия в интеллектуальном процессе. Имо ждал, когда Мише надоест
теория, а шеф договорится с космопортом, способным пришвартовать
корабль. Джону попросту было стыдно. Так стыдно, что он являл собой
образец послушания и терпимости с тех пор, как тайна его визита на
Землю оказалась раскрыта. Они молчали. У меня от их молчания падали из
рук ножи и сковородки.
- Неужели
отец тебе не объяснил, как кодировать пульт? - Имо пожал плечами. -
Корабль как-то должен понять, куда тебя везти, или сам догадается?
- Мы
думали, сам, - сказал Джон.
- Каким
образом? Имо с кнопками только баловаться умеет! Он не понимает, что
если такой корабль еще раз зайдет в Галактику, нас вышвырнут отсюда
вместе с планетой.
- Не
вышвырнут, - утешил Имо.
- Тебя
конечно не вышвырнут. Ты останешься тут один... вращаться на солнечной
орбите.
- Надо
осмотреть корабль изнутри, - намекнул Джон, смущаясь и подбирая каждое
слово под мое неустойчивое настроение.
- Пустой он
внутри, Джон! Пустой!
- Для тебя
пустой. Может, если я посмотрю...
- Даже не
думай, что я пущу тебя на корабль! Выброси из головы! Если Миша не
сможет разобраться, ни один из вас к трапу не подойдет. Миша мне
обещал, и он сдержит слово.
- Он поедет
с нами, - сказал Имо.
- Хочешь
оставить меня одну?
- И ты
поедешь.
Я отложила
нож, чтобы он снова не полетел на пол.
- Только
связанная, под общим наркозом я поеду к твоим родственникам. Этого еще
не хватало!
- Значит,
мы тебя свяжем, - пообещал Джон.
-
Маменькины сынки! Весь колхоз с собой повезут! Подумать только! Может,
кто и поедет на Флио да только не вы, и уж тем более не я вместе с
вами. Флио не место для экскурсий.
Имо стал
смеяться. Джон, глядя на него, тоже... пряча от меня бессовестные
глаза. Однако моя речь ничего смешного не подразумевала. "Всыпать бы им
обоим, - думала я, - чтобы научились относиться к матери серьезно. Или
подзатыльников надавать".
- Ивана с
собой не забудьте. Чего улыбаетесь? Он все знает. Не удивлюсь, если он
знает, где спрятан кодировщик. Это ж как надо было себя вести, чтобы
друзья считали тебя гуманоидом? Имо, я тебя спрашиваю!
- Он видел
Индера, - оправдался Имо.
- Когда?
- Когда
голову зашивали. Я тут причем?
- И ты
столько лет молчал?
- Он молчал.
- Иван
думал, что вы катали его на "тарелке", - добавил Джон. - Он не знает о
подземелье.
- Все равно
я вас на Флио не отпущу. И Мишу не отпущу.
- Мам, -
уговаривал Джон, - ведь у Имо там родственники. Ничего плохого не будет.
- Эти
родственники выставили его в Хартию двухлетним ребенком. Он чуть не
умер с голода по дороге! - напомнила я.
Имо встал,
взял сумку, положил в карман кошелек. Настал час идти за мороженым. Шар
земной откатился прочь со своими проблемами. Остались только Имо и
пломбир. Как можно рассуждать о родственниках, когда вот-вот обед, а он
еще не съел ни порции.
- Купи
хлеб! - вспомнила я, когда лифт закрывался. - Никаких Флио, Джон!
Никаких родственников! Никаких самостоятельных прогулок по космосу
дальше, чем до магазина и обратно.
- Зачем ты
ругаешь родственников? Они же дали корабль, это как будто дать обратный
билет.
- Ты не
знаешь, что там творится, Джон. Имо не вернется.
- Однажды
он вернулся...
- Он был
ребенком. Человеческим ребенком, но чем больше рос, тем больше
становился похожим на них. Все, что ему нравится, к чему лежит душа,
теперь там, а не здесь? Здесь только истеричная мать.
- Разве это
мало?
- Джон, он
не вернется. Флионы - наркотик. Если он раз в жизни поднимет в воздух
такую машину, то не сможет без этого жить.
- Сможет.
- Я не
знаю, что произошло в клане перед его отъездом. Не знаю, отчего умер
его отец. Не знаю, полетит ли корабль обратно. Пока я этого не узнаю, я
никого туда не пущу.
- Сириус
сказал, что Птицелов жив.
- Не пущу
даже Сириуса.
- И я
считаю, что Птицелов жив. У людей, потерявших родителя, меняется аура.
По ауре Имо я иногда могу узнать, хорошо тебе или плохо. Скучаешь ли по
нам?
- "По нас",
а не "по нам". Джон, я, не глядя на ауру, могу сказать, что мне сейчас
паршиво как никогда.
- Еще Сир
сказал, что мы, как цивилизация несамосостоятельны.
-
Несостоятельны, - поправила я, - или несамостоятельны. И вообще,
поменьше бы ты цитировал Сира...
- То же
самое тебе сказал отец Имо. Почему же земляне так упрямы? Почему
слушать никого не хотят? Они считают себя умными? Хорошо, если я скажу
тебе точно, что Його-Птицелов жив, ты пойдешь с нами к Флио?
- Если ты
уверен в этом, почему не сказал раньше?
- Я думал.
Я не знал, - ответил Джон, - обрадует тебя это или огорчит?
- И что?
- Так, я не
понял, огорчит? Обрадует?
Наверно,
мир так устроен, что информация о нем должна поступать равномерно и по
порядку, в соответствии с необходимостью текущего момента. Наверно, это
правильно. Правильно, что я не смогла вспомнить кодировщика на борту
корабля. Хотя вполне возможно, что он там был. Я помнила только
шершавые стены и запах в отсеках. Так пахла трава на мятой поляне в
землях клана, запах напоминал родные болота с примесью аммиака. Точно
также пах утренний пар над каньоном. И страх, что меня еще раз
"высосет" космос сквозь рваную стену алгоплана, имел тот же запах.
Дети не
участвовали в решении проблемы. Сначала они вежливо занимали места в
кабинете, смотрели с сочувствием, поддакивали вовремя. Потом Имо это
надоело, он пошел гулять, прихватив с собой Джона.
- Если
проблема не решается, нечего над ней кряхтеть, - сказал он на прощанье,
чем сильно обидел Мишу.
С
проклятьями Миша выскочил за ними на крыльцо, но вдруг заметил, что на
улице светит солнце, птицы поют, красивые девушки гуляют по тротуару.
Миша послушал птиц, посмотрел на девушек и мрачный приплелся в офис.
Когда шеф
одумался и велел вернуть детей в офис любой ценой, их телефоны не
ответили. Телефон Ивана также молчал, и я пошла общаться с его матерью,
но встретила соседку.
- Что у
тебя в сарае горит? - с раздражением спросила она.
