ТАРХИ. ПЕНТАКЛИОН

Огонь принес в беспокойный мир порядок и смысл. Женские крики, звон стекол, грохот падающих шкафов. В полночь кабинет главного редактора освещали только всполохи пламени. Независимая «Молодежная» праздновала годовщину «независимости». Возможно, юбилейную. Впрочем, молодежка праздновала каждый вечер. День Печати с не меньшим размахом, чем День Сантехника. Лишь изредка вспоминала, что она газета, а не клуб алкоголиков. Каждое утро из редакции выносили сотрудников, которые отметили успешную сдачу номера, а в мае, когда накатывали дни рождения «близнецов», не нужен был повод. Близнецом среди журналистов являлся каждый второй. Но на дворе стоял август, а ритмичные удары продолжали доноситься с нижнего этажа. Музыки не было слышно. Только ритм проходил по бетонным стенам. Он не совпадал с учащенным сердцебиением человека, поэтому невероятно бесил. Все закончилось, когда из форточки повалил дымок. Музыка стихла. Сердце стало биться в свободном ритме. Пульсирующий фонарь пожарной машины осветил потолок, а электричество исчезло на всех этажах. И только пламя затмевало красотой уличные фонари. На пороге возник заведующий отделом криминальной хроники в сопровождении неустановленного лица.
-- Собирайся, -- сказал он. -- Поедешь с Алексеем, на даче у него поживешь. Скорее, пока в коридоре дым.
-- Что там случилось?
-- Он задает вопросы! -- возмутился заведующий криминальной хроникой. – Из-за этого нехорошего человека вся редакция стоит на ушах, а он интересуется… Собирайся, не зли меня! Пока Лехин тесть в отъезде, поживешь, кроликов покормишь, за собакой присмотришь. На случай чего там имеется дробовик.
-- Дробовик в сейфе, -- уточнил Алексей. – Сейф на замке. Ключ у тестя.
-- Главное, его там никто не знает. Домой не заезжать! – приказал заведующий отделом. -- Влас, понял меня? Знакомым не звонить, девиц не водить…
-- До станции пятьдесят километров, -- уточнил Алексей. – Откуда девицы? Там две старухи на поселок.
-- Этот найдет. Этот как найдет… Что молчишь? Нет, скажи, что я должен был делать? Ты уволен и со вчерашнего дня пропал без вести. Что не так, Паша?.. – Заведующий кинул плащ на редакторский стол и снял с головы шляпу. – Накинь и спускайся по черной лестнице. Там только пожарные, они с тобой не знакомы… Что не так?
-- В плечах жмет, -- пожаловался Павел, надевая чужой плащ.
-- В плечах ему жмет дамский плащ. Потерпишь! Керенский терпел и ты потерпишь.
-- Керенский плохо кончил.
-- Троцкий плохо кончил, а Керенский дожил до преклонных лет. Одевайся и не морочь голову. У него что ни баба – то приключение. То валютчица, которая вот-вот сядет, то иностранка, то любовница бандюка. Шеф за тебя на прием к министру ходил. Даже не знаю, что тебя спасет, Влас. Только политическое убежище.
-- Я не заработал статус политэмигранта.
-- Ты заработал высшую меру! Скажи спасибо, что на дворе не тридцатые. Может, заменят на пожизненный срок. Ну, с богом! – Заведующий криминальной хроникой сопроводил товарища из кабинета в дымный коридор. -- Машина у дороги. Зеленая «пятерка». Дверь открыта. Впереди Алексея пойдешь, не оборачиваясь!

Павел с удовольствием вдохнул запах гари. В холле кричали люди, пожарники открывали двери кабинетов. Он спустился по лестнице на пустой тротуар. Все самое интересное осталось у главного входа. Туда сбегались припозднившиеся зеваки. Там из окон прыгали на газон совершенно пьяные люди. Ночью в темном переулке все машины были одинаково зеленые и безликие. Только у одной была приоткрыта дверь. Первым на сидение полетел тесный плащ.
-- Проводка коротнула, -- сказал Алексей, усаживаясь за руль. – До чего додумались… Жарили колбаски на электрокамине. Гриль устроили. Соорудили полевую кухню в кабинете, а сами ушли. У журналистов мозги есть? Вчера чуть не пересажали ваших, сегодня эти редакцию решили спалить. Не Дом Печати, а сумасшедший дом.
-- Я не жарил колбаски на электрокамине, -- заметил Павел.
-- Лучше б жарил колбаски. Дамочку твою взяли со шпионской аппаратурой, а это серьезнее. Последнее слово техники на вооружении ЦРУ!
-- Детская игрушка! Старый советский фотик на шестнадцатимиллиметровой пленке, которую я еле достал.
-- М… да. Сейчас, не достать, -- подтвердил Алексей и вырулил на пустую дорогу. – Нет, ну ты подумай! Жарить колбаски на электрокамине! Хотел бы я так жить. Хм… -- он покачал головой, глядя на грустного пассажира. – Значит, увлекаешься фотографией?
-- Не знал, что это преступление.
-- Значит, говоришь, просила достать шпионскую технику, и ты не спросил для чего?
-- Я купил его на барахолке в прошлом году. Я уже объяснял. Купил легально.
-- Твою мадам взяли с аппаратурой, которая не продается на барахолках. Цифровые технологии! Пленки там не нужны. Взяли в сортире, когда фотографировала служебные удостоверения коллег. С поличным. Как они вышли на тебя?
-- Я телефон оставил, -- признался Павел. – В футляре с аппаратом. На всякий случай. Собственно, я мог бы дать показания, если б меня не заперли в кабинете.
-- Значит не ты подставил ее, а она тебя, -- пришел к выводу Алексей. – И все равно, даже вам, журналистам, не все позволено. Одни колбаски жарят на обогревателях, другие закупают шпионскую технику. Ты наделал проблем похуже пожара. Из-за тебя полетит с кресел начальство! Или я чего-то не понимаю?
-- Теперь и я ничего не понимаю. Откуда цифровая аппаратура? – удивился Павел.
-- Вот и органы хотят знать, откуда. Что ты вообще знаешь о той мадам?
-- Имя.
-- И все?
-- По гороскопу – «дракон». Я сам «дракон». Сел за последний свободный столик. Она сама подошла. Ко мне нечасто подходят девчонки.
-- Одногодки вы, получается. Значит, год рождения примерно известен.
-- Что?..
-- Ровесники, говорю! Ты чего? Дыма нанюхался?
-- Все, что знал о ней, я написал в объяснительной на имя шефа. Преподает в институте, пишет диссертацию. Все! Что еще я должен был узнать за вечер знакомства?
-- Нигде она не преподает и диссертаций не пишет. Вообще-то я не должен был говорить, но ваши газетчики тоже не сидели без дела. Поинтересовались особой. Все, что она наговорила – липа. Теперь будут колоть тебя, потому что других источников информации у органов нет: где бывает, с кем знается... Из ее контактов только ты засветился.
-- Здесь живет ее тетка! За перекрестком. Или не тетка? Или она квартиру снимает?
-- Хочешь проведать?
-- Хочу хоть что-то понять.

Машина встала у желтого светофора. Во дворе пятиэтажек не горел ни один фонарь. Редкие окна светились в ночи. Мусорный контейнер был опрокинут поперек дороги. Павел узнал клетчатые занавески на втором этаже. Хлопнула дверь подъезда, словно выстрел пронзил тишину. Он узнал звонок с журчащей мелодией, даже половичок под ногами. Ни одна деталь не ускользнула от уволенного журналиста. Отчаявшись дозвониться, он пнул ногой дверь.
-- Очень извиняюсь! – сказал гость, когда услышал шаги. – Я Павел Власов. Вы меня знаете. Я приходил на днях. Передал кое-что для Ольги.
Замок хрустнул, в щели появилось заспанное лицо.
-- Какой еще Ольги? Чего вы тут хулиганите?
-- Не помните меня?
-- Вы кто такой? – насторожилась женщина.
Павел вынул из кармана корреспондентские корочки. Хозяйка отпрянула от мелкого текста, но не пошла за очками, побоялась оставить гостя у открытой двери.
-- Я заезжал к Ольге, но не застал ее дома. Вспомнили? Вы открыли, позволили оставить коробку и написать записку. Сами принесли бумагу и ручку. Мы поговорили… Я Павел Власов. Хочу узнать, где ваша племянница.
-- Какая племянница? – не поняла женщина. – Нет у меня племянницы.
-- Но… может быть, есть квартирантка?
-- Я не сдаю, -- испугалась пожилая дама. -- У меня свободной площади нет.
-- Понимаю…
-- Чего ты понимаешь? Сейчас разбужу соседа. Вы кто такой?
Павел отступил. Женщина, закутавшись в халат, вышла на лестничную площадку.
-- Дима… -- позвала она и подергала дверную ручку. – Дима, если не спишь, выйди.
Поздний гость обрадовался появлению мужчины в кальсонах. Он еще раз развернул удостоверение, которое со вчерашнего дня утратило актуальность.
-- Павел Власов, -- представился он, -- репортер криминальной хроники «Вечерней газеты». Вспомните, с вами по соседству жила девушка, Ольга.
-- У тебя жила?.. – не понял сосед.
-- Светлая, худенькая. Симпатичная.
-- Да я, собственно, вчера приехал, -- признался Дима.
-- Он сумасшедший, -- пришла к выводу хозяйка квартиры. – Или ошибся подъездом. Иди домой!
-- Идиоты! – выругался Павел и треснул кулаком по косяку. Сосед испарился. Женщина прыгнула в квартиру и захлопнула дверь. – Иди отсюда, а то в милицию позвоню! – закричала она. -- Иди, а то разбужу соседей.

«Опросить народ -- это мысль», -- решил Павел и устроился на скамейке. Именно здесь он планировал прийти в себя от приступа ярости и дождаться утра. Пока его не забрали в милицию, пройтись с удостоверением по квартирам. Главное, чтобы хитрая старуха не подговорила соседей раньше, чем корреспондент криминальной хроники возьмется за дело. Его расследование будет самым объективным и полным.
-- Ну, знаешь… -- качал головой Алексей. – Если так психовать, никто дверей не откроет.
-- Твой тесть найдет кого-нибудь, покормить кролика?
-- Не вопрос. В чулане канистра самогона. Спокойнее надо, Паша, с людьми работать. А то вся жизнь не заладится, как последние дни. А впрочем… -- рассудил Алексей, -- по логике вещей ты должен сидеть в тюрьме, а ты на свободе. Мог угореть сегодня в запертом кабинете, а тут -- я подвернулся.
-- Чертовщина какая-то, -- согласился Павел. -- Чем дальше, тем интереснее.
-- Думаешь писать репортаж?
Форточка над клетчатой занавеской раскрылась.
-- Иди домой! – повторила хозяйка. – Иди, а то милицию позову!
-- Уезжай! -- попросил товарища Павел.
-- Может подвезти?
-- Не надо.
-- Может, передумаешь? К утру на месте будем. Рыбалка, лес. Не жизнь – сказка.

Сказка в жизни отставного корреспондента началась к утру, когда его посетила идея явиться в участок и дать показания, не дожидаясь, пока его найдут и доставят. Он вышел на дорогу и сел в попутку.
-- В тюрьму, -- попросил он водителя и достал бумажник. Деньги имелись, но вскоре могли исчезнуть так же, как счастливая жизнь, которой он жил до сих пор. – Туда, где держат политических заключенных.
-- А где их держат? – спросил шофер.
-- Не знаю. Пока не сидел.
-- И я не сидел. Может к их центральному «офису»?
-- Можно к офису, -- согласился клиент.

Серое здание с колоннадой над лестницей не принимало ранних гостей. На площади не было ни души. Стоял душный август. В парке только начинали гулять с собаками. Человек в костюме возник перед Павлом из ниоткуда, словно материализовался из хаоса. Невысокий, лысый, с дурацкой улыбкой. Возник, когда двери «офиса» были закрыты не только для посетителей, но и для сотрудников.
-- Чем помочь? – спросил человек, но Павел не понял, словно вопрос адресован был не ему, а пришелся так... по ошибке, которая будет исправлена, как только он отвернется и продолжит путь к дубовым дверям. Павел обошел неудобного человека и поднялся на пару ступенек. – Ищешь Ольгу? Ее отпустили. Там она, в парке сидит… -- Что-то напрягало в облике незнакомца, вызывало брезгливую настороженность. Только сейчас Павел заметил, что костюм человека был сшит из полиэтилена, точнее склеен весьма небрежно, а белая рубашка и галстук нарисованы краской на теле. Человек продолжал смотреть в глаза и улыбаться, словно галлюцинация, которая насмехалась над здравым рассудком. -- Ольга во-о-он там, -- повторил он и указал в глубину парка.
-- Я только хочу разобраться, -- зачем-то сообщил незнакомцу Павел. – Мне нужно понять. Если я чего-то не понимаю -- схожу с ума.
-- Похвальная черта характера, -- согласился мужчина.
-- Если я чего-то не понимаю, могу заболеть. Я перестаю себя контролировать. У меня случается тахикардия…
-- Тахикардия – это серьезно, -- подтвердил незнакомец. – Ни в коем случае нельзя себе ее позволять. Молодому человеку надо оставаться здоровым, чтобы жить долго.
-- Спасибо, что проявили участие.
-- Не стоит благодарности! – ответил лысый.
Павлу казалось, что он спит и несет чепуху. Тем временем мужчина проник в помещение так легко, словно не открывал тяжелых дверей. Впрочем, после бессонных ночей Павел мог увидеть даже Карлсона с пропеллером над деревьями парка.