Мне было не
до соседки. Только у калитки Панчуков, я сообразила, в чем дело;
вернулась, пробралась сквозь заросли, открыла дверь сарая и застала
впечатляющую картину: мои дети в компании Ивана, Кирилла и еще одного
незнакомого мне молодого человека, сидели вокруг таза, в котором тлела
трава. Над ними висело облако, источающее аромат марихуаны с
сигирийскими благовониями. Дети нюхали дым по очереди и делились
впечатлениями:
- Видел
красного всадника, - говорил один.
- Змею,
наподобие кобры, - поправлял другой.
- Нет! -
возражал третий. - Смерть с косой приходила. В красной шубе. Стояла,
косой сверкала, а из-под шубы морда... тощая и зубастая.
- Джон! Что
тут было? - спросил кто-то из Панчуков.
Джон
задумался.
- Я понял!
- осенило незнакомого парня. - Мокруха была. Замочили здесь кого-то...
- И
закопали...
- Нет,
расчленили, и кровавый след по двору змеей тянулся. А у убийцы был нож.
Охотничий кинжал.
- Топор, -
не соглашался оппонент. - Джон, был топор?
- Как зовут
маленькое, длинное животное, которое прикусывает курицу и несет ее в
лес? - спросил Джон - Вот, оно приходило.
- Хорек, -
вспомнил кто-то из землян.
- Вот, -
согласился Джон, - вы видели хорька, потому что раньше здесь был
курятник, а там - лес.
Дети опять
понюхали дым, но галлюцинации не поймали, видно я выветрила им кайф.
Сначала
Иван с Кириллом заметили, что неприятности уже на пороге, потом
обернулся Имо. В его глазах плыл туман. Возможно, он решил, что
находится в Шаруме, и принял меня не за тот персонаж.
- Ты
теперь, - сказал он, протягивая мне дымящийся косячок.
Я взяла
косячок, зачем-то затянулась и не заметила, как оказалась в кругу.
- Что? -
спросил Имо.
Стыдно было
признаться, но я не знала, как выглядят хорьки. Я никогда не
сталкивалась с ними в природе. Хуже того, зайди он сейчас сюда по
старой памяти, не узнала бы, потому что дым застлал все вокруг. Таз
раскачивался, пол норовил стукнуться о потолок...
- Ну? -
спросил Джон, словно мое решение должно было стать окончательным. Я же
собиралась упасть в солому и ждала, когда на меня перестанут смотреть.
- Завтра
попробую достать мексиканских поганок, - сказал откуда-то издалека
незнакомец. - Убойная мощность.
- Ну? - еще
раз спросил меня Джон.
Дым
расступился, я увидела привидение в красной шубе. Все в точности
соответствовало описанию, и коса зловеще поблескивала в темноте, и
капюшон... только морда оказалась в очках. По форме этих очков и по
некоторым другим признакам я узнала шефа, и гнилая солома подо мной
мгновенно сменилась диваном.
Пол все
равно качался, но сквозь туман уже проступали очертания люстры. Я
отчетливо слышала голоса. Джон излагал шефу теорию о галлюциногенах,
которые обладают свойством открывать фазы. Шеф сообщал Индеру по
телефону, что в верхнем доме его ждет пациент. Джон рассматривал
поганку, как ключ к решению проблемы управления кораблем. Он утверждал,
что только благодаря снадобью, Имо сможет найти скрытый кодировщик на
борту. Шеф тем временем обсуждал с Индером необходимость
транспортировки пациента в подземелье. Джон уверял, что его метод не
предполагает риска. Потребуется лишь немного терпения и много денег,
чтобы достать гриб, произрастающий на удаленных континентах.
Имо
старался уложить меня на диван, но я садилась. Я знала точно: если дети
уйдут, шеф меня убьет. Я не смогла ему ответить на элементарный вопрос:
сколько времени прошло с тех пор, как я оказалась в сарае с
хулиганствующими подростками. И как я докатилась до такого поведения,
тоже не смогла ответить, потому что не помнила. Сначала мысль в голове
была одна: "Имо уйдет - и мне конец". Потом ее потеснила другая мысль:
"Как классно Джон заговорил по-русски. Так свободно и легко он никогда
в жизни не говорил. Может, повлияли поганки, а может..." Тут-то до меня
дошло, что разговор шел на "сиги", на языке, который я понимаю только
через "переводчик".
В модуле
меня оставили в покое, но сначала Индер пришел взглянуть на позорище.
Честно признаться, в отделении для бездомных наркоманов, я бы испытала
меньше стыда.
- Нет, -
сказал Индер. - Это не решение. Лучше помогите Мише.
Он пошел в
офис, все пошли за ним. Сколько времени я пролежала в одиночестве, тоже
не помню. Время расплющилось, растеклось. Я стала думать, где старый
чемодан, с которым я всегда отправлялась в дорогу? Потом вспомнила, что
на Флио я все равно не поеду ни за что. Однако чемодан найти бы не
помешало. Да меня и не пустят на Флио после сегодняшнего. Со мной
теперь здороваться перестанут. Прибьют в коридоре доску, повесят мою
фотографию с подписью: "Она опозорила коллектив!" С сегодняшнего дня на
меня будут только издали показывать пальцем. Даже Миша не придет
обедать, он будет презирать меня больше всех.
Связь с
внешним миром оказалась блокирована; лифт, вероятно, тоже, но компьютер
доложил шефу, что я очнулась.
-
Немедленно иди в офис, - приказал шеф.
- Зачем?
- Иди.
В офисе
никому не было до меня дела. Миша решал задачу с тремя неизвестными.
Задача не решалась. Муляж пульта из трех кнопок лежал перед ним, в поле
экрана вращалась схема, шел обсчет вероятностных комбинаций. Над Мишей
висели сочувствующие, которых невозможно было выгнать из кабинета.
Когда шеф собирал сотрудников для раздачи "болтов", являлся каждый
второй. Как только возникала проблема из области научной фантастики,
требующая участия специалистов, все были тут как тут.
- Возьми
себя в руки и работай, - сказал мне шеф.
В фойе
курили Сириус с Антоном. Имо сидел у вентиляционной решетки и вдыхал
табак, который не долетал до очистного устройства. Думаю, он сам с
удовольствием бы курил, если бы не ленился поджечь сигарету. Пока я
решалась переступить порог, услышала интересную мысль. Оказывается,
вседозволенность и пренебрежение этическими традициями, присущее
современному человечеству, вовсе не порок, а результат гуманизации,
выхода на новый уровень бытия, который избавил нас от необходимости
поедать ближнего во имя естественного отбора, а потому избавил от
страха перед личностной индивидуальностью. Сириус с Антоном не спорил.
В Секториуме его научили вежливо слушать старших.
"Не бери в
голову, - сказал мне взгляд Имо. - Что мы, собственно, натворили? Разве
то, чем занимается Миша, выглядит пристойнее?"