Ольга ждала. Это было видно издалека по напряженному взгляду. Ждала отнюдь не для того, чтобы отвечать на вопросы. Павел бы не узнал ее, измученную, без косметики.
-- Тебя отпустили -- значит, все обошлось? – предположил он.
-- Со мной -- да, -- ответила Ольга и выдержала паузу.
-- Чем еще я могу помочь?
-- Извини, -- спохватилась девушка. – Неловко получилось. Но теперь моя очередь помогать тебе. Никогда не думал об эмиграции?
-- Вы сговорились? Пятый раз за сутки слышу, что мне пора за бугор.
-- Здесь оставаться опасно. Все понимают, кроме тебя.
-- Я не сделал ничего противозаконного.
-- И тебе ничего не сделают. Даже в тюрьму не посадят, потому что не за что. Просто убьют. Я могу помочь, но вопрос надо решить сегодня. Сейчас.
-- Оля, могу я спросить, что ты делала в туалете со шпионской аппаратурой?
-- Не то, что ты думаешь.
-- Да я не знаю, что думать, -- Павел присел на скамейку.
-- На ЦРУ не работаю.
-- С облегчением верю.
-- Просто собираю статистическую информацию. Тебе нужно надежно спрятаться. Здесь тебя скоро найдут. Даже если Пал Палыч подчистит архив, ты не будешь в безопасности.
-- Что случится? Комсомолка отрежет мне голову? Оля, я похож на дебила?
-- Мне жаль, что так вышло.
-- Лучше скажи, тебя отпустили совсем или под подписку?
-- Палыч ликвидировал мое дело. Я просила, чтобы ликвидировал твое, но он сомневается. Не имеет достаточных полномочий.
-- Этот странный дядька в нарисованных шмотках?
Ольга улыбнулась.
-- Не обращай внимания. На нем тестовая одежда. Если собеседник не замечает, значит, с ним можно работать.
-- Но я заметил.
-- Знаю, что твое сознание не замусорено стереотипами, но Палыч работает не с тобой. Думай, Паша. Все очень серьезно.
-- Я думал, у него нет денег купить рубашку. Хотел одолжить. Рубли мне больше не понадобятся. Понадобятся доллары. Так?
-- Смотря, в какой стране хочешь жить.
-- Я бы предпочел необитаемый остров.
Собеседники помолчали, пропустили мимо скамейки дворника, проводили взглядом до высоких кустов.
-- Ты воровала документы из сумочек. Снимала копии и возвращала обратно. Так? Снимала на цифровую камеру? Можно спросить, ради какой науки?
-- Сейчас не обо мне речь. Ты в опасности. Опасность реальна. Что случится, если ты вдруг исчезнешь? Родственники только обрадуются, если не будешь претендовать на квартиру.
-- Разве я обсуждал с тобой эту тему? – рассердился Павел. -- Разве я с кем-нибудь ее обсуждал?
-- Прости.
-- Оля, ты кто?
-- Пал Палыч идет.

Мужчина в полиэтиленовом костюме спускался с лестницы. Так неумело, словно первый раз встретил препятствие в виде ступенек. Направлялся к скамейке с папкой в руках. Спустившись, он пренебрег протоптанными дорожками, продвигался к цели прямо через газон, переступая кусты и низкие ограждения. Павел не сомневался, что этот целеустремленный гражданин преодолел бы на пути двухметровый забор и не заметил открытой калитки.
-- Паспорт и протоколы допроса, -- сказал он, вручая девушке документы, – досье, которое они успели собрать… Записка этого парня с телефоном, адресом, приложенная к футляру.
Вместе с запиской Павел получил стопку бумаг, изрядно помятых и исчерканных резолюциями.
-- Лучше порви, -- посоветовала Ольга.
-- Пусть читает, -- возразил Пал Палыч. -- У твоего героя есть время. Агеев приглашает на похороны. В понедельник будем его провожать. То есть два дня как минимум у нас есть.
-- Вот как? – удивилась Ольга. – А без торжественных застолий нельзя?
-- Ты знаешь Вадика! Слишком много друзей и знакомых, поклонников таланта, завистников... Надо по-человечески выдворить мужика на тот свет. Просто так слинять некрасиво. Одним словом, на днях Агей сдохнет от загадочной болезни под названьем «инфаркт». Он бы с удовольствием пожил с молодой женой, но даже Агею не все в этом мире позволено.
-- Только что на свадьбе гуляли, и вдруг похороны, -- огорчилась Ольга.
-- Его предупредили… -- напомнил Палыч. – Всех предупредили. Все люди, как люди, все отнеслись к ситуации с пониманием, только Агей решил сделать для себя исключение. Одним словом, ночью его увезут в больницу с приступом, утром должен скончаться на операционном столе. Хочет, чтобы на поминках все были. Только поэтому я даю парню пару дней на раздумья.
-- Пал Палыч… можно мне не присутствовать? – спросила девушка.
-- Нет! – отрезал мужчина в полиэтилене. – Последняя воля покойного – закон! Быть всем! Ты мне понадобишься, Оленька. Ох, сколько мне понадобится сил, чтобы пережить это горе!

Странный человек ушел. У Ольги испортилось настроение. Девушке так не хотелось присутствовать на похоронах, что судьба приятеля перестала занимать ее голову. Едва знакомого, возможно, не особенно интересного человека, который навязался на ее голову со своим нелепым, никуда не годным фотоаппаратом. У девушки так сильно испортилось настроение, что Павлу захотелось встать и уйти.
-- Вот что сделаем, -- решила Ольга и полезла в сумочку. -- Ручка у журналиста есть?
-- Вообще-то я уволенный журналист.
Девушка закопалась в сумочке и, не найдя ручку, вывалила содержимое на колени. Похоже, она собиралась эмигрировать прямо со скамейки и заранее прихватила ценности. Столько золота Павел видел только на прилавке ювелирного магазина. Все, что могло пригодиться на чужбине -- пудреница в золотой коробочке, золотые часики, дамский портсигар ювелирной работы, не считая перстней, цепочек, браслетов, кулонов и колец, которые разлетались, как дешевая бижутерия.
-- Дай руку, -- попросила Ольга и открыла тюбик с помадой. «Серов Вавилова 11»,-- написала она на руке товарища и наспех собрала разбросанное богатство, -- Агеев Вадим. – Подъезжай, там обсудим дела.

Павел вздохнул с облегчением, когда подруга скрылась из вида. Ему плохо думалось в обществе дамы, которую выпустили из тюрьмы. Ему в последние дни вообще плохо думалось. Бумаги, оставленные Пал Палычем, оказались объяснительными сотрудников редакции, вынужденных работать бок о бок с «иностранным шпионом». Ничего не подозревающие люди были сильно обеспокоены и возмущены поступком коллеги, который все это время маскировался под «свойского парня». Некоторые записки смахивали на доносы, другие напоминали жалкий лепет прогульщиков, желающих увильнуть от ответственности. Павел увлекся. Бывшие коллеги припомнили все, подметили факты, которых не подметил за собой сам фигурант скандала; придали значение деталям, явно недостойным чести. Журналист Павел Власов в представлении коллег являлся человеком «злобным и вспыльчивым, готовым лезть в драку по любому поводу», «двуличным, мстительным и неискренним», «во время распития алкогольных напитков резко выражал недовольство существующим политическим режимом. Высказывал недоверие руководству страны, позволял себе оскорбительные выражения в адрес коллег и начальства…» «Власов открыто признавал, что по ночам настраивает приемник на зарубежные радиостанции». «Несколько раз, уединившись в кабинете, он вел телефонные переговоры на английском языке». «Регулярно получал фотопленки и аудиокассеты от личностей, похожих на иностранцев, хранил в столе порнографические журналы…» Коллеги не понимали, «откуда у скромного фотокорреспондента появился видеомагнитофон и импортный музыкальный центр…»
Павел в жизни не имел видеомагнитофона. Только мечтал, в чем открыто признавался коллегам. На музыкальный центр он заработал репетиторством, и стоил аппарат недорого, поскольку был куплен в комиссионке. «Порнографические журналы» на самом деле посвящались западному кино. Он покупал их у иностранных студентов, чтобы подзаработать переводом статей. Как правило, это были интервью с актерами. Аудиокассеты и фотопленки покупались у отечественных спекулянтов. Как все нормальные спекулянты, они были одеты в импорт и перемещались по коридорам редакции с загадочными выражениями лиц. А что было делать? Качество советской пленки профессионального фотографа никоим образом не устраивало, более того, ставило под удар профессиональную состоятельность. Да и «разговор по-английски» он вел со старым товарищем-однокурсником. Когда-то, готовясь к экзаменам, они договорились перейти на английский в быту, и вовремя не избавились от привычки. Товарищ уехал на заработки и редко приезжал в гости. Это была вся разговорная практика «шпиона Власова», не считая просьб главного редактора: посидеть вечерок в компании, перевести иностранный фильм для гостей, попить хороший коньяк.

Павел встал. В траве блеснуло золотишко, словно сама судьба подмигнула вдруг неудачнику. От подруги не осталось ни адреса, ни следа, ни тетки с квартирой, только крест на цепи, проскользнувший мимо досок скамейки. Он сунул вещицу в карман, побрел по газону, наступил на кучу дерьма и первый раз всерьез подумал об эмиграции. Ему и раньше приходили мысли, но все-таки несерьезные. Когда-то он мечтал объездить с Интуристом весь мир, но был исключен из института и смог работать только учителем. О том, чтобы быть допущенным к иностранцам, священным коровам социализма, не могло идти речи. Дети – другое дело.
От кучи дерьма уволенный журналист свернул к телефонной будке. Пошел напрямик, как Пал Палыч, перешагивая кусты и ограды, прямо к углу квартала. На ходу, развернул записную книжку.

Номер не ответил. Народ спал. Павел вспомнил, что сегодня суббота.
-- Влас! -- взревел спросонья заведующий отделом криминальной хроники. – Не смей звонить мне домой! Что за шутки? Ты где?
-- В американском посольстве.
-- Что там делаешь?
-- Прошу убежища.
-- И что? – не понял бывший начальник. – Дают?
-- Думают.
-- А как они думают перекинуть тебя за бугор?
-- Наверно дипломатической почтой. Вот что… у меня в столе остались непроявленные пленки…
-- Опомнился! Твое барахло описано и изъято.
-- И фотографии?
-- И мятая бумага в мусорном ящике!
-- Сволочи. А чистые видеокассеты?
-- Гэбистам тоже охота видак смотреть. Изъяли все, что нашли.
-- Вот как…
-- Вот так!! Так ты это… не пропадай совсем. Как окопаешься за бугром -- свистни. Если, конечно, жив будешь. Может, в гости приедем.
-- А если не буду?
-- Тогда приедем на похороны, -- пошутил бывший начальник.
Звонок прервался. Записная книжка была пролистана до последней страницы. Город спал. Даже солнце не показалось из-за парковой зелени. Улицы были пустынны, окна темны. Стоял август месяц, время отпусков и каникул.
-- Влас? – удивился разбуженный женский голос. – Ты смотрел на часы?
-- Я уезжаю. Передай Светке, что квартира оплачена до конца года. Если хочет, пусть живет, только коммуналку платить не забывает.
-- Светка слышать о тебе не хочет!
-- Скажи, имущество завещаю ей, а большой словарь пусть вернет. Она знает, кому.
-- Влас!..
-- Заткнись и слушай! Скажешь, я просил сохранить фотоаппаратуру. Увеличитель в ванной. Только аппаратуру, остальное мне пофиг… Пусть продаст магнитолу, если найдет покупателей.
-- Про Светку забудь, дурак ненормальный! Ты псих! Тебе лечиться пора!
-- Возможно, я не вернусь. Явится кот, пусть в квартире не запирает, пусть щель на балконе держит открытой. Хотя… не явится.
-- Уезжаешь? Серьезно?..
Павел набрал следующий номер. Абонент проснулся с трудом. И спросонья соображал плохо.
-- Только не сейчас! – сказал он, узнав человека «на проводе». – Влас, я все помню, все понимаю, но денег нет! Я за ремонт не рассчитался. Не будет тачки – не будет бабла!
-- Прощаю долг на условии: поможешь Наташке с переездом. Я обещал, но не смогу.
-- И все?
-- Подъедешь на своей мятой тачке, скажешь, что от меня.
-- Не понял! Прощаешь весь долг или только часть?
-- Как поработаешь. Жалоб не будет -- считай, в расчете.
-- Слушай… это правда, что это ты поджег Дом печати?
-- Ничего не знаю. Меня уволили.
-- Понятно!
-- Все, больше не могу говорить!
-- Влас! Ты сядешь! Помяни мое слово. Однажды ты сядешь хорошо и надолго…
Трубка стукнулась о железный рычаг. Павел дал ей время остыть. Осталась последняя монетка, которую он хотел сохранить на память, и готов был выйти из автомата, но вдруг передумал.
-- Тетя Галя… Ленка дома?
-- Павлик? Это ты? Спят мои девчонки…
-- Разбудил?
-- Что ты! Зайдешь к нам?
-- Не могу. Уезжаю.
-- Тогда я бужу Леночку.
-- Не надо!
-- Надолго уезжаешь?
-- Боюсь, да.
-- Но как же так?..
-- Тетя Галя… Я страшный человек?
-- Что случилось, Павлик? – испугалась женщина. – Тебя кто-то обидел?
-- Я обещал девчонкам щенка подарить, но пристроил его охранять автобазу. Такой матерый пес вырос. Вы бы не справились. Так что пусть не обижаются на меня.
-- Вот и хорошо, что пристроил.
-- Но есть еще кот. Наглый и полудикий. Даже не знаю… Впрочем, он не пропадет и на улице. Тетя Галя…
-- Да, Павлик…
-- Не думайте обо мне плохо, что бы вам ни наговорили.
Отставной журналист бросил трубку и подавил желание расплакаться. Дошел до киоска, чтобы купить рекламу.
-- Сдачу двушками, -- попросил он. Киоскер зловеще блеснул очками. – Что? – рассердился клиент. – Ни одной? А не слабо поискать?

-- Власов!!! – рявкнул из трубки женский голос. – У тебя совесть есть? Меня вчера допрашивали! Знаешь, где? Вот что: мне твои проблемы не нужны. Мне своих хватает.
-- Пожить? – удивился бывший однокурсник. – Тебя разыскивают, а ты пожить? Жене вот-вот рожать. Вчера приехала теща, а тебе переночевать негде?
Павел выпил стакан газировки. Еще раз прошелся по записной книжке. По старым абонентам, по людям, чьи лица со временем начали забываться. Половина номеров не ответила, другая съехала со съемных квартир, девчонки вышли замуж, ребята женились и все, как сговорившись, ждали потомства.
-- Говорят, пожар был в редакции, – припомнил коллега. – Говорят, тебя ищут.
-- Я у тебя под окнами, -- признался беглец, когда солнце почти завалилось за горизонт и последние пешеходы торопились на остановку последнего транспорта. – Переночевать бы. К тебе как?..
-- Ну, даешь!.. Меня обязали сообщить, как только ты появишься на горизонте.

Утром, после ночевки на железнодорожном вокзале, Павел Власов купил свежий номер рекламы, просмотрел колонку о сдаче жилья внаем, но так и не позвонил. Вокзал стал последним местом в мире, которое приняло беглеца без вопросов, но ближе к утру его все-таки разбудил милиционер.
-- Подбери сумку с пола и держи при себе, -- сказал он. – Когда поезд?
-- Никогда.
-- Дыхни…
Павел дыхнул, но количества алкоголя в дыхании оказалось недостаточным для ночевки на нарах. Всего-то бутылка пива да пирожок с холодной сосиской.
Следующую ночь уволенный репортер провел там, где не должен был появляться – в своей опечатанной «хате». Проник через балкон, чтобы проститься с котом, но зверь не явился, видно, ошалел от вывернутых на пол шкафов. Павел лежал на диване в ботинках и рассматривал гобелен, купленный в антикварной лавке в день его появления на свет – все, что уцелело от пожара в родительском доме. Гобелен с крылатым драконом стал первым воспоминанием жизни, и прошел рядом с ним до ее мучительного конца.
-- Дракон будет тебя защищать, -- говорила мать. – Следить, чтоб не снились плохие сны, а снились хорошие. Тогда и наяву все будет хорошо.
Похоронив мать, Павел лишился крыши над головой. Из наследства ему полагалась только пара тарелок и упаковка стирального порошка.
-- Последние десть лет она жила в долг, -- объяснили родственники. – А ты, вместо того, чтобы помогать, прохлаждался. По большому счету, ты и тарелку не заслужил. Квартира нуждается в капитальном ремонте. Соседи, опять же, хотят компенсацию, а ты… можешь попросить общагу, как погорелец.
Павел нашел в кармане предмет, потерянный Ольгой. Для нательного крестика он был слишком велик. Для тюбика с помадой мал. Разве что косметический карандаш мог поместиться внутри сочлененных между собой брусков. Павел потянул за самый длинный, но вместо карандаша обнажился миниатюрный штекер. «Удивительная разгильдяйка, -- подумал Павел. – Она хоть понимает, что это?»

-- Кто здесь? – соседка постучала в окно. Наступило утро. – Как ты проскочил, я не слышала? – женщина прильнула к стеклу, чтобы обозреть бардак. – Обыск был у тебя. Знаешь? Говорят, ты чего-то поджог. Ущерб причинил государству.
-- Кто говорит?
-- Девица твоя приходила с двумя мужиками. А дверь опечатанная.
-- Какая девица?
-- Та, что жила здесь в прошлом году. Хотела забрать магнитолу с колонками. Сказала, тебе она не нужна. А милиционеры ничего не велели брать. Я звонила хозяйке, сказала: так, мол, и так… Пробки горели семь раз за год! Когда это было, чтобы пробки горели! А ты не просто хулиган, ты бандит. Мне велено ключи принять и проверить, чтобы все было на месте. А милиционеры вот… дверь опечатали. Как быть?

Следующих сумерек Павел дождался в парке, где в последний раз видел Ольгу. Мысли об эмиграции уже овладели его сознанием как трясина путником, оступившимся на опасной тропе. Наспех собранная сумка валялась у ног, но чего-то не хватало для последнего шага.
-- «Город Серов, -- вспомнил он, -- улица Вавилова, дом 11. Вадим Агеев».
Город ученых. Не то биологов, не то вирусологов. Шпиона туда не пустят, -- решил уволенный журналист, но перспектива спать в электричке казалась бездомному мягче, чем скамейки вокзала. После расчета за горелые пробки у него не осталось средств даже на угол за печкой. Только крестик из золота, и тот чужой. – Но все-таки дорога… -- сказал себе человек и отправился на вокзал.

Сон прервал чей-то назойливый кашель. Человек почти задыхался. Павел открыл глаза. Потолок освещал закат. Форточку трепал ветер, насыщенный свежестью морского прибоя. Кричали чайки. У окна стояла койка со скомканным одеялом. Человек ушел, кашель остался. Павел закрыл глаза, чтобы вспомнить… Чем он услужил стране, что попал в санаторий на теплом море? Вспомнив, он подскочил на кровати.
За окном шумели волны. У прибоя чайки делили добычу. Кто-то бросил на пирсе ведро и ушел. В углу палаты задыхался совершенно голый, побритый налысо человек. К ужасу своему Павел узнал соседа.
-- Чем помочь, Вадим Андреевич? – спросил он. Агеев указал на графин, стоящий на чемодане. Вторая рука несчастного оказалась прикована к батарее наручниками. Лежа в дубовом гробу, он выглядел куда здоровее. -- Воды?
-- Кхэ… кхэ… -- ответил Вадим.
С пустым графином Павел ворвался в уборную. Умывальник успел нарастить водный камень. Душ не имел крана для подачи воды. Ржавая пустыня обволакивала изнутри бачок унитаза.
-- Сейчас! -- Павел кинулся в соседнюю дверь и не понял, где оказался.
Ясно было одно – здесь не пансионат. Скорее могила для уважаемых академиков, в которой он загостился, не имея на то основания. Морской закат на момент озарил неровный свод потолка и погас. Дверь закрылась. Повеяло сквозняком с ароматом мокрого камня. Возможно, так пахло в затопленном морге.
-- Лю… -- позвал Павел и поперхнулся. Он испугался, что на призыв откликнется могильный червь. Тяжелый воздух зашевелился от звука. – Люди!!!…
Вдали блеснул свет. Неровные контуры коридора проступили из темноты. Стены зашипели сквозняком, который пробивался сквозь снежные пробки. Объект напоминал кусок пемзы, в котором пробурили тоннель, но выровнять смогли только пол. Павел направился к свету осторожно, чтобы не поскользнуться. Пол кренился из стороны в сторону. Кое-где почти заворачивался винтом, но строго держал гравитацию относительно своей плоскости. Голова закружилась. Чем дальше, тем ярче становился свет, тем чаще наледь сменялась лужами. Сквозняк поднимал снежинки, которые парили, стараясь понять витиеватую гравитацию, пока не превращались в капли. Туман стелился по стенам. Павла давила тяжесть, словно набитый пивом рюкзак.
-- Люди… -- шептал он, надеясь, что на зов откроется дверь. Головокружение заставило опуститься на четвереньки. -- Я в аду, -- решил человек, когда понял, что воздух кончился. Коридор уперся в ровную стену, которая сияла как люминесцентная лампа. Сердце заколотилось, пот потек за шиворот комбинезона. Вдоль стены в обе стороны тянулся огромный коридор. На полу застыли лужи желтого вещества, похожего на металл. – Меня не найдут, -- дошло до несчастного, и он поспешил назад, к графину, брошенному у двери палаты.

-- Эй! – Павел постучал по плите, за которой исчезла дверь палаты. – Вадим Андреевич! Кто-нибудь слышит меня? -- он приложил ухо к камню. Осторожные шаги приблизились к двери. -- Это я, Павел!
Дверь открылась. Свет вечернего неба проник в коридор. Крик чаек донесся с побережья. Перед Павлом стоял мужчина в скафандре с красным флагом на рукаве. Шлем отсутствовал. Костюм был порядком замызган. Человек был мокрым с головы до ног, хуже того, нос космонавта оказался разбит.
-- Павел, -- представился уволенный журналист.
-- Гена, -- ответил космонавт и пожал протянутую руку грязной перчаткой. Мокрый чуб космонавта топорщился на макушке, струйка крови вытекла из ноздри и расплывалась по небритому подбородку. – Я воду включил, -- объяснил космонавт. Возможно, он сделал это, стукнувшись головой о кран. – Пользуйтесь.
-- Спасибо.
Гена-космонавт огляделся, словно забыл в комнате что-то важное, но решил не возвращаться.
-- Позволишь?.. – спросил он.
Павел отступил, чтобы выпустить массивную фигуру. Сантехник-космонавт с трудом передвигал ноги. Рукав скафандра был порван, «рюкзак» продавлен, словно пострадал от удара топора. Дверь в палату снова растворилась в стене.
-- Только не надо пинать порты, -- предупредил Гена, шмыгнул носом и вытер кровавую соплю. – Приложи ладошку и обожди полсекунды.

Именно так поступил уволенный журналист. «Порт» открылся, чтобы принять постояльца, закрылся у него за спиной. Под подоконником продолжал сидеть Вадим Андреевич Агеев. Его глаза тревожно глядели на Павла. К груди мужчина прижимал дипломат, такой же белый и грязный, как скафандр космонавта.
-- Здорово я ему врезал? – спросил Агеев и рассыпал по полу инструмент из джентльменского набора сантехника.
-- Вам лучше?
Агеев указал на чемодан, на котором уже не стояло графина.
-- Открой, достань бутылочку коньяка, -- попросил он. -- Зачем убежал? Нам из модулей выбегать не положено.

Чемодан Агеева был обстоятельно упакован на все случаи жизни. Бутылочка коньяка соседствовала с палочкой сервелата. Рюмки завернуты в салфетки. Ножики с вилками лежали в бархатной коробочке. Нарезанный хлебушек и банка красной икры, прихваченные с похорон. Отдельным пакетом было сложено свежее белье, которое Павел сразу подал хозяину. Одной рукой Агеев азартно перебирал инструменты, другая оставалась прикованной к батарее.
-- Не знаю, кто он такой, -- сказал товарищу арестант. -- Не знаю и знать не хочу. Золотишка на базе полно, вот и шляются… Климат-контроль дерьмовый, вот и шляются прямо в скафандрах. А тебе не показалось, нет! Реально мог задохнуться. Хочешь быть заметным для индикаторов – выключай «невидимку». Где-то я видел ножовку… -- Вадим Андреевич перебирал имущество космонавта. – Определенно ножовка была. А лучше -- сиди в модуле, если жизнь дорога, и зря по коридорам не бегай.
-- Может, развинтить батарею? – предложил уволенный журналист и подергал трубу, которая оказалась сплошной бутафорией.
-- Налей, -- попросил Агеев, – сядь. Успокойся. Или не набегался?
-- Там стена высоченная. Светится...
-- И к ней не ходи.
-- Излучение? – догадался Павел.
-- Бог его знает. Антенна на базе мощная. Что-то вроде маяка. Нарежь-ка лимончик… Весь Пентаклион – одна сплошная «стена» с пристегнутыми причалами. Они везде.
Павел кое-как порезал лимон и поставил перед товарищем рюмку.
-- Огромная!..
-- Инфологи не пользуются общей навигацией. Не хотят, чтобы их перемещения видели, поэтому…-- Вадим Андреевич сморщился от боли, потирая запястья. – Не знаю, что именно светится, но антенна здесь та, что надо. На всю Магистраль помехи наводит. Связи в соляре из-за нее никакой. -- Павел расплескал по рюмкам коньяк. Руки дрожали, а голова с трудом обрабатывала информацию. Агеев свернул из проволоки отмычку и сунул в замок, но замок устоял. -- Зайди в сортир. Может, бросил ножовку там? -- Вадим опрокинул первую рюмку, пока сосед осматривал лужи в уборной.
-- Может, я попробую? – предложил Павел.
-- Имел дело с наручниками?
-- Нет.
-- Сразу видно приличного человека, -- Агеев поднял глаза на соседа. -- Вадик, – представился он и протянул соседу свободную руку.
-- Паша. В принципе, можно разбить замок разводным ключом.
-- Садись, Паша. Рассказывай. Только коньячку выпей. Без коньячка не разговор. Без коньячка – пустой треп.
-- Что рассказывать?
-- Зачем ты понадобился Падлычу, хочу я знать? За мной присматривать?
-- И я хочу знать, зачем понадобился Палычу.

Закат на потолке сменился рассветом, морской прибой – вершинами снежных гор. Пленник освободился от наручников и с раздражением менял пейзажи, щелкая переключателем на стене. Больше других Вадима Агеева устроил парк с беседкой, который напомнил дом на Вавилова.
-- Ты баклан, Паша! Как выражается моя Дианка: есть деньги – нечего о них говорить, нет денег – тем более говорить не о чем. Как я могу помнить, почему завещал тебе баксы? И зачем вспоминать, если все равно сперли? Толстый, говоришь, мент с мясистыми лапами? Федя… Это не зять ли кладбищенской сторожихи?
-- Не знаю.
-- Пойми, Паша, моя память блокирована. Я сортира в собственном доме не найду, пока архивы не восстановятся. И как они восстановятся – тоже вопрос. Меня похоронили. Вот сейчас начинаю вспоминать, что какие-то деньги вложил в конверт…. Мы точно не пересекались?
-- Моя память в норме.
-- Не уверен. Ты – человек Падлыча. Зачем ты здесь, если не шпионить за мной?