Шеф
старался удалить из офиса лишний люд, но не успевал загнать в лифт
одного, как ему на смену являлись двое.
- Миша
хотел тебя видеть, - напомнил он, - иди! Сколько можно тут стоять?
Над Мишей
висели самые храбрые. Те, кого не пугал его злобный рык, кто умел
держать рот на замке. Давать советы разрешено было только Ксюше. Она
сидела по левую руку, и мучила компьютер математическим анализом. Над
ними висел Гума и покачивался. Его нос, погруженный в дыхательный
аппарат, располагался в зените над схемой из трех кнопок: "код", "ход",
и "магнит", нарисованных нервным росчерком на сенсорной панели.
- Дайте ей
пройти, - сказал Миша, заметив меня на пороге.
Присутствующие
сделали выдох, я протиснулась к столу.
- Ну, -
мрачно спросил Миша, - будем колоться?
С тех пор,
как мы виделись в последний раз, мне не вспомнилось ничего нового.
Кроме того, я не очень соображала, сколько времени назад последний раз
видела Мишу.
- Чтобы
остановить корабль надо повторно нажать кнопку "ход", - сказала я, но
Миша слышал это миллион раз. Даже если не слышал, догадался бы.
- Допустим,
два "хода" подряд и один "магнит"... Что скажешь, ляжет на обратный
курс?
- Откуда
мне знать?
- Ты хоть
иногда смотрела по сторонам? - рассердился Миша.
- Извини,
что не составила для тебя конспект! - психанула я. - Ты сказал, что сам
вычислишь координату!
Миша
помрачнел.
- Чтоб они
треснули пополам! Кто придумал такое управление? Кому от этого легче
жить? Почему? Кому, скажи, пришло в голову, что три кнопки удобнее, чем
нормальный пульт управления? Они оставляют корабли в наследство
обезьянам? - он огляделся, нет ли по близости Имо. - Ничего похожего в
современной навигации нет. Скажи мне хотя бы, разница чувствуется,
когда машина идет и когда стоит?
- Не знаю,
не замечала.
- Точки в
глазах мелькают?
- Нет.
- Корпус
изолирован, - сделал вывод Миша. - О чем это говорит?
- О том,
что корабль может входить в невидимые фазы, - предположила Ксю.
- А
бессонница? - спросила я. - О чем может говорить бессонница?
Ксюша
пожала плечами.
- Джон,
бессонница в полете от чего?
- От
активации матриц, - ответил Джон, словно сдавал экзамен.
- Какого
рода? - уточнил Миша. - Обработка технической информации может
активировать матрицы?
- Может.
Может, работал мощный двигатель...
- Ни фига!
- возразил Миша. - Такие движки имеют суперизоляцию.
- А если не
имеют? - спросила я. - Техника-то "антикварная".
- Черта-с
два! - воскликнул Миша и постучал себя карандашом по голове. - Тогда
это не движок, а бомба. Помню, какая ты контуженная с Флио вернулась.
Сколько дней не спала на борту?
-
Неделю-две. Но мне казалось, что прошел год.
- Неделю...
Ксюха, рассчитай мощность и прикинь расстояние.
- Ерундой
занимаетесь, Михаил Борисович, - сунулся в кабинет Сир.
- Изыйди с
глаз моих, - напутствовал его Миша. - Ирка, ты говорила, что потом
резко залегла в спячку? Надолго?
- Не могу
знать. С меня сняли хронометр.
-
Сновидения были?
- Да.
Неестественно натуральные.
-
Плотность?..
- Выше, чем
на Земле.
- Джон!
Увеличение плотности сновидений от чего зависит?
- От
качества матриц, скорости разрастания.
- Так я и
знал! - осенило Мишу. - Он загружал код в дороге. Неделю вы дрейфовали.
Конечно! Нормальный отвлекающий маневр. Вы дрейфовали, а мои датчики
глючили. Шеф! Надо идти на корабль!
Шеф выводил
из офиса Махмуда.
- Шеф! -
крикнул Миша. - Эта хреновина точно кодируется. И кодировщик где-то на
борту, я уверен!
- Його все
время держал пульт в руке, - напомнила я. - Если бы он кодировал, я бы
видела.
- Ты же
спала, мать! - удивился Миша. - Шеф, кодировщик на борту, я отвечаю.
Надо осмотреть корабль.
- Считаешь,
логично такую вещь как кодировщик, маскировать в отсеках? - усомнился
шеф.
-
Нелогично, - согласился Миша, - тут неувязочка получается. Где-то он
должен быть на виду. Нелогично, нелогично... - повторял он. - Ничего
логичного в этой системе нет изначально.
- Миша, -
настаивала я, - поверь, что я видела корабль целиком. Там и места нет
для такого устройства. Разве что в багажнике. Думаешь, логично иметь
кодировщик в багажнике?
- Может,
пульт вскрывает управляющие голограммы?
- При мне
Його ничего не вскрывал!
- Пока не
будет ясной идеи с управлением, на борт никого не пущу, - пообещал шеф,
чем очень меня успокоил.
- Будет, -
ответил Миша, чем до крайности меня озадачил. - Скоро будет. Я
чувствую, что решением где-то рядом.
Следующим
человеком, которого шеф пожелал вывести из офиса, стала я. Мой бледный
вид внушал опасения, поэтому шеф вошел в лифт вместе со мной.
- Вы можете
просто их не пустить! В чем дело, Вега? Аборигены в космосе! Где ваша
принципиальная позиция? Не давайте им доступ в порты, да и все. - Шеф
отвел глаза. - Что изменилось? Что произошло?
- Ты
знаешь, - ответил он. - Знаешь, как непросто мне далось такое решение.
Ирина, верь мне, дело не в экспедиции. Он хочет покинуть Галактику. Я
обязан дать ему возможность.
- Кто?
- Чем
дальше он будет от Магистралей, тем лучше. Корабль - его шанс. Мне все
равно, куда он уйдет. Речь не просто о безопасности Земли. Поверь, я
знаю, что говорю.
- Сириус? -
растерялась я.
- Поверь
мне, природа информационных цивилизаций опасна и уязвима. Я не имел
права держать здесь Адама, ты видишь, что вышло... Сейчас я обязан
помочь Сириусу поступить так, как он считает нужным. Это существо
знает, что надо делать. Я не имею права запретить. Не спрашивай ни о
чем, просто поверь мне.
Лифт
открылся в модуле. Едва мы успели выйти, кабина умчалась. Шеф попался.
На сей раз, он обязан был объясниться. Он сам понимал, что именно
теперь, в течение ближайших минут, я должна была узнать все, что
сигирийцы скрывали от землян, но Миша как всегда все испортил. Он
вывалился на нас, как лавина, возбужденный и решительный.
-
Медальон!!! - закричал Миша. - Дай скорей медальон!!!
- Он пуст,
- напомнил шеф, вынимая предмет из кармана.
Миша вырвал
медальон из рук и прыгнул в кабину. Мы последовали за ним.
- Шеф! -
продолжал кричать Миша. - Открытие на Нобелевскую, клянусь! Сто
пятьдесят первая Нобелевская премия, - заверил он нас, вытирая
испарину. - Открытие века!
- На
Нобелевскую? - усомнился шеф.
- Может, не
надо? - пробормотала я. - Может, сто пятьдесят с тебя хватит?
В фойе уже
ждал митинг, который сформировался в колонну и двинулся за Мишей по
коридору к лаборатории.
- Сканер! -
распоряжался Миша на ходу. - Химический индикатор! Быстро! Бегом!
Гума
метнулся по закоулкам. Индер отложил пасьянс. Колонна снова
превратилась в толпу и облепила стол. Миша пропустил через медальон
сканирующую плоскость. Толпа сгустилась, замерла. Изображение пошло на
компьютерный анализ.
- Что я
говорил! Есть! Вот он где, черт бы его подрал, адрес наших
родственничков. Видите уплотнения кристаллической решетки?.. Как раз
под кнопкой кода. - Он сунул муляж в медальон, и действительно на
просветке показалось уплотнение. - Все элементарно: заходишь на борт,
вставляешь пульт, одеваешь медальон на шею. Металл нагревается от тела,
кодировщик пошел в работу. Ты поняла, почему он пульт в руке держал? -
обернулся ко мне Миша. - Чтобы мозги нам пудрить. Вы дрейфовали у
Хартии, а мне на датчики шли помехи. Все! Мы квиты!
Миша
положил медальон на стол и победоносно покинул помещение. Его звездный
час состоялся. Свершилось то, о чем он не мечтал за давностью лет.
Свалился камень, который угнетал его. Миша шел по коридору и
подпрыгивал от гордости, только у лифта он задумался и вернулся к нам.
- Шеф, -
сказал он Веге, - только это дорога в один конец. Назад - не знаю. Надо
будет на месте поковыряться в машине.
- Не
вздумай ковыряться в этой машине, - ответил ему шеф.
- Вот-вот,
- поддержал шефа Индер.
- Эта
машина умнее тебя. Только попробуй сунуть в нее отвертку с крестовиной,
- предупредил Вега.
Желающих
возразить ему не нашлось.
Мой чемодан
выглядел смешно и нелепо рядом с гигантскими рюкзаками детей. Я сложила
пожитки, не будучи уверена до конца, лечу ли в космос? Остаюсь ли
страдать на Земле? Меня никто не приглашал и не отговаривал, только
велели замерить объем багажа. Моего багажа. Словно предрешенность
висела в воздухе. Предрешенность во всем. События больше не зависели от
моей воли, только от обстоятельств. В последние дни я не могла себя
заставить выйти из дома. Не знала, день наверху или ночь? Полярные
сумерки или хмурый вечер? Дождь лил стеной, и купол зимнего сада
приобрел непроницаемый металлический оттенок, вполне соответствующий
настроению.
Джон вошел
в комнату и присел на диван. Стал анализировать мое настроение. Он
хотел понять, о чем я вспоминаю, а я гадала, что за новость он принес,
что не решается выложить ее без разведки?
- "Марсион"
подходит к Магистрали, - сообщил он. - Отметился у последнего маяка.
Скоро выйдет к краю Галактики. Вега сказал, нам лучше стартовать завтра.
- Почему
завтра? Почему не прямо сейчас?
Джон
смутился.
- Все
теперь такие нервные, - сказал он. - Какая разница, сегодня или завтра,
если мы решили.
- Имо
решил. А Сириус и Вега его поддержали.
- Миша
послал меня спросить, не хочешь ли ты добавить багажа. Он формирует
новый контейнер, там есть место.
- Нет, не
хочу.
- Тогда
скажи ему, что ты не хочешь.
- Не скажу.
Путь Имо положит туда краску. Пусть отец его увидит и ужаснется. Зачем
столько контейнеров? Мы разве на всю жизнь туда собрались?
- Сириус
взял один дипломат, - утешил меня Джон, - положил туда зубную щетку,
бритву и сменное белье. Миша все равно его выругал.
- Странно,
что не побил, - вздохнула я. - Вот в такой компании мы отправляемся на
край Вселенной.
- Мы с Имо
и Мишей будем ждать вас на Андромеде. Подготовим порт, подумаем, как
грузить "Марсион". Вега сказал, дай бог, все обойдется.
- Не помню,
чтобы прежде он поминал имя господа всуе. Джон, останься хотя бы ты.
Вот уж кому совершенно не за чем рисковать...
- Как же вы
без меня разберетесь? Как же вы увидите, что делать внутри корабля? Вы
ведь не дали нам закончить...
- Не дали
вам отравиться поганкой?
Джон
надулся.
- Надеешься
найти слэпы внутри корабля?
- Они везде
остаются.
- От
флионеров-то?
Джон еще
раз кивнул, он перенял от Имо жесты, которые позволяют обходиться без
слов, в том числе не самые приличные.
- Если в
модуле остались, значит должны быть в корабле, - ответил он виновато,
потому что не знал, обрадуюсь ли я известию, что слэп Птицелова все еще
сидит под кустом в саду. - Я пойду, ладно? Надо помочь.
В офисе
творилась вокзальная суматоха. Миша разбирал компьютер шефа, вынимал из
него ценные детали и складывал в багаж. Свой компьютер он погрузил в
контейнер целиком. Запчасти от прочей техники были разложены по полу
повсеместно.
- Ты бывал
в Андромеде? - спросила я.
- Что я там
забыл? - проворчал Миша.
-
Кто-нибудь из наших бывал?
- Что там
делать? Там грузовые порты. Пустынная зона.
- Там не
случится перегрузка порта от твоих чемоданов?
- Мамаша! -
пригрозил он. - Будешь много знать, состаришься возле кастрюль.
- Хотелось
бы посмотреть, как вы попадете на борт. Ты забыл, что трап закодирован
на меня?
- На генный
участок, - уточнил Миша, - который у вас с Макакой одинаковый. Так что
расслабься и не зли меня перед важной работой. - Он понес в багаж
настольную лампу шефа, работающую на автономной батарее. - Ты точно
ничего не забыла? - спросил он из коридора, а когда вернулся,
конкретизировал, - фотографию любовника, например? Ту, в шляпе с
сигарой?
- Не
волнуйся за меня.
- Я боюсь
за аэродинамику. Слишком широкие поля у шляпы, думаешь, не перетянут
руль высоты?
- Думаю, в
вакууме нормально будет.
- Грамотная
стала, - удивился Миша. - А фотку возьми. Повесишь у изголовья. Все не
одна будешь спать.
- Ты еще в
космосе мне сцену ревности не устроил?
- Очень
надо! Я же не гуманоид, чтобы завлечь такую извращенку, как ты. Мне
же...