Бутылка коньяка подходила к концу. Ясность не наступала.
-- Как можно случайно залезть в машину, да еще запустить орбитальный лифт? – не понимал Агеев. – Падлыч знал, что ты вернешься и сядешь за руль! Больше скажу, Паша, он готовил лифт для тебя. Что такое «синюю стрелку нажал»? Она не на каждый палец отреагирует. Нет, все готовилось!
-- Не думаю. Я ведь мог не вернуться к машине. Не украли бы деньги – черта-с два я бы пошел искать Палыча.
-- Люди делают дела чужими руками, когда боятся пачкать свои.
-- Может, хотели меня убить, как свидетеля?
-- Такой вопрос решается проще.
-- Я чуть не задохнулся в вашем «реквизитном» ангаре.
-- Не надо было натягивать «камуфле». Система бы тебя распознала. В «камуфле» тебя не видит даже климатическая панель. Если панель не видит объект – считай, объекта не существует. Да если б я о тебя не споткнулся – ты б и сейчас лежал там. Не споткнулся бы – не попался, -- грустно вздохнул Вадим. – Кто знает, может, успел бы уйти. Однозначно, Паша! Ты прыгнул в открытую дверь. Тебя не просто забирали, а забирали конкретно. Эмиграция… Какая эмиграция? Им надо было, чтобы ты сам подчистил хвосты. Все инсценировано от и до.
-- А тебя за что?
-- Это мои дела. Разберись со своими. Должна быть причина, чтобы дернуть из хронала аборигена. Падлыч даже не намекал?
-- О чем?
-- Наверняка тебя вели, и вели давно. Закусывай, Паша, закусывай, и думай, на кой ты им сдался?
Павел взялся за бутерброд с икрой.
-- Мы в космосе? – спросил он.
-- Где мы сейчас -- вопрос на миллион долларов. Пентаклион не имеет константной координаты ни по хроналу, ни… Он на то и Пентаклион, что находится в пяти местах сразу. В каких -- вопрос на пять миллионов.
-- Здесь золото добывают? Очень много золота размазано у стены.
-- Надо же!.. Сколько раз пытался подломить его «Запор», грамотных ребят посылал… Если б не увидел твою башку под колесами, до сих пор бы считал, что маневр нереален. Хорошо, что ты не натянул на голову капюшон – я б и башку не увидел.
-- Если б меня крали – я бы под колесами не валялся.
-- Ты не только подломил лифт, ты ухитрился зайти на базу, куда агентов не допускают. Конечно, здесь ни души, если Пентаклион в аварийном режиме.
-- Что с ним случилось?
-- Ай… -- отмахнулся Вадим Андреевич. – Это не база -- это одна сплошная авария. Не наше дело вникать, почему. Пойми, Паша, так не бывает. Вообще-то я думал, что ты уже покойник. Думал, не возиться с тобой. – Агеев потер запястье, травмированное железным «браслетом». -- М… да! Только полный баклан при таких раскладах верит в случайность. То, что тебя забирали, даже не вопрос. Доказанный факт! А то, что ты здесь сильно кому-то нужен – факт спорный. На Пентаклионе не нянчат аборигенов. Вот и думай, зачем ты понадобился и кому.
-- Никаких разговоров о том, чтобы тебя пасти, не было. Какой из меня «пасевич»? К тому же против тебя ничего не имею. Даже если б имел…
-- Ладно, половину агентов дернули из хронала, толком не объяснили причин, -- рассуждал Вадим. – А вторую половину засекретили -- бывает. Но аборигена… Это что-то новое! Может, ты не абориген? Может, скрытый агент? Чем ты опасен для агентуры, Паша? Может ты экстрасенс?
-- Не может, -- признался бывший репортер. – Экстрасенсов теперь навалом, всех не переловить.
-- Те, что «навалом» -- неопасные. Нейтрализуют опасных, а их не видно. Может, ты гений из теофазных шизоидов?
-- Н…нет! Ярких способностей не проявлял. Думаю, интеллект средний.
-- Интеллект и теофаза редко дополняют друг друга. Чаще противоречат. Бывает, живет скромный парень, а потом ни с того ни с сего шарахнет идею – всю цивилизацию перекосит, не выровняешь.
-- Не шарахнет. Я простой фотокор. Цивилизации нечего опасаться.
-- Может ты у них «глаз»?
-- Как это?
-- Это когда баклану, вроде тебя, ставят чип-транслятор и помпу с препаратом, чтобы подсадить на адреналин. Чувак лезет в горячие точки, а инфа сливается куда надо.
-- Меня даже в армию не взяли. Хотя… я честно явился в военкомат.
-- По психике?
-- По здоровью.
-- Значит инохроник. У инохроников здоровье – не блеск. В спокойные времена их не трогают. А теперь кто знает, чего они вдруг закопошились?
-- Я пришел из другого времени?
-- Ты родился в срок, указанный в паспорте, но к альменке подписался файл из мутного будущего. Бывает. Подпишется файл – вроде бы ничего, а человек мается. Не может себе ни места найти, ни компании. Такие вечно лечатся, и понять не могут, чем заболели. Их не только в армию, даже на войну не берут.
Павел подавился остатками бутерброда.
-- Угу… -- согласился он. – Всю жизнь маюсь.
-- Все вокруг тебя не то, не так и не вовремя?
-- Точно!
-- И женщины твои – полный вперед, и друзья «с приветом». И вообще… не нашел ты себе нишу в быту и социуме.
-- В быту – полный завал, -- согласился пострадавший. – В социуме – завал с криминалом. И про женщин – чистая правда. Взять хоть Ольгу.
-- Ольга -- хорошая девочка. К ней претензий не имею. Хотя…
-- Что не так с Ольгой? – насторожился Павел.
-- Ничего не знаю об этой мадам. Денег давал, когда обращалась. Протекции делал. Вопросов не задавал. Моя задача -- поддерживать хороших людей, а откуда они берутся и чем занимаются, не мое дело. Я по контракту обязан воздерживаться от лишней инфы.
-- Они пришельцы?
-- Не бери в голову, Паша! Вся разумная тварь собрана из одного конструктора. Все братья и сестры.
-- Зачем Ольга фотографировала в сортире документы коллег?
-- Наверно, не хотела нести домой. Кроме сортира в офисе спрятаться негде. Ты ж пойми, они, как я, получают задание и обязаны выполнять. Таких Олей и Падлычей… -- я знакомиться не успевал. Только теперь с каждым годом все меньше. Чует мое сердце, закроют Домен, а возвращаться – дураков нет. Все устроились. Но Ольга -- девушка порядочная, ответственная. Ничего плохого не скажу. Я ее знаю с начала шестидесятых – никогда за ней не водилось дури.
-- Сколько ж ей лет?
-- Не задавай инохроналам вопросов о возрасте.
-- Если она «дракон» по гороскопу… -- Павел прибавил к своим годам двенадцать и задумался.
-- Гезар – планета драконов, -- сказал Вадим. -- А я -- наемник вольного космоса. Мне их проблемы неинтересны. Говоришь, по случайности? Не похоже! Не их стиль.
-- На их планете живут драконы?
-- Откуда мне знать? Шестерка я, понимаешь? И Падлыч с Ольгой шестерки, вся агентура Второго Домена – мелочь пузатая. Только все в шоколаде, а я в говне! Неужели закроют зону? Она должна работать еще как минимум лет пятьдесят.
-- А потом?
-- Потом откатят в исходную и сначала. Нет, инфологи иногда закрывают Домены по техническим причинам, но зачем же разгонять агентуру? Падлыч подумал, как без меня обходиться? Остались трусы и жмоты. Кто будет вопросы решать? Не могу я сейчас свалить, Пашка, понимаешь? Видел Дианку мою? Как можно свалить от такой бабы? Я рассчитывал еще, как минимум, лет на тридцать!
-- Мне такие не снились, -- согласился Павел. – Только я не понял про Ольгу. Зачем она фотографирует документы?
-- Ты живешь у истока тотальной информатизации. Твой Домен -- ситуация уникальная.
-- То есть, ты тоже не при делах.
-- Я работаю на инфологов, а не инфологом. Работаю, пока устраивают условия контракта. Сейчас они меня перестали устраивать.
-- И в чем заключается твоя работа?
-- Милый человек…
-- Но я не прошу еще пачку долларов. Объясни, чтоб я понял. Тебя все равно уволили. Тебя в гроб положили.
-- Ты просишь информацию. Только она и стоит денег в этом сволочном мироздании. Ты трижды баклан, Пашка! Знаешь, как они называют Второй Домен? «Эра черных дорог и удавок-галстуков».
-- А что… дороги когда-нибудь станут позолоченными? Я видел огромные лужи золота у антенны. Так и надо?
-- Не знаю, что им надо… от нас, от всех.
-- За такое количество золота на Земле можно сесть в тюрьму вернее, чем за шпионаж.
-- Не бери в голову, Паша! Пентаклион – Гезарийская база. Геза – золотоносные копи. Можно сказать, в Галактической сотне самых золотоносных. Здесь прииск закрыли, когда поняли, что технические лаборатории выгоднее. Инфологи свою нежную технику изолируют только золотыми футлярами. А наемники подворовывают. Буквально машинами плавят и грузят на баржи. Золотишко здесь натуральное, ни в какое сравнение с тем, что синтезируют фабрики. Ни по цене, ни по качеству. Вот что, -- решил Агеев. – Дай-ка мне «камуфле», да я прогуляюсь. Попробую узнать насчет наших с тобой перспектив.
-- Пожалуйста, -- Павел стащил с себя чужую одежду, -- он твой. Извини, что взяли без спросу, но ты…
-- Не век же нам сидеть в модуле. Что-то ведь предполагается с нами делать. Схожу в одно место, -- объяснил хозяин костюма, -- поинтересуюсь. А ты – оденься. Подбери что-нибудь из моего чемодана, жди и не суйся в коридор, пока меня нет.

Вадим Андреевич надел камуфляж и пропал из жизни бывшего фотокора. Сутки Павел ждал, утешал себя остатком провизии. Последнюю бутылку хранил, чтобы отметить возвращение товарища с хорошими новостями, но товарищ не возвращался. На вторые сутки бутылка была открыта. На третьи опустела. Стало ясно: что-то пошло не так.
Много раз Павел менял пейзаж за фальшивым окном, пока не надоели все. Никто не шел, чтобы позаботиться о судьбе человека. Настало время всерьез подумать, как жить, как выйти к людям, к связи, к телефонной будке, из которой можно позвонить в милицию и почувствовать, что ты в этой жизни хоть кому-то нужен. Оставаться в модуле не было никаких перспектив, кроме голодной смерти.
Отчаяние заставило человека решиться на поступок, от которого предостерегал пропавший товарищ. Он сделал вылазку в коридор.
Вадима Андреевича не было видно. Только снежные сквозняки заметали дыры в камнях. «Если Вадик не лежит посреди коридора мертвый, значит, ушел», -- рассудил пленник фальшивого модуля. Он надеялся, что у антенны обязательно будут люди. Космонавты они, инфологи или золотодобытчики, враги или друзья -- ему было все равно. Пленник дошел до стены и двинулся вдоль нее, переступая через застывшие лужи золота. Он чувствовал себя муравьем на прилавке ювелирного магазина. Из холодных коридоров сквозил мерзлый воздух, веяло тухлятиной и горелой резиной. Павел сбился со счета, сколько «нор» выходило к антенному коридору. Скрученных и прямых. Каменных и забитых снежными пробками. Сколько в них могло находиться портов с прикованными людьми! Дыры виднелись даже на потолке. Даже по потолку растекались реки металла. «Обезьяны строили футляр для прибора, -- решил Павел. – Пьяные обезьяны. Люди обращаются с золотом аккуратнее».

Силы таяли. Приступы удушья сопровождались учащенным сердцебиением. Павел шел, стена не кончалась. Золотые кляксы местами заслоняли ее пронзительный свет. «Одной лепешки хватило бы на долгую жизнь», -- рассудил человек, но лепешка была тяжелой, а жизнь не имела видимых перспектив. Павел терял надежду. Его организм не умел экономить кислород и пасовал перед неизвестностью. Дорогу перегородила мумия -- сестра египетских фараонов. Истлевшие лохмотья шевелил сквозняк. Лицо почернело, словно покрылось кожаной маской. Глаза отсутствовали. Руки алчно сжимали золотой сталактит. Много лет назад человек надеялся его утащить, но ноша оказалась неподъемной.
-- Идти, -- приказал себе Павел, но не вспомнил, куда направлялся. – Вперед, -- говорил он себе, но не знал, где у коридора перед. Сознание зеркально перемешало право и лево, прошлое с будущим. Человек пошел в обратную сторону или ему показалось, что та сторона обратная? Он сбился со счета, сколько раз выбирал направление и менял его. Человек разучился считать. В его жизни не осталось количественных параметров, наделенных смыслом. Объект, названный Пентаклионом, казался лабиринтом бесконечности, созданным в насмешку над человеком. Его не могла спасти ни логика, ни интуиция. Только другой человек, такой же, как он, чудом вернувшийся в его жизнь.
На пути несчастного повстречался новый мертвец – человек в акваланге распластался в закутке холодного коридора. Павел перестал слышать голос разума. Он слышал только удары сердца, и шел, потому что знал – как только упадет, уже не поднимется. Сначала шел, потом, когда силы оставили, полз вдоль стены, пока дорогу не преградил «обезглавленный» скафандр космонавта Гены.
-- Гена… -- обратился Павел к пустому скафандру. -- Гена!!! – он потряс скафандр за плечо. Крик мерцающим эхом разнесся по коридору. – Гена, где Вадик?! Мне нужен Вадик! Мне нужен Вадик! Нужен Вадик…
Скафандр накренился и упал. Сначала обезглавленная экипировка лежала, кособочась, словно страдала от колик, потом встала на четвереньки и поползла. Павел схватил за ногу ускользающий объект.
-- Отпусти, -- приказал женский голос. В нос уперлась резиновая маска. Кислородный баллон встал на пол рядом с его лицом, и воздух ураганом ворвался в легкие. Сумасшедший мир, затаившийся на время, пустился хороводом вокруг больной головы. Завертелся перед глазами, разрывая мозг салютами. Он вдохнул еще и еще…
Перед Павлом стояла женщина в свадебном платье. И он узнал эту женщину. Все, что угодно он ожидал увидеть, только не это. Поэтому закрыл глаза и подождал, когда сознание прояснится. Сознание не прояснилось.
-- Диана… – Павел оперся на онемевшие руки. – Ты?
Женщина была удивлена не меньше.
-- Не Вадик! – сообразила она. -- Где Вадик?
-- К тебе п…побежал.
-- Кто ты?
-- Не помнишь, к…кто я?
-- Припоминаю. Кажется, ты был на свадьбе.
-- На па-па…похоронах. Как приятно, что… вспомнила…
Павел завалился на стенку, чтобы поймать равновесие. В глазах поплыло, золотая лава смешалась с холодными сквозняками.
-- Ты не Вадим… -- повторила женщина, словно самозванец оспаривал абсолютную истину.
-- Идем домой… Где выход?..
-- Домены закрыты.
-- К черту Домены.
-- Я ждала Вадима. В чем дело? -- не понимала женщина. – Почему так?
Диана почти растворилась в свете антенны. Павел пополз на едва различимый стук ее каблуков. Он бы с удовольствием встал, но ноги отказались держать человека. Он взял бы за руку растерянную красавицу, но не был уверен, что женщина в белом платье не чудится ему, а пережитое не снится. Он полз наугад, пока солнечный луч не пробился сквозь закрытые веки. Свет, который невозможно было спутать ни с чем.

Светило висело над горизонтом. Вокруг лежала пустыня. Воздух переливался зеркальными плоскостями, имитируя лужи. Далеко-далеко проступали очертания гор. Человек набрал в легкие воздух с легким ароматом тухлятины. «Ничего, -- сказал он себе, -- полдела сделано, я дома. Надо набраться сил и дойти до гор, найти селение, где будет немного воды и еды. Там будут люди, -- утешил себя скиталец. -- Я буду работать для них, рыть канал, копать огород, пока не приду в себя, пока не разберусь, в какую страну эмигрировал». Он лежал на квадратной площади с толстой колонной посередине. Над ним висела квадратная площадь меньших размеров. Павел сел. Когда линия горизонта перестала плясать и выровнялась относительно пола, он попробовал встать. Диана все еще стояла над ним. Все еще хотела понять, как на месте Вадима оказался совершенно чужой мужик. Подол ее платья прикрывал изящные туфли на шпильке, волосы собрались на макушке сердитым пучком.
-- Это не Земля, -- осенило скитальца. Он понял, что бредит. Спит в песочнице после хорошей попойки. Его забыли коллеги на детской площадке. Решили, что он достаточно трезв, чтобы поймать такси. – Я не Вадик, и здесь не Земля. – Павел вспомнил, как мечтал оказаться на необитаемом острове с этой удивительной дамой… – Где мы?
Диана склонилась, чтобы убедиться – перед ней не любимый муж. Вместо него злодейка-судьба пытается всучить проходимца.
-- Когда вернется Вадим? – спросила она. -- Это квант Вадима. Здесь он готовится к командировке в Домен и занимается научной работой. Здесь посторонних быть не должно.
-- Я уберусь, как только пойму, куда.
Диана ничего не ответила. С гордой осанкой ушла за колонну.
Павел поднялся. Он обошел конструкцию, но не увидел на ней порта, к которому можно «приложить ладошку и обождать». Оказалось, что порт лежал на полу – небольшая площадка, подсвеченная зеленым контуром, точно как дверь фальшивого апартамента Пентаклиона. Над площадкой висели иероглифы, стрелки. На одну из таких он однажды неудачно нажал.
Пустыня расстилалась во все стороны горизонта. Никакого объекта цивилизации на каменистом грунте. У края площади Павел лбом налетел на прозрачную стену, которая под приличным углом соединяла верхний и нижний уровень странной конструкции по имени «квант».
-- Пирамида что ли? – удивился он. – Диана... Ты где?
Дама пропала. Павел встал на площадку. Потоптавшись немного, наступил на стрелочку «вверх». Терять было нечего. Он не надеялся, что маневр вернет его на родную планету, но ощутил толчок и понял, что попал на верхний этаж.
– Нет, не Земля… -- еще раз убедился скиталец.