Он умолк,
потому что в кабинет вошел Имо.
- Тебе
слабо соперничать с гуманоидами? - продолжила я, пользуясь
преимуществом на своем поле.
Миша только
пыхтел, вытаскивал ящик из-под стола, намекал, что занят серьезным
делом. Я пошла к Ксюше и увидела ее, грустно сидящую перед пустым
столом. Казалось, я не видела ее год, несмотря на то, что она каждый
день исправно появлялась на работе.
- Как дела?
- спросила я.
- Какие
дела? Разве не видите, Борисыч базу раскурочил? Как теперь работать?
Зачем теперь работать?
- Наверно,
база понадобится ему в экспедиции, - предположила я, хоть и не
понимала, зачем она понадобится.
- Сириус
сказал, что техника только создаст помехи. Что это даже очень опасно.
Скажите ему сами, что это опасно.
Я пошла
говорить, но встретила шефа с коробкой, которую он тоже нес Мише.
-
Химический индикатор, - объявил шеф, - возьми. И фильтры к нему тоже
возьми. Обязательно возьми, лишним не будет.
Миша
послушно упаковывал все.
- Главное,
чтобы борт взлетел, - забеспокоился Сириус, который до сего момента
курил трубку, наблюдая из коридора Мишину возню.
- Коптилку
здесь оставишь, - предупредил Миша. - В космосе не курят. Или придется
брать вентилятор.
- Конечно,
- согласилась я, - если Сириус возьмет трубку, перегрузки не избежать.
- Все равно
я не позволю использовать приборы, Михаил Борисович.
- Что? - не
понял Миша.
- Я не
разрешу задействовать на корабле прибор, который может дать помехи на
двигатель.
- Шеф, ты
слышал, что он сказал?
Шеф нес
новую коробку с фильтрами для индикатора.
- Ты,
пожалуй, батюшка, своей паствой командуй, - огрызнулся Миша. - А
техникой позволь распоряжаться мне.
- На борту
вы будете распоряжаться техникой, когда я сочту нужным, - заявил Сир. -
Командир на корабле должен быть один на все время полета. Если мы с
вами хотим сохранить достойные отношения, давайте договоримся...
- Кто это
назначил тебя командиром? - Миша принял стойку бойцового петуха. -
Что-то я упустил, когда это у нас были назначения? Шеф, ну-ка, поди
сюда!
Сириус не
собирался драться с Мишей ни в стойке, ни в партере. Он лишь надменно
поднял подбородок, не вынимая трубки изо рта.
- Эй,
экипаж! Все сюда! Я что-то не понял, кто у нас командир?
- Наверно,
надо сначала успокоиться, - предложила я, - потом обсудить кандидатуры.
Имо с
Джоном пришли на шум, а шеф пересчитал фильтры и полез за следующей
коробкой.
- Никаких
кандидатур! - разозлился Миша. - Только один серьезный, умный,
ответственный, взрослый и психически здоровый человек, чье решение
станет окончательным. Иначе вы все останетесь дома. Шеф, скажи им.
Шеф
пересчитал фильтры в следующей коробке, причем, сделал это не торопясь.
- Шеф!
- Имо, -
сказал шеф.
- Не понял?
- На время
экспедиции, - пояснил шеф, - последнее слово будет за Имо. - Он отложил
коробку и грозно поглядел сначала на Мишу, потом на остальной экипаж. -
И если кто попробует не подчиниться, лучше не возвращайтесь!
От
возмущения у Миши перехватило дыхание.
- Эта
бестолковая Макака? - воскликнул он. - Которая едва школу окончила? -
он уперся указательным пальцем в бицепс Имо, который располагался как
раз на уровне его бороды.
- Да,
именно эта Макака, - подтвердил шеф.
Взгляд Имо
был полон снисхождения. Его мускулистые руки были скрещены на груди, на
шее висел медальон - ни дать, ни взять, Птицелов-младший. За время
дебатов он не произнес ни слова.
- Шеф! -
взмолился Миша.
- Хватит! -
прикрикнул на него шеф. - Имо будет командиром, и я не намерен это
обсуждать!
Сириус
усмехнулся. Миша, красный от возмущения, пошагал к себе в модуль.
В следующий
раз я увидела его в день отъезда, когда принесла детям Булку в
"хлебнице" и застала в лаборатории минуту молчания, которую изредка
нарушали Ксюшины всхлипы:
- Борисыч,
миленький, как я без тебя? - вздыхала она. - Борисыч, миленький,
возвращайся скорее...
Он целовал
ее заплаканное личико и не общался ни с кем. Ни с кем не здоровался, ни
с кем не прощался. Он был задумчив и недоступен ни для кого, кроме
любимой доченьки. А я ждала, назовет она его хоть раз в жизни папой?
Хоть на прощание? Так и не назвала, паршивка!
- Две
тысячи лет мы жили в мире и войнах. Две тысячи лет скитались в поисках
счастья; рушили храмы, чтобы строить дома, рушили дома, чтобы строить
храмы. Две тысячи лет мы ждали Царства Божьего на Земле, не зная
наверняка, что есть Царство Божье?
Ксюша
возилась с радарной планшеткой на коленях, изучала небо. Посторонние
предметы среди облаков портили ей настроение.
- Ирина
Александровна, - шепнула она, - кажется, вертолет.
Еще бы!
Прибор фиксировал частоту вращения лопастей. А мы с таким трудом нашли
зал и собрали аудиторию. Конечно, не стадион, скромный кинотеатр на
окраине города, но даже здесь зияли пустые места.
- Может,
случайный?
-
Заблудший, - поправила я.
- Что
делать-то? Сказать ему?
- ...Что вы
ждете от Царства Божьего? Мира и справедливости? Справедливости к себе
и мира для всех, но не наоборот, ибо мир не есть справедливость, как не
всякая справедливость принесет душе мир. На земле и на небе один Бог.
Кто сказал, что в Царстве Небесном иные законы?
- Надо ему
сказать, - настаивала Ксюша. - Они как будто ищут место посадки.
- Рано.
- Как бы не
вышло поздно.
- Послушай
его в последний раз.
- Что нам
воздастся по вере нашей? - обратился Сириус к аудитории. - Что нам
воздастся по нашему разумению? Изучая логику бытия, мы приходим к
парадоксу, рассуждая о назначении бытия, приходим к отчаянью. Лишь
только вера в Царство Божье дает нам силу, только вера направляет
слепого за поводырем во спасение. Сегодня я призываю вас прозреть,
чтобы взглянуть на мир глазами творца. Задуматься, что вам воздастся по
вере вашей?
- Ну, все!
Если вы сейчас же ему не скажете, будет поздно. Почему вы не хотите?
Давайте, я скажу?
Ксюша
вынула из сумки микрофон, который я заранее лишила батареи.
- Сириус,
надо уходить, - сказала она.
- ...И
стоит ли вера того, чтобы рай стал повторением земного ада? - продолжил
Сир. - Если каждый из вас строит Царство Божье по своему подобию...
- Сириус! -
едва не кричала Ксюша. Она схватила мой микрофон, из которого я тоже
вынула батарею. - Здание окружают, надо уходить сейчас же!
- Когда я
вернусь, Земля будет мертва. Исчезнут города и храмы, дороги
растворятся в пустыне. Здесь останется только небо, гладкое и смиренное
небо грешников и праведников; тех, кто верил и заблуждался. Лишь тем,
кто при жизни очистится от иллюзий, я покажу иной мир. Я вернусь на
Землю за теми, кто, познав Бога, не уничтожил его в себе, а превознес.
И каждому воздастся по достоинству его...
Дверь
хлопнула. На пороге возникло двое гражданских лиц в строгих костюмах.
Зал ахнул. У дверей образовалась толпа. Один из товарищей вышел на
сцену и велел приготовить документы. Я моргнуть не успела, как Сириус
исчез. Нет, не моргнуть, в этот раз я поочередно закрывала то правый,
то левый глаз, чтобы ни на секунду не выпускать его из вида, и не
вздрогнула на шум, когда за Сириусом пришли. Я надеялась, что сегодня
выведу трюкача на чистую воду, потому что другого случая не будет. То,
что произошло, заставило меня сомневаться в реальности происходящего.
Прихожан
выпускали по паспортам до поздней ночи. Мы с Ксюшей оказались
последними.
- Вы опять?
- спросил мой старый знакомый в штатском. - Покрываете преступника?
- Разве я
покрываю? Обыщите. Обыщите мою машину.
Товарищ не
взял у меня паспорт, потому что знал его наизусть.
- Все же я
советую вам обыскать машину, - настаивала я, несмотря на то, что Ксюша
дергала меня за рукав. - Мне, знаете ли, надоели шмоны в доме после
каждого собрания. Я требую.
Мой
знакомый выдержал паузу и отошел поговорить с коллегой. Они вдвоем
проводили нас на стоянку и велели открыть багажник. Там лежала борода с
рыжими бакенбардами, которые завязывались на макушке ленточкой из
капроновых чулок. Товарищи рассмотрели предмет под фонарем и
конфисковали ключи от машины. Коллега сел за руль, мой знакомый - рядом.
- Садитесь,
- сказал он нам, застывшим в недоумении, - поедем.
Мы с Ксюшей
устроились сзади. А что, собственно, было делать? Машина тронулась,
командир сообщил по рации, что направляется ко мне, и уточнил адрес,
который и так всем известен. В городе не осталось ни одного
милиционера, который не косился бы на мой дом, проходя мимо.
- Не
переговаривайтесь, - сказано было нам, когда Ксюша пыталась сказать мне
что-то на ухо. - Сидите спокойно.
- С
удовольствием, - ответила я.
Не каждый
день меня подвозил домой сотрудник госбезопасности.
- До сих
пор нигде не работаете? - спросил мой знакомый.
- Не имею
нужды. Меня вполне обеспечивает сожитель.
- Выходит,
проституцией занимаетесь?
- Попрошу
вас при мне таких слов не употреблять, или я подам в суд за оскорбление.
- А ваша
юная подруга?
- При ней
тоже будьте добры, не выражаться. Если вы не разделяете нашей веры, это
еще не дает вам права нас унижать.
- Я
студентка, - ответила Ксюша, не ожидая вопроса.
- Учебное
заведение? - спросил мой старый знакомый.
- Техникум
легкой промышленности, - сказала она. - Факультет закройки мужских
трусов. Дать телефон деканата?
Впервые в
моем доме не было шмона. То, что там устроил от бессонницы взвод добрых
молодцев, шмоном не называлось. Они перебрали дом по досочке, по
кирпичику, перевернули его, разложили слоями по участку, а я им активно
помогала.
Сначала они
поставили оцепление, прошерстили территорию с хозпостройками, и нашли в
курятнике недокуренный косяк с подозрительной травкой. Потом они влезли
на крышу сарая, и нашли там кошку с котятами. Мигалка освещала улицу,
вокруг дома бродили прожектора, было так светло, что соседи спешно
закрывали ставни. Ребята обшарили гараж и вывалили на пол ящик с
инструментами; они отодвинули от стен мебель, выпотрошили шкафы и
полезли с фонарем в камин. Ксюша наблюдала это, несмотря на то, что я
прогоняла ее домой. К калитке подъехала машина с большим начальством.
К утру были
обысканы все мышиные норы. По саду курсировала овчарка, принюхиваясь к
куче компоста. Младшие по званию разгребали компост и ворочали вилами
стружку на чердаке. Их усилия не пропадали даром: нашлась записная
книжка, потерянная много лет назад, но сведений о Сириусе в ней не
было, и быть не могло. Нашелся молоток, который дети унесли на чердак и
там похоронили, а я грешила на соседа. Нашлись садовые ножницы, насос
от велосипеда и масса полезной ерунды. За все находки я сердечно
благодарила. В конце концов, нашелся даже подвальный камень,
маскирующий лифтовую площадку. По счастью, на него уже не осталось сил.
- Что это?
- спросил меня самый главный начальник.
- Похоже,
мельничные жернова.
- Откуда?
- Не знаю.
Когда я купила дом, оно уже здесь лежало. Будете изымать?
- Крупный
для мельницы, - заподозрил он.
- Прикажете
подогнать кран? Я не буду против, если вы увезете его отсюда. Он мешает
мне вырыть нормальный погреб.
Начальник
постучал по камню ботинком. Интуиция подсказывала ему: здесь что-то не
так. Он осветил объект, пощупал, поцарапал ногтем, а потом попросил
салфетку и чистыми руками изъял компьютер с Мишиной порнографией, где
преобладали голые женские попы в милицейских фуражках.
- Вы лично
знакомы с гражданином Басировым, - упрекнули меня на прощанье. - И
поддерживаете с ним контакт.
- Да, я не
отказываю в помощи людям, которые обращаются ко мне, - согласилась я. -
Если вы когда-нибудь обратитесь, не откажу и вам. Но, не думаю, что
гражданин Басиров станет скрываться там, где его ищут так часто и с
таким усердием.
- Он
мошенник, преступник. И вы занимаетесь укрывательством...
- Ищите
лучше, - предложила я. - Ищите чаще. Оставьте здесь засаду.
На меня
махнули рукой, армада отчалила. Соседи удивились, увидев меня на
свободе. Ксюша, совершенно подавленная зрелищем, укатила на такси, а я
спустилась в модуль, где в сумерках сада на краю бассейна меня
дожидался грустный отец Сириус.
- Пришел
посмотреть мне в глаза? - спросила я.
- Хотел
подстричься, - сказал он и протянул мне ножницы, длинные и острые, как
два кинжала. - Не хотел отправляться в космос волосатым.