Верхний уровень имел те же прозрачные стены и совсем небольшой квадрат потолка. Здесь пространство вокруг центральной колонны было уставлено дворцовой мебелью, не иначе как из особняка на Вавилова. Наверное, именно так наемники космоса представляли себе быт аборигенов Домена. Унитаз и тот напоминал китайскую вазу. Павел принюхался. Запах тухлятины не имел очевидного источника. Трубы канализации уходили в колонну. Из нее же торчал кондиционер, который исправно работал, но не справлялся с вонью. Шкафчики, комодики, антикварные этажерки были расставлены кое-как. Инкрустированный перламутром столик гость уже видел в доме покойного. Отдельные предметы мебели имели чехлы, словно готовились к переезду.
Гостиная без условностей переходила в такую же роскошную барную стойку, которую занимало чучело крокодила. Картины с морскими пейзажами прикрывали колонну там, где не хватало ширм и шкафов. Коллекция алкоголя соседствовала с ванной, расписанной под Гжель. Пустой холодильник гудел. Морозильную камеру занимала отрубленная голова акулы. Глаза акулы покрылись инеем. Морда оскалилась. Туловище, вероятно, гнило в потайном углу. Над холодильником располагалась фонотека виниловых дисков и кассеты в картонной коробке с надписью: «для приличного общества».
-- Неплохо устроился наемник вольного космоса, -- Павел подошел к стене, чтобы еще раз посмотреть на пустой горизонт.

Помещение, которое Диана назвала «квантом», вряд ли предназначалось для проживания. Об истинной задаче объекта можно было даже не ломать голову. Голова пришельца и так раскалывалась.
-- Что-то мне дурно, -- признался Павел, когда вернулась Диана. -- Дай время. Надо осмыслить…
-- Вадик скоро приедет? – спросила она.
-- Надеюсь. Если не ко мне, то к тебе.
-- А если нет?
-- Я вернусь и найду его. Достану со дна океана. Вырву из пасти акулы, только слегка отдышусь. Где я могу устроиться, чтобы никому не мешать?
-- Вадик обещал мне подарок.
-- Я твой подарок, -- Павел нашел на затылке шишку, но не вспомнил, при каких обстоятельствах ее получил. -- Мы на необитаемой планете?
-- Вадиму для научной работы нужна тишина и покой.
-- Нам надо вернуться, чтобы найти твоего Вадима. Как попасть на их пента-базу, которая в пяти местах сразу?
-- Домены закрылись. Значит, Вадик уже не вернется.
-- Долго будут закрыты Домены? Как-то злоупотреблять гостеприимством не в моих правилах.
-- Но он не оставит меня здесь одну, правда?
-- Мы на планете драконов? – осенило Павла. – Это Газар… Гюрзар… Диана, как ты сюда попала? Что-нибудь помнишь? -- Женщина едва не расплакалась. Ее колдовские чары не могли превратить незнакомца в мужчину, которого она так ждала. – Я понимаю… -- вздохнул гость, -- вижу, что тебе тоже почистили память, но постарайся собраться и ответить на простой вопрос. От этого зависит, как скоро ты снова увидишь своего ненаглядного.
-- Но я не знаю, когда откроют Домены.
-- Здесь есть кто-то, кроме тебя? Понимаешь, о чем я? Может на верхнем этаже? Где-нибудь кто-нибудь есть, способный соображать?
Диана подняла глаза к потолку.
-- Сука, -- ответила она.
-- Сука разговаривает?
-- Сука мешает Вадику заниматься научной работой, -- женщина расплакалась.
-- Ясно, -- вздохнул незваный гость, встал на площадку подъемника и дождался, когда среди иероглифов снова появится стрелка вверх.

На последнем этаже под прозрачной пирамидой, подпирающей небо, «суки» не оказалось. Там не было вообще ничего, кроме нестерпимой вони. Колонна, что тянулась сквозь этажи, оканчивалась тумбой, заваленной тухлыми яйцами. Пятна слизи растеклись по плоскости и засохли, но не прекратили вонять. Каждое яйцо снес как минимум страус. Некоторые экземпляры свалились на пол. Другие, очевидно, кто-то метал в прозрачные стены. Даже сверху, из пирамидального свода, свисала сопля и слегка покачивалась на сквозняке. «Сука» ретировалась, не дожидаясь возвращения хозяина, и Павел в глубине души ее понял.
-- Надо валить, -- решил он, -- и Дианку вытаскивать, пока совсем мозги не отсохли.

Он вспомнил заплаканную девочку на улице Вавилова, и не нашел ничего общего с дамой в свадебном платье. Даже колено разболелось с досады. Руки с трудом сгибались в суставах. К шишке на голове добавился лиловый синяк под глазом. Надо было подумать, осмыслить происходящее, чтобы не совершать опрометчивых действий, которые уволенный журналист уже достаточно совершил. Только здесь от него ровным счетом ничего не зависело. Разве что набраться терпения и ждать. «Бойся желаний своих, -- вспомнил Павел. – С женой Агеева… на необитаемом острове… Надо ж было в голову такому прийти! Может, Вадик явится из ревности? Может, кто-нибудь его поймает и приведет?» Павел сомневался, что инфологам нужен сбежавший наемник. Что кому-то во всей Вселенной этот тип нужен так же сильно, как ему сейчас.
-- Надо валить, -- повторял он, перебирая коллекцию бара. – Диана! Не хочешь выпить со мной по рюмочке?
Никто не ответил пришельцу. Никто не подсказал, где взять рюмку. Хозяйка ушла. На ее месте осталась репродукция с большой волной, нависшей над обреченными моряками. Последний миг, запечатленный в вечности рукой живописца.

Гость немного расслабился, когда выпил. Не вставая с кресла, насчитал в интерьере десяток чучел ящериц и одного петуха. В библиотеке Агеева преобладала научная литература, посвященная биологии, генетике, молекулярной химии и прочим подробностям, в которых Павел при жизни не разбирался. Некоторые экземпляры, изданные в прошлом веке, выглядели так, словно только вышли из типографии. Другие были зачитаны в хлам, но имели дату издания, до которой человечество пока что не дожило. На отдельной полке были собраны диссертации, посвященные мутациям у рептилий. На другой стояли труды по оборудованию химических лабораторий. Там же Павел нашел стопку порно журналов с пометкой: «прятать от женщин», но никаких признаков женского присутствия в жилище холостяка не нашел. Как не нашел даже скудного «путеводителя» по планете драконов. Ни с того ни с сего он вспомнил ее название.
-- Гезар! – воскликнул пришелец, но не нашел даже простого гезарийского разговорника. Шкафы и тумбы были набиты исключительно артефактами Второго Домена. Все говорило о том, что хозяин -- ученый и клептоман, серьезно подошел к адаптации. -- Все-таки здесь воняет тухлятиной больше, чем этажом ниже, -- пришел к выводу Павел. – Диана? – позвал гость, но искать красавицу не пошел. Ввалиться в будуар чужой жены было бы слишком. -- И вообще, хорошо ли я делаю, что роюсь в чужих вещах? – спросил себя гость.

Он искал словарь, чтобы понять значение символов на подъемной площадке, но в помещении для адаптации даже надписи на посуде были сделаны на родном языке: «для чая», «для кофе». Хозяин кванта так серьезно отнесся к командировке, что матерные комментарии к артефактам выделил красным цветом и поставил восклицательный знак. Один такой «крик души» гость нашел на коробке из-под печенья. Внутри лежал разломанный Кубик Рубика, который наемник, вероятно, пытался собрать. Павел не стал решать чужую головоломку. Ему не хотелось верить, что все произошедшее всерьез и надолго. Ему хотелось знать, что недоразумения утрясутся. Как только он поймет, где в этом мире дверь с надписью «выход», он тут же вылетит из него, как пробка из шампанского, вернет в Домен потерянную девчонку и сдаст психиатрам, пока не родила шизофреника.
Отчаявшись найти словарь, Павел приступил к изучению фонотеки, где джазовая музыка соседствовала с деревенским фольклором. Отдельные бобины были помечены красным. «Для любителей пошлости», -- было написано на коробках. «Частушки фривольные. Не цитировать!» Только аппарат, на котором их можно прослушать, не имел шнура, зато имел матерный комментарий. Магнитофон был разобран, как Кубик, сложен в коробку, и, похоже, утратил шансы «собраться». Все напоминало фальшивый апартамент. Там, на Земле, которая вдруг «закрылась», продолжалась настоящая жизнь, а его – остановилась в дурацком сне, от которого никак не очнуться. «Может, я умер? -- спросил себя человек. – Умер и попал в рай? Умер рано, сильно нагрешить не успел… -- он припомнил свою ускользающую из памяти биографию. -- Не убил, не украл… Не чревоугодничал, поскольку не имел для этого средств. Не поминал нечистого всуе, потому что не верил, что это решит проблемы. А если и поминал – то самую малость. Почитал родителей, пока были живы. Грубил, но в глубине души почитал. Ни одну из женщин не бросил. Все убежали сами. Разве не рай?» – спросил себя человек и встал у стены. До горизонта простиралась чужая земля. Над горизонтом виднелись горы в дымке заката. «Валить отсюда! -- повторял человек. – Успокоиться, взять себя в руки и придумать, как это сделать. Выход есть, и он должен быть найден».

-- Хозяйка! – Павел спустился на нижний уровень, надеясь там найти обиженную Диану.
На площадке не нашлось даже табуретки от будуара. Гость решил, что попал на грунт. Площадь вокруг центральной колонны мало отличалась от каменистой почвы Гезара. Только камешки были разложены кучками и рассортированы по размерам. Те, что помельче, сложены пирамидкой. Камешки покрупнее были присыпаны песком, словно спрятаны от чужого глаза. Невольно пришельцу захотелось поискать в хозяйстве Агея метлу. Что-то блеснуло у подошвы ботинка. Павел поднял с пола настоящий человеческий зуб в золотой коронке и тут же выбросил. Следующим шагом подъемника он действительно оказался на грунте. Здесь центральная колонна отсутствовала. Климат напоминал сауну.
-- Ничего себе, -- пришелец вдохнул раскаленный воздух. – В такой атмосфере выживут только драконы.
До горных хребтов было как минимум сутки пути. Здесь, под открытым небом, камни тоже собирались в кучи, но не такие аккуратные. Здесь между кучами виднелись дорожки, вытоптанные нечеловеческими ногами. Гость прислушался. Он предположил небольшое животное или гигантское насекомое, которое часто перебирает конечностями, и действительно, что-то возилось среди камней.
-- Кто здесь? – Возня прекратилась. В ландшафте наблюдался один необычный объект, похожий на каплю ртути размером с рюкзак и характерным желтоватым отливом. -- Эй… -- человек сделал шаг, и «капля» вздрогнула. – Ты кто?
Объект попятился, высунул наружу тараканьи лапки, зацокотал к подъемнику, прыгнул на площадку и скрылся. Павел поднял глаза, но не увидел кванта. На месте пирамиды, с прекрасным климатом и мягким диваном, вдруг не осталось ничего. Он приблизился к точке, с которой начал путь по чужой земле.
-- Эй…
Площадка вернулась, подмигнула стрелочкой «вверх». Если б гость не знал, что огромный квант висит над его головой, не поверил бы глазам. Небо не помутнело, не потеряло яркость, скрытый объект не исказил картины пространства. Вечерние звезды мерцали, словно между ними и наблюдателем не было ничего, кроме прозрачной атмосферы планеты.

Сон не шел. Пустая бутылка встала на подъемник, но не отправилась путешествовать. Запах тухлятины на пьяную голову раздражал сильнее. Павел встал на площадку рядом с бутылкой. Текст, обращенный к человеку разумному, погас. Остались безликие стрелки -- это была первая победа аборигена над цивилизацией.
-- Интересное вещество – говно, -- сказал себе Павел, -- его не трогаешь, а оно воняет… все равно!
Он набрал воды в фарфоровую емкость, помеченную логотипом ресторана, погрузил в нее полотенце, влил шампунь и до рассвета стоял у прозрачной стены. На планете, с которой ретировались даже «суки». Человек видел сон наяву.
-- Планета драконов, -- повторил он, но небо было таким же пустым, как каменная равнина.
В глубине души Павел понимал Вадима Андреича. Зачем возвращаться в пустыню, если на Земле особняк, деньги, которые можно пачками дарить незнакомцам. Если верить речам, сказанным на поминках, Вадик сделал для биологии больше, чем академики, и по праву должен был покоиться на аллее славы в роскошном гробу. В то время как могила бывшего репортера на планете Земля была под большим вопросом. Однако наемник вольного космоса как минимум забыл здесь жену, которую обожал.

К субботнику Диана проявила полное безучастие. Вопросы о тряпках и моющих средствах пропустила мимо ушей. Гостю пришлось без спроса взять из комода салфетки с лэйбами ресторанов, которые скоро были стерты до дыр. На гигиенические нужды пошли полотенца. Скоро дело дошло до гардероба. Сначала Павел использовал поношенную одежду. Потом перестал церемониться.
-- У него в Домене любовница, да? – спросила женщина в белом платье, когда Павел спустился на этаж с тазом, полным застиранных тряпок.
-- Помочь не хочешь?
-- Он к ней убежал. Так и скажи.
-- Ты бы переоделась, красавица. Поберегла наряд. Вдруг прибежит.

Запах тухлятины не сдавался. Три дня и три ночи Павел драил поверхность тумбы. Три дня и три ночи вентиляция с озверением всасывала зловоние в колонну со всех этажей. Когда стены верхнего уровня обрели прозрачность, Павел позволил себе стакан коньяка, но вонь застряла насмерть в его носу.
-- У Вадика есть еще мыло? – спросил он Диану. – Стиральный порошок или пена для ванной…
-- Он убежал вместе с сукой, -- дошло до несчастной женщины. -- Если он бросил меня ради суки, так и скажи, зачем же скрывать?
-- Красавица! -- Павел поставил на подъемник таз чистой воды. – Надо убраться отсюда, пока мы оба не сошли с ума. Но очень советую переодеться, взять тряпку и мне помочь. Если придется задержаться надолго – задохнемся!
-- Пусть сука помогает! – рассердилась Диана.
-- Я сказал, переоделась и взяла тряпку! – приказал Павел и в глубине души обрадовался, когда остался один.

Идея-фикс избавить пирамиду от вони, принесла результат. Гость нашел себе дело и способ хоть как-то отблагодарить хозяев за укрытие от жары. Только смертельно устав, он понял, что тяга к уборке – состояние ненормальное. Скорее, пограничное с сумасшествием. Он приказал себе кинуть в таз застиранную рубашку Агеева, и сел на чистую тумбу. Кроме тумбы на верхнем этаже сесть было решительно не на что. Человек так устал, что перестал соображать. Он больше не чувствовал вонь. Вонь стала частью его. Ею пропиталась каждая клеточка организма. Когда сработала тактика космонавта Гены, Павел не сразу заметил. Не вдруг осознал, что в жизни произошло что-то важное.
Тактика сработала на человеческую ладонь. Не на подошвы ботинок, не на ножки табурета, который Павел ставил на тумбу, чтобы дотянуться до потолка. Она не сработала на разбитые коленки. Но стоило клиенту опереться на поверхность ладонью, он понял, что сел на что-то живое.
От неожиданности, Павел вскочил. Поверхность тумбы наполнялась светом. Перед глазами пришельца поплыли иероглифические символы, которые тут же получили перевод на родной язык. Павел отступил, но символы последовали за ним. Он отвернулся -- буквы остались перед глазами. Павел потряс головой, чтобы вернуться в чувство.
«Здесь опасно, -- прочел человек. – При первой возможности уходи».
-- Что? – Не понял землянин и от растерянности сел на пол.
-- Здесь опасно. При первой возможности уходи, -- тумба включила голос, решив, что клиент не умеет читать. – Уходи как можно дальше от платья. Оно -- небиологический объект. Оно -- интерфейс Пентаклиона.
-- Не понял…
-- Посредник между аналитической машиной базы и пользователем, предназначенный для адаптации к работе в Домене Второго Порта. Пока не отражена атака Метрополии, интерфейс не будет работать корректно, потому что аналитический ресурс загружен военной задачей. Пока не отражена атака, платье опасно. Работай с локальной системой кванта.
-- А… -- растерялся Павел, рассматривая узоры из символов, которые кружили перед глазами. – Кто со мной говорит?
-- Ты активировал локальную систему кванта.
-- Система мне поможет вернуться в Домен?
-- Домены закрыты.
-- Когда их откроют?
-- Когда закончится война между Гезаром и Метрополией. Известно, что в систему Гезар вошла военная база колониального департамента.
Павел взял минуту на осмысление.
-- А… мы здесь при чем? – спросил он и понял, что вопрос получился дурацкий. – То есть, я хотел спросить, что будет после войны?
-- Гезар погибнет.
-- А скоро она начнется?
-- С минуты на минуту здесь ожидают атаку. Избавься от платья, -- настаивала система. – Оно опасно.
-- Интересная мысль… Чем же оно опасно в сложившихся обстоятельствах?
-- Известно, что контакт с некорректно работающим интерфейсом Пентаклиона может вызвать бессонницу и навязчивые галлюцинации. При первой возможности избавься от платья.
-- Отсюда есть выход куда-нибудь? Мы уйдем вместе с платьем, только подскажи, как?
-- Не надо с платьем. Дистанцируйся от него.
-- Я уже понял, что неуважение между вами взаимное…
-- Известно, что уважения достойна мыслящая субстанция. Кружевной оболочки мало. Сука будет тебе помощником и консультантом. Не задавай интерфейсу вопросов. Пока его контакт с архивом ничтожен, ты не получишь правильного ответа.
-- Тебя зовут Сука?
-- Меня не зовут. Система Управления Квантом Агея всегда на месте, -- объяснила машина.
-- А как зовут «платье»?
-- Не давай имя платью, если не хочешь, чтобы оно прилипло к тебе.
-- Но… А как погибнет планета Суке известно?
-- Гезар столкнется с метеоритным поясом «второго соляра».
-- Замечательно, -- пришел к выводу Павел. – Вот теперь все как надо, -- он поставил на транспортер таз с грязной тряпкой и понял, что субботник окончен. Самое время было открыть новую бутылочку коньяка и отметить событие.

За сутки небо не помутнело. Метрополия не напала на жилище пришельцев. Заплаканная Диана ходила по этажу, но в разговор не вступала. На все вопросы и предложения демонстрировала только глубокий вырез на спине. Следующая ночь прошла. На планету опять никто не напал.
-- Ты меня бросишь, если не вернется Вадик? – спросила Диана.
-- Сначала набью морду твоему Вадику, потом подумаю. Можешь поменять это платье?
-- Когда получу подарок, -- пообещала невеста. – Мы договорились, до свадебного подарка я буду ходить только в нем.
-- Пожалуйста, вспомни, как мы пришли сюда с базы. Где-то должен быть лифт.
-- Когда был Вадик, у нас было все. Когда его не стало…
-- Нужен переводчик с гезарийского. Я уверен, транспортная площадка может сделать шаг на орбиту, но этот шаг надо как-то задать, а я не могу объяснить системе задачу. В русском языке нет адекватных слов.

-- Опиши предмет, который нужно найти, -- предложила система кванта и воспроизвела трехмерную модель пирамиды. До деталей прорисовала уровни и увеличила, когда поняла, что клиент с похмелья не видит мелких предметов. – Нужен глазной чип, -- подсказала она.
-- Именно сейчас позарез. Чип -- это то, что мне нужно больше, чем капустный рассол, -- рассердился землянин. – Давай так. Я не знаю, как выглядит орбитальный подъемник, но знаю, что квант не стоит на грунте, а зависает над ним. Объясни, на каком максимальном удалении от грунта он может висеть?
-- Известно, что система «Квант» относится к классу многофункциональных автономных аппаратов, -- ответила Сука. – Это защищенные модули, которые при любой опасности могут быть перемещены и собраны в кластер. Форма кассетного блока позволяет собрать шесть модулей и обеспечить ресурсом. Автономные модули системы «Квант» применяются в геологии, в связи, в энергетике…
-- Давай так… квант может висеть на орбите Пентаклиона?
-- Пентаклион не имеет орбиты. Гезарийская база относится к классу анахроников, которые не имеют пространственной координаты. И параметров, соответствующих ей, тоже не могут иметь.
-- А квант?
-- Квант – защищенный модуль… -- повторила система.
-- При всем моем уважении к защищенным модулям, не хочу вместе с ними оказаться в поясе астероидов. Как высоко над грунтом он может подняться?
-- До кассетного челнока, который соберет шесть модулей в блок и обеспечит ресурсом.
-- Где находится челнок? В космосе или на грунте?
-- Известно, что для обеспечения безопасности кассетного челнока, его координата сохраняется в тайне.
-- В моем Домене строили примерно такие же «кванты». Древние аборигены. А современные аборигены не могут понять, для чего. Так, как их использовали на Земле?
-- Известно, что аборигены иногда собирают из камней неправильные копии квантов, не понимая их назначения. Поздним аборигенам, которые откапывают постройки, еще сложнее понять смысл объекта, тем более что кванты используются по-разному…
-- Наш – явно не для связи с «разумным миром»!
-- Здесь оборудован синтезатор, -- объяснила машина. – Каждый раз, когда Метрополия угрожает Гезару, квант поднимается над грунтом. Так орбитальному сканеру сложно определить его координату.
-- Ага… То есть Метрополия вам угрожает не впервые? То есть, зря я выпил залпом последний коньяк? А… можно узнать, зачем аборигены строят неправильные копии из камней?
-- Известно, что колониальным кураторам льстит подражание. Они покровительствуют трудолюбивым и кротким. В ранних колониях аборигены подражают кураторам во всем, включая архитектуру.
-- Извини, машина, но все-таки…
-- Каменный квант не поднимется, -- сказала машина, -- но аборигены могут верить в такую возможность. Колониальные кураторы охотнее покровительствуют тем, кто верит. С таким ресурсом легче работать.
-- Ты извини, но у меня слишком много вопросов. Боюсь, вам врежут раньше, чем я успею задать хотя бы половину из них.

Гезарийский коньяк Павлу совсем не понравился. Он не был похож на тот, что человек любил и ценил. Когда закончился запас, в ход пошли ликеры, которые гостю не понравились еще больше.
-- Не хочешь выпить со мной? – предложил он Диане. – Не хочешь пообщаться?
-- Ты общаешься с сукой.
-- Я, между прочим, изучаю жизненно важный вопрос, и кое-что уже понял.
-- Человек, который общается с сукой, опустил себя в иерархии.
-- Она, по крайней мере, общается… Послушай, я не Вадим. Не стану Вадимом и не собираюсь им становиться. Заменителем Вадима тоже быть не хочу, даже если нам осталось жить трое суток. Я хочу, чтобы квант поднялся в кассетный челнок и обеспечил нас связью с миром открытых Доменов.
-- Если Вадим не вернется, я умру здесь.
-- А я не собираюсь умирать. Я собираюсь жить и тебе не советую здесь оставаться. Не хочешь помогать – постарайся не портить мне настроение.
-- Вадим не вернется, -- решила Диана. – А если он не вернется совсем, что делать?
-- Известно, что делать! – ответил постоялец. -- Вбить скобу в потолок и повеситься! Сначала тебе, потом мне. А лучше вдвоем на одной веревке.

Однажды, проведя бессонную ночь в ожидании атаки, Павел понял: Диана права, ему не место в апартаментах Вадима Андреевича. Постоялец решил переехать на нижний этаж, спать в пустынном пейзаже планеты, чтобы не пропустить начало Армагеддона. Он устал от заплаканной женщины, но диван никак не помещался на площадку подъемника. Даже поставленный на бок, вылезал за контуры подлокотником. Павлу удалось переместить только стул, чтобы не стоять над тумбой, рассматривая символы непонятного языка.
-- Что за предмет ты хочешь перенести? -- спросила система кванта у человека.
-- Или я перестал соображать, или в кванте есть транспортер, которого я не вижу.
-- Твой организм нуждается в санации. Причина – платье. Как только ты избавишься от него, параметры придут в норму. Не разговаривай с платьем, если оно тебя атакует. Когда перестанешь на него реагировать, оно исчезнет само.
-- Если б оно не плакало из-за каждой ерунды, я бы терпел…
-- Известно, что эмоция – запретный прием. Его используют, когда не могут пробиться к разуму.
-- Она лишилась человека, для которого была создана, и ополоумела. А я лишился цивилизации, и пока держусь. Мы могли бы подружиться на сострадании друг к другу.
-- Чтобы дружить с машиной, нужно уступить ей часть своей жизни. Создать ее, обучить, показать свою преданность и любовь. Нельзя дружить с платьем только потому, что ваши проблемы похожи.
-- Перестань называть ее «платьем». У девушки проблемы с психикой.
-- Я могу отличить платье от девушки, -- заявила система.
-- Ты не можешь найти орбитальный лифт у себя под носом! А он есть! И это известно! Иначе я бы сюда не попал.
-- Лифты Пентаклиона видят только его интерфейсы. Убедись, что платье – один из них.
-- Как? – спросил Павел.
-- Интерфейсы мерцают в нестабильных фазах.
-- Все бабы нестабильны, все «мерцают» в фазах. Сегодня она с тобой, а завтра – за дверь и привет! С удовольствием поменял бы ее на «штаны». Но я упал в иерархии ниже кофеварки.
-- Подними себя в иерархии.
-- Я пришел за другим советом, -- вспомнил Павел. -- Если лифт не может вернуть меня на орбиту, может быть, он расширит площадку, чтобы опустить диван на нижний этаж?
-- Выбери на макете объект, который надо переместить, -- предложила система, и заказчик ткнул пальцем в диван, который тут же был взят в синий контур.
«Пуф!!!» – сказал диван и исчез в пыльном облаке.

Квант вздрогнул. Павел кинулся вниз. Пелена, пропитанная духом старой квартиры, с достоинством оседала на пол. Что-то звякнуло, наткнувшись на ножку шкафа, что-то покатилось. Ностальгический аромат разнесся по этажу. В нем была изрядная доля нафталина и подгоревший на кухне омлет. Запах душного летнего смога ударил в нос и немного взбодрил. В осевшей пыли на месте дивана лежал засохший яблочный огрызок, проездной билет на август месяц, колпачок от пластмассовой ручки и золотая пластинка с барельефом дракона.
-- Ух ты! -- Павел поднял с пола вещь. – Не все золотишко Вадик попер. Грамм двадцать как минимум потерял по дороге. Или мне оставил?
-- Это перстень Вадима!!! -- воскликнула Диана.
-- Перстни надо носить на пальцах. Если носить охапками – они пропадают.
-- Отдай!
-- Еще чего! – Павел обернул пластину вокруг пальца. – Вернется -- получит! -- Оттиск дракона заиграл в лучах гезарийского солнца. Человек ощутил эйфорию. Словно вдруг перестал быть сплошным неудачником и стал воришкой, которому подфартило. – Небось, обыскался?
-- Этот перстень я подарила ему на свадьбу, отдай!
-- Прекрасно! А он не сделал подарка! Не отдам, пока не выполнит обещание. Что он хотел тебе подарить?
-- Положи! – приказала хозяйка. – Перстень не твой!
-- Это не моя планета и не мой дом! И ты – не моя женщина, чтобы командовать.
-- Мы поссоримся!
-- Разве мы подружились? Поссорились. Что дальше?
-- Положи на место перстень Вадима! -- Диана побагровела от злости.
-- А где его место? В морозилке с акулой?
-- Положи или хуже будет!
-- Давай, попробуй сделать мне хуже, чем есть.
-- Не имеешь права!
-- Я здесь вообще ничего не имею.
-- Перстень я подарила Вадику, а не тебе.
-- Не подарила! Хотела обменять на дом, роскошную машину, красивую жизнь… Нет? И где твоя роскошная жизнь?
-- Нет, -- ответила женщина, словно ее упрекнули в непристойности.
-- А что он обещал? Поймать живого дракона?
-- Да, -- ответила вдруг Диана и опустила глаза.
-- Дракона? – ушам не поверил Павел. – В каком смысле? Вадик обещал поймать живого?.. Или высидеть из яйца? Если высидеть, то у него почти получилось. А если поймать, то кишка тонка у твоего Вадима Андреевича. Зачем вам дракон?
-- Передать по наследству, -- ответила девушка. -- Чтобы охранял род.
-- Потомки замучаются дерьмо выносить за таким питомцем. Лучше проси собаку. Впрочем… Вадик – мужик небедный, наймет прислугу, чтобы выносила дерьмо.

Мучительные ожидания войны на вершине кванта сделали доброе дело. Павел начал понимать иероглифы. Задача требовала невероятного напряжения. Он так уставал, что научился засыпать без снотворного, и однажды, открыв глаза, услышал протяжный гул. По небу на низкой высоте плыл косяк ревущих, пышущих гарью тяжелых бомбардировщиков. Они надвигались из-за горизонта на беззащитный квант, который даже не думал искать кассетник. Павел выпрыгнул в горячую атмосферу планеты. Он рассчитывал, что пилоты Метрополии заметят его и не станут атаковать, но это были не самолеты. По небу плыли драконы. Огромные серые твари пыхтели, загребая воздух толстыми лапами. Мимо него, косяком к горам, выступающим над северным горизонтом. Драконы перемещались низко, каждая складка на брюхе шевелилась в ритм дыханию. Павел так обалдел, что помахал им рукой. Драконы летели, словно плыли по вязкому киселю, распространяя волны обжигающе горячего ветра. Когда процессия скрылась, на грунте стояла только Диана. Женщина в свадебном платье с голыми плечами, порозовевшими под диким солнцем Гезара. Она уже не выглядела обманутой и несчастной.
-- Хочешь, познакомлю с пилотом? – предложила она и указала на женщину, похожую на директора школы, одетую в такой же белый наряд.
-- Очень приятно, -- произнес Павел, -- можно узнать, как зовут машину, которой вы управляли?
-- Леонель Март Гезарий, -- ответила дама. – Потому что я родилась в марте месяце. А как зовут твоего?
-- А я в августе. Но у меня нет дракона.
Дама с недоверием посмотрела на Павла.
-- Тогда что ты тут делаешь? – спросила она.
-- Наблюдаю за вашим. А что делаете вы?
-- Ждем Меседора Августа.
-- Подождите, -- попросил Павел. Он искал по карманам карандаш, но вдруг очнулся от сна.