На голове
Сириуса всегда был сантиметровый "еж", который он сам подстригал, как
английскую лужайку. В Секториуме не было человека, способного прилично
постричь. От моих ножниц шарахались все кроме Имо, которому терять было
нечего.
- Ты решил
убедиться, что я не ударю тебя сзади острым предметом? Убедиться
раньше, чем мы окажемся в одной капсуле?
- Жизнь
меня убедила, - признался Сир, - что предают всегда самые близкие. Те,
к кому не боишься повернуться спиной.
- Неужели
ты считал меня близким человеком?
- Не
считал, но ближе у меня никого нет.
- Тогда
почему ты не доверяешь мне?
- Иисус
доверял Иуде... - грустно произнес Сириус.
- Я хочу,
чтобы ты остался на Земле. Если тюремная решетка единственное, что
может тебя удержать...
- Не может.
- Сир, у
твоих поклонников хватит денег заплатить долги и нанять адвоката.
Ничего не случится, если мы обкатаем корабль без тебя.
- Случится,
- возразил Сириус. - Уже случилось. Земля мне стала могилой. Если я не
найду фронов, моя жизнь кончена. Я исчерпал ее, я хочу свободы и должен
ее получить.
- Свободу,
которую тебе наобещал мой ребенок?
- Имо не
ребенок. Он потомок одной из величайших цивилизаций, перед которой я
преклоняюсь и которой готов себя посвятить. Их потомки знают больше нас
и не дают пустых обещаний.
- Кто
вместо тебя останется спасать человечество?
- Мои
тюремные проповеди никого не спасут.
- А
скитания по космосу за призраками? Космос - та же тюрьма, только камера
комфортнее. Там ровно столько же свободы, сколько на нарах. Какая тебе
разница, смотреть в пустоту сквозь решетку или обзорный экран?
- Сквозь
решетку я все уже видел, - заметил Сириус. - Я видел, что зло всегда
мудрее добра, потому что в нем больше здравого смысла. Я хотел понять
смысл твоего поступка и понял, что твое понимание жизни перевернуто,
как сама жизнь. Мне редко удавалось тебя понять.
- Мне тебя
еще реже.
- Понимание
- продукт самообмана, - продолжил Сириус. - В нашем перевернутом мире
все не так: благие намерения ведут в ад, дурные - к покаянию и
прощению. Не тот рай я хочу для людей. Я не святой и не чародей,
незачем притворяться. Я точно знаю, что человека можно спасти лишь
после жизни, но ее нужно прожить, как бы ни было больно. Прожить, а не
перетерпеть. Как ты представляешь себя в раю?
- Никак не
представляю, - призналась я. - Представляю себя на кладбище. В крайнем
случае, в крематории. Только почему-то хочется умереть на Земле.
- В
преисподней, где твари друг другу подобные грызутся за место в стае,
потому что нет больше стимула для смирения и послушания. Потому что рай
- это тупик. Существо, загнанное в тупик, не будет жить достойно. Я
хочу перевернуть этот мир, привести его в первозданный порядок. Не
мешай мне сделать это, и ты не пожалеешь.
Прощаться с
нами пришла только Ксюша. Шеф дал указания и удалился, чтобы не видеть
наших озадаченных лиц: двенадцать суток пути в одной капсуле было
многовато, даже для Андромеды, но погода в Галактике портилась, словно
чуяла неладное, магнитные бури пересекли Магистраль. Сиги не дали
согласия на заход корабля в зону навигации, а дикими портами Андромеды
с детства пугали подрастающее поколение блазиан. Напускали тумана,
чтобы галактика с полным правом могла называться туманностью.
Ксения
вошла в лабораторию, сделала вид, что не заметила Сириуса, стала нервно
рыться в ящике стола. Так нелепо и демонстративно, что у меня не
осталось сомнений: весь спектакль только ради него. Я удивилась, когда
она предложила мне выйти в фойе пошептаться, но вспомнила, что мои
попытки засадить Сира в тюрьму, еще не получили суровой оценки.
Ксюша не
решалась начать разговор. Она вела себя также, как Миша, перед тем как
сделать даме неприличное предложение...
- Можно мне
узнать кое-что интимное? - спросила она, не зная, куда глаза спрятать.
- У меня?
- Почему вы
не вышли замуж за Борисыча?
- Замуж? -
не поверила я. Передо мной пронеслась вся жизнь в самых непристойных
картинах. - Замуж за Борисыча?
- Он ведь
предлагал. Я точно знаю, что предлагал.
- Честно
сказать?
- Конечно.
- Никому не
расскажешь?
- Могила! -
поклялась Ксюша.
- Не
успела. Он встретил твою маму накануне того, как я решилась на этот шаг.
Моя
собеседница растерялась. Такой душевной простоты она не чаяла от меня
дождаться. Я не давала повода для таких чаяний.
- Вы шутите?
- Ты
обещала ему не говорить. Я до сих пор счастлива, что вовремя об этом
узнала. Представляешь, в каком положении оказался бы Борисыч?
- Вы
серьезно?
- Как на
исповеди.
-
Представляете, что вы чуть не натворили? Я же могла не родиться!
- Я бы на
твоем месте так не драматизировала. Просто, ты была бы моей дочкой.
- Ну, да...
- согласилась Ксюха. - Теоретически не исключено.
- Даже
практически не исключено, - подтвердила я, чтобы ее успокоить.
- Тогда
можно, я перееду к вам в модуль?
- Ах, вот
оно что! - Ксюша смутилась еще больше. - Можно, только при условии, что
будешь каждый день гулять наверху.
- Конечно,
- обрадовалась она. - Верхний дом мне тоже понадобится. Можно, я
перенесу туда акустику от Борисыча?
- Можно,
только не врубай на полную мощность, там ветхая крыша. И будь
осторожнее с соседями.
-
Расслабьтесь, Ирина Александровна! Мне они на шею не сядут.
-
Погоди-ка, - вспомнила я, - ты ведь квартиру купила?
- Ну и что
с того, что купила, если в ней живет мой бывший любовник с моей же
подругой? Куда мне деться? Мамаша нового мужика привела. Что мне,
слушать его храп за стеной?
- Погоди-ка
еще раз. Что там за бывшие подруги с любовниками?
- Нет,
подруга как раз не бывшая, - поправила Ксюша. - С подругой мы и сейчас
подруги. А любовника я ей сама сплавила, потому что козел. Теперь
понятно?
- Не
очень...
- Ну, он
бывший мой препод, мужичонка преклонного возраста. Ему скоро сорок, он
вот-вот импотентом станет, а все за студентками скачет. Такой дурак!
- То есть...
- Я же не
виновата, что влюбилась. А Борисыч рявкнул - он в штаны и наклал. Ну, и
что мне после этого? Отстирывать его штаны? Мне же надо было время,
чтобы разлюбить. А теперь у меня другой парень. Сказать, какой? Мастер
спорта по боксу. Тяжеловес, между прочим, ростом как Имо.