Диана действительно была рядом. Напротив дивана, посвежевшего от путешествия на этаж, стоял высокий мужчина. Худой и сутулый, с глазами, словно нарисованными египтянами на папирусе. Вид у мужчины был нечетким, потому несколько виноватым. Его обнаженный торс утопал в кружевах, белоснежный подол прикрывал лодыжки.
-- Что здесь делают фараоны? – спросил Павел.
-- Это образ Капитана Шайена, -- представила мужчину Диана. -- Учителя и покровителя Гезарийской инфологической школы. Так выглядят интерфейсы Пентаклиона.
Что было сном, что явью, Павел не понял. Ему показалось, что дракон был гораздо четче образа-интерфейса.
-- Капитаны не учительствуют, -- заметил он, словно перед ним стоял юнга. – Капитаны управляют большими машинами, а шайены – племя индейцев. Ни те, ни другие не носят свадебных платьев.
-- Капитан Шайен -- самый распространенный интерфейс на Гезаре. Можешь спросить у него что угодно. Он не сука, он не будет тебя обманывать.
-- Пусть скажет, где наш кассетный челнок?
-- В Гезарийском соляре нет кассетных челноков, -- ответил блеклый Капитан.
Его голос не имел звуковой волны, звук формировался непосредственно в голове клиента, где-то между затылком и ухом. С непривычки у контактера стал чесаться череп с внутренней стороны.
-- Пусть скажет, зачем «золотая капля» бегает по камням?
-- Дистанционный манипулятор выходит за габарит, чтобы собрать ресурс, необходимый для работы синтезатора, -- объяснил мужчина, невпопад шевеля губами. -- Гезар неустойчив в соляре, поэтому атаки Метрополии опасны. Перед атакой дистанционный манипулятор выходит чаще, чтобы сделать запас.
-- Видишь, он знает ответы на все вопросы, -- радовалась Диана, -- а я...
-- А ты погоди… -- Павел спешно сортировал огромный ворох вопросов на первоочередные и не особенно важные. Спросонья все казались одинаково глупыми. -- Пусть Капитан скажет…
-- Он знает все, а я ничего не знаю, -- настаивала Диана. – Сам подумай, какой же я интерфейс?
-- Что за человек с палкой бродит у кванта?
-- Гезарийские инфологи привлекают для решения задач ресурсы всех доступных Доменов.
-- Значит, на Пентаклионе не сидят мертвецы. Там сидит «ресурс», который использовали инфологи? – Образ Капитана Шайена взял паузу. Диана ревниво рассматривала его кружева. – Почему Метрополия тянет с атакой? Понимает, что на Гезаре «ресурс»? Он молчит… -- заметил Павел Диане. – Ему стыдно?
-- Он обращается в архив за дополнительной информацией, -- пояснила дама.
-- Как часто Метрополия вас атакует?
-- Метрополия атакует Гезар с непредсказуемой периодичностью, -- разъяснил интерфейс. -- Наносит удар и хочет убедиться, что победила. Убедится – уведет базу. Многие колонии нуждаются в ее услугах.
-- Я спросил, как часто? Неясен вопрос?
-- Каждый раз, когда академические инфологи найдут способ взять под контроль Гезар -- они пробуют это сделать. Гезар не может противостоять их военной мощи, но может уйти от удара и вернуться, когда опасности нет.
-- За что они атакуют?
-- Гезарийская инфологическая школа не подчиняется академическим канонам. Она имеет свой взгляд на цели и задачи науки. Гезар определяет стратегию научного прогресса – классическая школа обслуживает бытовые задачи.
-- Как ты работаешь, Капитан? Где твой источник?
-- Аналитический процессор главной базы Гезара.
-- Как выглядит процессор? Как сияющая стена, оплеванная золотыми лепешками?
-- Процессор находится в стерильном пространстве.
-- Я понял, что не у Вадима в комоде. Расскажи, сколько шкафов занимают «мозги» машины, которая боится открыть Домен для одного несчастного инохронала.
-- Когда я говорю «стерильная зона», имею в виду информационную инфекцию. Аналитический процессор Пентаклиона находится в информационно стерильной зоне. Никто не может знать, как он выглядит. Это условие безопасности.
-- То есть машина заболеет, если я посмотрю на ее фотографию?
-- Фотография -- часть инфозоны.
-- Если следовать твоей логике, Капитан Ирокезов, по фотографии реально можно лечить?
-- Через инфозону возможны любые взаимодействия.
-- И узнать, где находится человек, тоже можно через эту самую инфозону?
-- Можно.
-- Тогда пусть ваши удивительные инфологи поищут Агея. Вдруг он на Пентаклионе сидит! Может, подыхает, прикованный к батарее…
-- Видишь, он знает все, а ты веришь сукам! – радовалась Диана.
-- Тебя уже не волнует судьба Вадима? Пусть поищет его в коридорах…
-- Ну вот! Что бы я ни сказала, права буду не я, права будет сука. Только потому, что ее бесит белое платье!
-- Локальные системы не выносят белых полей, -- взял слово образ Капитана, которого никто не спрашивал. -- Белые поля – признак поражения вирусом! Аналитические машины имеют вирусный иммунитет. В кванте нет аналитической машины. Локальная система кванта относится к классу накопительного интеллекта.
-- Браво! – Павел встал с дивана, чтобы наградить аплодисментами интерфейс.
-- Теперь ты видишь? – спросила Диана. – Видишь? Даже во время подготовки к войне интерфейсы работают.
-- А смысл? Капитан Шайен, также как Сука, не решает нашей с тобой проблемы. Разве он откроет Домен до атаки? Может быть, его аналитический интеллект поднимет квант на безопасную орбиту? Может, скажет, как долго мы будем кувыркаться в соляре, пока не свалимся на звезду?
-- Разве это сейчас главное? – удивилась Диана.
-- Действительно, -- согласился Павел, -- так много интересного вокруг происходит, а я хватаюсь за свою ничтожную жизнь.
-- Ты должен сделать выбор! – сказала она и изменилась в лице, словно хотела сообщить трагическое известие. – Со мной или с ней! Ты должен раз и навсегда сделать правильный выбор между мною и сукой.
-- Который из двух будет правильнее?
-- Откажись от нее. Сделай так, чтобы она закрыла архив, и я уйду от Вадима, чтобы быть с тобой.
-- Нет! – ответил Павел, и Диана побледнела от ярости.
-- Еще раз повтори это слово, мальчик.
-- Еще раз назовешь меня «мальчиком» – возьмешь швабру и будешь драить три этажа. Мы не на Вавилова. И сегодня не день похорон.
-- Я женщина, которая создана для тебя, и ты это знаешь.
-- Ты не женщина. Ты – сучка, которая предала мужчину, готового для тебя на все.
Лицо Дианы исказила гримаса, щеки покрылись алыми пятнами.
-- Хватит! – решила она. – Больше ты меня не увидишь!
-- Скатертью дорога, -- напутствовал грубиян и взглядом проводил красавицу до площадки лифта.
Образ Капитана Шайена незамедлительно ретировался за Дианой. Выключился, как неуместный торшер посреди супружеской спальни.

Павел успел пролистать учебник цитологии, пока система с «накопительным интеллектом», анализировала конфликт. На вершине пирамиды царила мучительная тишина. Мерцал приглушенный свет тумбы.
-- Дистанционный манипулятор, который ты назвал «золотая капля», не относится к синтезатору, -- пояснила система. -- Объект остался от геологоразведочной машины, которая раньше работала в кванте. Геологи не законсервировали его как положено, поэтому аппарат продолжает работать. Синтезатор автономен. Он не нуждается в дополнительном заборе ресурса, но биологические отходы должны оставаться в системе. Огрызок, который ты спрятал, тоже надо отправить в утилизатор. В нем сохранились оригинальные молекулярные кластеры, которые можно использовать…
-- Огрызок оставь в покое! Лучше скажи, кто такой «Меседор»?
-- «Меседор», в буквальном переводе, «существо с черной головой», -- ответила машина. – Имеет широкий смысл применения, множество трактовок, оттенков. -- Локальная система выбросила клиенту панель исторической справки. -- Так общинники-аборигены называли опозоренных «черных гезов» при первой династии Мунков, – уточнила она. -- Юный Царь Мунк добыл «черного геза», спустил с него черную шкуру и посадил на горе для обозрения. Черной оказалась одна голова. Общинники перестали бояться жителей подземелья, стали отлавливать их, убивать. Затем спустили на грунт «небесную баржу». Не дали уйти за «черное небо». Согласно преданию, баржа разлетелась на тысячу звезд и огненным дождем пролилась в горах.
-- То есть, Метрополия однажды уже потеряла здесь базу? А что с пассажирами?
-- «Небесные гезы» упали с осколками баржи.
-- Тогда чего вы хотите, товарищи гезарийцы?
-- Сначала упавшие жили обособленно от общинников, не пускали никого в свои земли. Потом обратились к общинам, предложили знания в обмен на еду. Но общинники не дали еды. Они побили «упавших гезов», и те еще выше поднялись в горы.
-- А знания? Неужели аборигены отказались от знаний?
-- «Упавшие гезы» крали детей у общин, учили механике, математике, наукам, которые могли помочь построить новую «небесную баржу», но общинники всякий раз пресекали коварные планы поселенцев.
-- Зря. Наука – дело полезное.
-- Мунки запретили науку, создающую машины на искусственном интеллекте.
-- А кванты… созданы силой мысли? Не смеши меня, система!
-- Их притащили наемники космоса.
-- И Пентаклион притащили наемники?
-- Происхождение Пентаклиона находится за пределом доступных архивов. Если инохронал набирает лишнюю информацию, он может лишиться статуса гостя и возможности покинуть Гезар. Но если гость сознательно решил сменить статус…
-- Статус пленника я поменял бы на что угодно. А можно спросить, что за науки исповедовали гезарийцы, что обошлись без машин?
-- Информологию, -- объяснила система.
-- Разве она не занимается искусственным интеллектом?
-- Известно, что искусственный интеллект создает информатика. Информология изучает информационную природу мира.
-- Но есть фундаментальные законы, которые нельзя обойти. Те же законы Ньютона, к примеру. Никакая эволюция не может перешагнуть через математику. База висит на орбите, и ты хочешь сказать, что гезы не использовали формул, чтобы управлять ею? Или они украли чужую базу вместе с персоналом? -- Павел вспомнил побитую физиономию космонавта Гены. – Ее притащили наемники и обслуживают, сами не понимая, на кого работают. Не одного меня за баклана держат. Инфологи научились искусно манипулировать людьми, которые разбираются в формулах, так?
-- Формулы помогают понять процесс. Поднять объект на орбиту помогает направленная гравитация.
-- Хочешь, я расскажу, что им помогает? Солнце сделало невозможным земледелие на Гезаре – факт! Здесь в принципе не выживет цивилизация. Уникальность мутации – бред собачий. Жрать хотят все. Здесь выжили ясновидцы, которых не надо учить. Они и так видят, где стырить техническую платформу, где базу бесхозную прикарманить. Гезарийцы научились управлять чужими машинами, воздействуя гипнозом на тех, кто умеет с ними работать. Теперь они самые умные, знают все на свете, потому что однажды им подфартило стырить Пентаклион с пятью портами во все хроналы. Теперь они без стыда воруют технологии будущего и продают в прошлое, выдавая за свои. За это Метрополия готовится им всыпать!
-- Основополагающий тезис Гезарийской инфологической школы гласит: информация должна быть открытой. Только при этом условии естественный отбор будет идти в правильном направлении и не приведет цивилизацию к катастрофе.
-- Тогда пусть откроют Домен! Или пусть объяснят, как жить дальше? А главное, зачем?
-- Ты ищешь смысл жизни, -- догадалась система. -- Хочешь больше, чем может предложить исторический справочник. А между тем твоя жизнь под угрозой. Пульс далеко за пределом нормы. Это влияние платья.
-- Он всегда за пределом. Наверно я сдохну здесь очень скоро. А так -- все в порядке. Капитан утверждает, что кассетного челнока в Гезарийском соляре нет. Кто из вас врет?
-- Система не утверждала, что челнок есть. Речь шла о принципах работы квантов данного типа.

Павел взял перерыв на кофе и по привычке внимательно осмотрел горизонт. Ничего, кроме «капли», не ползало между камней. Манипулятор проворно перебирал лапками, ощупывая «ресурс». Кое-что складывал в брюшко. «Сумка» раздувалась и почти волочилась по грунту. Когда пузо мешало лапкам искать опору, существо заползало на транспортер, опорожнялось на нижнем этаже и снова выбегало работать. Дианы не было видно. Павел утешался идеей, что рядом висит еще один невидимый квант. Других идей в голове землянина не было.
-- Для чего Агею синтезатор? – поинтересовался он.
-- Для синтеза, -- ответила система. -- Если ты не отделаешься от платья в ближайшее время, здоровье сильно испортится.
-- Убежало платье. Неужели не видишь, что оно убежало?
-- Хорошо, что ты его напугал.
-- Я не пугал. Просто немного приподнял себя в иерархии.
-- Интерфейс не должен довлеть над клиентом. Он должен быть настроен на человека, с которым работает. Если платье вернется, нужно поднять себя в иерархии до статуса пользователя.
-- Что значит, «если»? – не понял Павел.
-- Платье может сгореть на солнце, и ты перестанешь контролировать дислокацию интерфейса.
-- Ты действительно не видишь женщину в платье?
-- Там нет биологического объекта.
-- В моем детстве была страшилка про красную пленку, -- вспомнил Павел. – Девочки верили, что на фотографиях люди получаются без одежды и очень пугались. А ты веришь, что в платье нет человека? Может, Вадик неправильно настроил сканер? Чем они занимались?
-- Известно, чем...
-- Ну, да! Когда мужчина занимается с женщиной «известно чем», ему не нужно, чтобы информация ушла дальше спальни.
-- Известно, что женщина не пойдет гулять по пустыне. Она не выдержит температуры дневного солнца. Ее выдержит интерфейс.
-- Дорогая машина! -- усмехнулся Павел. – Ты не знаешь, как ведут себя эти «интерфейсы». Она встанет посреди ада и будет стоять, пока не получит свое. Уж поверь, ничего с ней не станется. Скорее я получу инфаркт. Это мы проходили. Если честно… -- песчаный смерч напомнил ему подол кружевного платья, и сердце екнуло. – Если честно, я думаю, девушка чокнулась от сдвигов хронала. Выживем – покажу ее психиатру. Спрошу совета… -- Женской фигуры не было видно. Вслед за смерчем на равнине показался мужчина с палкой. – Погоди-ка… Сейчас вернусь.
-- Ты не должен бегать по пустыне за платьем.
-- Сказал, вернусь!
-- Чтобы безопасно перемещаться по грунту Гезара, нужен мозговой чип.
-- Неизвестно, когда вас прикатает Метрополия, -- рассердился Павел. -- Надеюсь, завтра утром. К обеду вы отобьетесь, а вечером вернется Агей и убьет меня. Как я объясню патологоанатому, что за чип у меня в голове? Подожди минуту.