- Подожди,
дай мне с физиком разобраться.
- С ним
покончено, - заявила Ксюша. - Штаны постираны, шнурки поглажены.
Знаете, что он заявил на прощанье: "Бросишь, - говорит, - выпью
отравы". Вы поняли, да? Думаете, он заработал себе на отраву? Жил за
мой счет, еще травиться за мой счет вздумал. Ну, я и сплавила его
подруге, а та забеременела. Теперь они оба на седьмом небе. Без ума
друг от друга.
- Теперь
они размножаются за твой счет?
- Нет, вы,
Ирина Александровна, совсем отпоролись от пейзажа. На какой вы планете
живете?
- Я все
равно не поняла, что они делают в твоей квартире?
- Господи,
да пляшут от счастья! Не на улице же им плясать? Я не враг живой
природе, пускай размножаются. Ой, - спохватилась она, - вы только
Борисычу не говорите. Я обещала, что до его возвращения замуж не выйду.
Последнюю
фразу она произнесла в момент, когда Сириус появился в фойе.
- Идем, -
сказал он. - Пора.
Ксюша
обняла меня на прощанье.
- Мне будет
вас так не хватать, - сказала она, но на Сириуса даже не взглянула.
В капсуле
Сир не произнес ни слова, бросил меня наедине не с самыми лучшими
мыслями. Он думал, что в долгой дороге молчание меня утомит, тогда я
легче мобилизуюсь на поиск внеземного рая. Я же думала о детях, потому
что, как в том анекдоте, всегда о них думаю. О своих, и о тех, которые
могли быть моими, но в последний момент мне удалось переложить эту долю
на другую женщину, которая даже не была мне подругой. Я не знала, что
скажу Борисычу. Как дам понять, что по возвращении ему надо вплотную
занять моральным обликом этого маленького существа, которое уверено,
что оно взрослое. Я решила, что пришла пора нам обоим открыть учебник
педагогики, потому что прошлый педагогический опыт не подсказывал
конкретных решений. Мой личный опыт представлялся теперь на удивление
скудным, а мои собственные дети - непривычно идеальными. Хотя, не
исключено, что я знала их меньше, чем отец Сириус. Относительно моих
детей он оказывался прав чаще, чем я.
Имо
действительно никогда не был ребенком. Может, потому что я никогда не
видела его беспомощным. Когда я познакомилась с ним, он уже был
способен залезть без страховки под купол зимнего сада. Как ни странно
признаться, я боялась его не меньше, чем остальные. В три года я
боялась его так же, как боюсь сейчас, никогда не шла на конфликт с ним,
даже когда чувствовала за собой сто процентов правоты. Ужасно
признаться, но я воспитывала своего ребенка ровно до той черты, до
которой он мне позволял, и всегда ретировалась, если натыкалась на
противодействие, потому что помощи просить было не у кого. И жаловаться
было некому. Его отец был слишком далек. Да и слушался ли Имо отца, -
кто знает?
После его
официального совершеннолетия я сняла с себя ответственность. Теперь,
если меня просили разобраться с Имо, я отсылала непосредственно к
источнику недоразумения на том основании, что ребенок вырос. Только
никто не знал, что таким же взрослым Имо был и в пять, и в семь лет...
в двенадцать я перестала задавать вопрос, куда он идет на ночь глядя.
Прогулки молодых людей по своим делам редко радуют родителей, к тому же
Имо не врал. Ему незачем было обманывать, потому что он ничего не
боялся. Угрозы и слезы были ему одинаково безразличны.
- Иду
катать Кирилла на мопеде, - ответил он однажды, - потому что
проспорил...
Имо было
двенадцать лет, Кириллу - восемь. Кирилл был младшим братом Ивана, на
улице стояла темень и гололед. Мопед Панчук-старший спрятал от своих
сыновей на чердак гаража.
- Не тот ли
это мопед, - спросила я, - у которого Ванин папа не мог починить тормоз?
- Он самый,
- подтвердил Имо.
- Сынок! -
взмолилась я. - Может быть, лучше отложить катание до весны? Может,
сначала все-таки починить?
- Нет, -
ответил Имо. - Пойду.
И пошел.
Стоять у него на пути было глупо. Любой предмет, стоящий на пути, Имо
брал и отставлял в сторону. Одушевленным был сей предмет или нет - ему
было также безразлично. В тот день я решила, хватит! И научилась врать
себе сама. Теперь, когда мой сын уходил из дома в ночь, я убеждала
себя, что он у Ивана, сидит в комнате и при свете настольной лампы
читает классику.
Принципиально
иначе мои отношения сложились с Джоном. "Если бы не Джон, - думала я
когда-то, - мне с Имо было бы во сто крат тяжелее". Но, когда поняла,
что за миссию готовит для него шеф, все вывернулось наизнанку, как в
учении Сириуса. Теперь, если бы не Имо, мне бы было во сто крат тяжелее
идти на контакт с моим старшим сыном, при котором секториане боятся
своих тайных мыслей. Мне надо было научиться у Имо мудрости принять
этого человека таким, каков он есть, однажды и на всю жизнь. Вручить
ему себя целиком, не проводя границы дозволенного, и жить с этим. Живем
же мы как-то с собственной памятью.
- Конечно,
тебе, как контактеру, нужна практика, - поддержал меня как-то шеф, - но
контакт с этим ребенком может быть опасен в первую очередь для тебя
самой.
Я знала,
что любой контакт, подразумевает жертвы с обеих сторон. Знала: чем
больше усилий затрачено на конечный результат, тем выше его ценность.
- Если
"третий глаз" такое страшное оружие, - ответила я тогда, - пусть лучше
воюет на моей стороне, - и все равно присвоила этого странного
мальчика, потому что мне так хотелось.
- Просто ты
настоящая эгоистка, - заявил мне Сириус, когда молчание наскучило ему
самому. - Все твои поступки объясняются этим.
- Да, -
согласилась я.
- Ты
увлечена бессмысленными проблемами и уверена, что если тебе хорошо, то
весь мир утопает в нирване.
- Да.
- Так вот,
прошу тебя никогда не решать за меня. За весь мир... но не за меня.
- Хорошо,
Сириус, - ответила я. - Отныне ты мне безразличен.
Однажды
Джон спросил меня, как это будет по-русски, когда все люди не любят
одного человека за то, что он не похож на них. "Ксенофобия", - ответила
я. "А как называется человек, который не любит весь мир за то, что он
не похож на него?" Я задумалась, но не нашла ответа. На Земле я
проконсультировалась с грамотными людьми, но ни один из предложенных
вариантов не соответствовал абсолютно. Тогда я столкнулась с явлением
теоретически. Оно показалось мне настолько редким в природе, что
человечество не придумало ему термин. Теперь я имела дело с физическим
воплощением явления, но адекватный термин все равно подобрать к нему
затруднялась.