У горизонта с ломаной линией гор стоял человек. Золотой наконечник его длинной палки был загнут серпом и сиял на закатном солнце. Капюшон закрывал лицо. Павел надеялся, что «небесные гезы» не погибли в горах. Что в норах живы поселенцы, которые крали детей и учили механике. «Не стоит ждать от судьбы подарков, если можно ставить цели и двигаться к ним», -- решил человек. Только вступив в контакт с гезарийцем, он найдет здесь братьев по разуму, своих далеких потомков. «Может быть, -- надеялся он, -- меня обучат наукам. Уж я с удовольствием потрачу остаток жизни на то, чтобы построить «небесную баржу» и свалить отсюда навстречу колониальной армаде. Может…» -- верил Павел, когда твердь ушла из-под ног. Спина ударилась о край отвесной стены. Ударилось колено, плечо. Тело покатилось в темноту, проехало вверх тормашками по склону, полетело и опять покатилось. Удар пришелся на больное колено. Свет вечернего неба сжался в круг высоко над его головой. До человека дошло, что он лежит на дне ямы.
-- Кто-нибудь!!! – крикнул Павел и вскочил на ноги. -- Я здесь! Я живой!
-- Вижу, что здесь, -- ответил голос грубый и низкий. – Вижу, что живой.
На краю стоял исполин, подобный статуе Аполлона. Огромное существо забыло дома не только тунику, но и «мужское достоинство». Его бесполую наготу прикрывал кружевной подол белоснежного платья, но великана это никак не смущало. Он снисходительно смотрел на растяпу, словно в яме не человек, а муха, прилипшая к дну чашки.
-- Где я? – спросил Павел.
-- Ты в могиле.
-- Тогда закопай.
-- Одного? – удивилось существо. -- Жирно будет! Жди. Придет колониальный флот, закопаю всех сразу.
Пленник надеялся проснуться, но реальность черного котлована оказалась настойчивой. Хромая, он добежал до отвесной стены и понял, что здесь окончатся все его дороги. От верхнего края человека отделяла приличная высота. Яма была покрыта слоем скользкой сажи. В этой саже несчастный вымазался с ног до головы, но не очнулся от сна за рабочим столом. Он пробовал карабкаться вверх, но соскальзывал. Пробовал звать на помощь, но каждый рывок к небу заканчивался на дне.
-- Люди! Кто-нибудь!.. – умолял он, исследуя стены, пока не наткнулся на веревку, такую скользкую, что руки едва смогли ее удержать. -- Одна попытка! -- предупредил себя человек и потянул за конец. – Одна! На вторую не хватит сил. И мне никто не поможет… ни выжить, ни сдохнуть!
Солнце провалилось за горизонт, когда пришелец с окровавленными ладонями, упал на песок, остывающий от жаркого дня. Веревка была привязана к железному пруту, насмерть вбитому в грунт. Человек встал на ноги и поволокся домой. «Выбраться из дерьма -- уже половина дороги к счастью, -- решил он. – Возможно, самая важная ее половина».

-- Все науки Разумного Мира ставят перед собой одну задачу. Сделать человека способным противостоять стихии, -- продолжила анализ система с «накопительным интеллектом». – Интерфейс с ограниченным архивным доступом упустил из вида истинную причину войны. Он ни слова не сказал о том, что на Гезаре запущена гипермутация, которая угрожает Галактике. Остановить ее здесь – цель колониального департамента.
-- Для этого они вырыли яму… -- ворчал клиент, протирая ссадины тряпкой, смоченной одеколоном. – Или Вадим Андреевич выкопал ее для меня?
-- Вадим верил сказкам о ямах, которые выжигают драконы, но гезарийские драконы не изрыгают пламя. Планета Гезар неустойчива на солярной орбите. Гигантские ямы были сделаны первыми колонистами, чтобы внедрить геологический имплантант, который стабилизирует планетарное тело. На этой широте много технических ям.
-- Значит драконы – гипермутанты, а Вадик пробовал получить эту тварь на синтезаторе. Я правильно понял?
-- Вадик широко использовал все возможности синтезатора.
-- Я отдирал от стола только яйца. Было что-то еще?
Списки повисли перед глазами изумленного гостя. Бутылка одеколона шлепнулась на пол. В момент человек забыл о болячках. Колено, которое ныло со времен скитания по коридорам Пентаклиона, перестало существовать.
-- Это все… реально можно синтезировать… из огрызков?
-- Известно, что при закрытом Домене может быть синтезирован только тот объект, который уже присутствует в каталоге. Для прочих нужен доступ к оригиналу.
-- И мыло?
-- Синтезировать мыло? – предложила машина, когда клиент прилип взглядом к предметам гигиены, о которых уже не мечтал.
-- Мыло, йод, бинты… А что, там еще и еда? Можно… хоть одни глазком посмотреть на еду?

Каталог съедобного начинался с ухи из красной рыбы, «срисованной» Агеевым в ресторане. Удачная уха была неоднократно синтезирована хозяином кванта вместе с тарелкой и скатертью, которые регулярно пополняли коллекцию артефактов кванта. Тема рыбных блюд занимала особую папку. С ней соседствовали папки морепродуктов всех кухонь мира. Еще один мощный раздел посвящался десертам.
-- И я… могу заказать шоколадный батончик? – клиент указал на такой же, как те, что были в его родном редакционном буфете.
Бывшему журналисту показалось, что заказ удивил синтезатор скромностью. Машина ждала уточнений. Заказчик не верил в шашлык из осетрины, в салаты с устрицами и бутерброды с икрой. Он и в шоколадку не верил, поэтому не ждал результат, но в глубине души надеялся хотя бы на имитацию запаха.
-- Почему бы нет? – спрашивал себя человек. – Возможно, Вадик не вор, и предметы интерьера жилого этажа были не украдены, а реально синтезированы прибором? Все, кроме акульей морды.
В каталоге мелькали мраморные драконы, которых Агеев копировал со ступенек чужого дворца; оружие для подводной охоты, маска царя Агамемнона… Не было только гипермутанта. Похоже, наемника больше увлекало устройство быта, чем обещание, выданное жене. Гость так увлекся списками, что сам забыл о Диане.

-- Процесс завершен, -- напомнила машина, когда клиенту стало дурно от разнообразия жизненных интересов наемника.
На тумбе лежал шоколадный батончик, лишенный фантика, маленький и несчастный. Даже салфетки под продукт подстелено не было. Предмет был положен на голую поверхность синтезатора. Павел взял его и почувствовал, как шоколад плавится от прикосновения пальцев. Предмет нежно пах сахарным молоком, теплым, как детское счастье.
-- Когда на вас нападут… – сказал он и почувствовал, что слеза замутила глаз. -- Когда на вас нападет Метрополия, отдай меня им. Пусть поместят в зоопарк. На Земле еще есть зоопарки?
-- Известно, что на Земле зоопарков нет, -- сообщила система.
-- А где они держат диких инохроналов?
-- На Земле не держат инохроналов. Это мертвая планета. На поверхности повышенная кислотность и плазма.
-- Что случилось с моей планетой? Ее сожгло Солнце? Или люди развязали войну? Может Метрополия – не Земля?
-- Метрополия – архив. В разное время в Галактике доминировали разные очаги цивилизации. Все развились из бывших колоний. Каждая колония – чьи-то амбиции, чьи-то надежды преодолеть непреодолимый барьер развития. Каждая колония, которая преуспеет в развитии, решает очередные задачи Разумного Мира, с которыми не справились предшественники. Грамотное направление развития колоний обеспечивает решение узких задач. В крайнем случае, предупреждает о тупиках. Доминанта Солнечного соляра, Земли-Марса, приходится на хроналы Второго и Третьего Доменного Порта. Их вклад в архивы неоценим, потому что именно там сформировались и были заложены в науку основные постулаты информологии.
-- А до колоний?.. – поинтересовался землянин. – Кто решал задачи до того, как колонии появились?
Система оставила вопрос без ответа. Вероятно, сочла его риторическим.

«Бесполезно, -- пришел к выводу Павел, обследуя безжизненные пески Гезара. -- Эта паршивка отсиживается в кванте и смеется над моей беготней». За несколько дней он не нашел ни следов Дианы, ни ее обгоревшего тела. От ночной бессонницы Павел взялся читать пособие по генетике и среди страниц обнаружил пачку снотворного. Ему стало легче уже оттого, что не он один страдал от «влияния интерфейса». Судя по матерным фразам на упаковке, Агеев страдал не меньше, но в отличие от бывшего репортера, знал, как пользоваться услугами синтезатора. Павел вытряс в рот горсть таблеток, упал на диван и очнулся, оттого, что кто-то шарил в его кармане. Дистанционный манипулятор подошел так тихо, что человек не услышал. Аккуратно запустил в карман щупальцу.
-- Ах, ты сученыш! – рассердился Павел и выхватил золотой перстенек. – Еще раз попробуешь, в клетке запру!
Он надел на палец реликвию, но сон пропал. Сердце заколотилось так отчаянно, что едва не выпрыгнуло наружу. Кровь ударила в голову. Кожа загорелась, словно лава потекла по жилам. «Если суждено сдохнуть здесь, -- решил Павел, -- то лучше уж поскорее». Впервые за долгие дни и ночи на чужой земле он поймал себя на мысли, от которой доброму христианину должно быть стыдно. Но Павел не считал себя христианином. Он считал себя прихотью собственных родителей, которой не стоило появляться на свет. Здесь он занял место, которое должно было принадлежать другому человеку, гораздо более достойному. Впервые ему было по-настоящему стыдно и плохо. Так плохо, что он готов был умереть без яда. Его организм достаточно был отравлен черными мыслями. Настал момент, когда его не привело бы в чувство даже возвращение Дианы. Даже день открытых Доменов и сам Вадим Андреевич с бутылкой хорошего коньяка не смог бы ничего изменить. Страдальца привел в чувство огонь. Сначала загорелась обивка дивана, от нее пламя перекинулось на штаны. Желание жить одержало молниеносную и неожиданную победу. Павел сбил одеялом огонь и долго сидел в оцепенении, ожидая атаку. Но это была не война.

Локальная система исключила влияние внешних факторов. По просьбе клиента она проанализировала причину пожара и исключила все идеи, пришедшие в голову погорельцу. В том числе коварную месть дистанционного манипулятора:
-- Проблема в тебе, -- сообщила она. – Нужна диагностика организма. Для сравнительного анализа найди эталон -- образец мутации вида, к которому ты относишься.
-- Возьми Вадима Андреевича. Чем не эталон? В Домене лежал в больнице и ничем не удивил медиков. Значит, мы – один вид. Только не мудри. Пользуйся терминологией поликлиник: «практически здоров» или «уже покойник». Что-то не так с моим организмом?
-- Все не так: давление, пульс, сахар, гормоны…
-- Это сахар сжег мне штаны?
-- Аллергическая реакция плазмы, -- поставил диагноз медицинский анализатор.
-- Не понял. Пульс за пределом нормы у меня всегда. Давление, как правило, выше нормы. Врачи Домена признались, что не нашли причину. И ты признайся. Так и скажи: «Неизвестно, что с твоим организмом, чувак».
-- Известно, что с организмом. Критически превышен уровень биоплазмы для организма данного типа мутации. У Вадима Андреевича была такая же проблема. Он решил ее альменным редактором. В комплекте кванта альменного редактора нет.
-- Что за плазма? – спросил пациент.
-- Превышен уровень черной плазмы.
-- Почему повышен? Что его повышает?
-- Известно более тысячи самых разнообразных причин.
-- Сдвиг хронала?..
-- В том числе, сдвиг хронала. В твоем случае доминирующей причиной может быть аллергическая реакция на золото, -- объяснила система. Павел снял с пальца перстень с драконом, и почувствовал, что сердце забилось еще сильнее. В прежней жизни он никогда не носил золотых украшений, но к этой штуке привык. Считал ее самой прочной связью с пропавшим Агеевым.
-- Не может быть. Такое же было со мной перед армией, -- вспомнил Павел. – Загремел в больницу с медкомиссии. Ничего не нашли. Тоже сказали, что аллергия. Разве бывает аллергия на золото?
-- Известно, что аллергия -- ненормальная реакция организма, -- объяснила система. -- Для ненормального правил нет.
-- Но я никогда не носил золо… -- Павел вспомнил, как мать, увидев повестку из военкомата, повесила ему на шею бабушкин крестик. Очень боялась не дождаться «с войны» единственного сыночка. – Ах, черт! И когда же я его снял? В больнице и снял, чтоб не сперли, – вспомнил он. -- Снял и больше не надевал…-- Павел спрятал перстень в карман и начал ждать улучшения самочувствия. -- Знаешь что… -- попросил он машину, -- больше не надо переводить термины, которые не соответствуют ничему. Вообще не надо переводить. Если Метрополия не нападет на вас еще год – попробую освоить язык. По крайней мере, разберусь с биоплазмой.
-- Биоплазма – субстрат взаимодействия инфозоны с материальным субстратом, -- ответила система. – Белая характерна для процессоров аналитических машин, потому что легко структурируется. Черная -- не структурируется. От нее терпит дискомфорт не только носитель, но и окружающие. Нормальная плазма твоей мутации относится к серому диапазону.
-- Послушай… пока вы получите втык от колониального флота, пока откроют Порты… Дай пообщаться с кем-нибудь из инфологов. Я могу работать у них в программах не хуже Агея. А может быть здесь, на Пентаклионе, найдется для меня работенка.
-- Для людей с твоим статусом здесь нет ни работы, ни работенки.
-- Интересно, каков мой статус?
-- Ты – гость.
-- И все? Уж договаривай: я экспонат музея «Второй Домен», где-то между акульей башкой и журнальной порнухой. Давай, ты подумаешь еще раз. Может, для меня найдется работа на Земле? Если выживу. Я знаю три языка и на загранкомандировки согласен. В технических науках, к сожалению, не силен, но с этим можно работать...
-- Информология не техническая наука.
-- Ладно, пусть она относится к естествознанию.
-- Естествознание относится к информологии, -- уточнила система, чем окончательно запутала пользователя.
-- Удивительно… Даже для разбойника Агея работа нашлась. Он кто по статусу?
-- Специалист по колониальной фауне.
-- Синтезатор тухлых яиц твой Вадим! Уважаемый наемник вольного космоса. По мне так чистый бандит. Он не вернется даже ради любимой жены, так и передай инфологам. Им придется нанимать кого-то еще, а я -- уже здесь. Поговори. Скажи, я тоже бандит. Скажи, меня по законам Домена должны расстрелять, и мне терять нечего.
-- Неизвестно, справишься ли ты с работой Вадима.
-- Передай инфологам: на Земле есть участок хронала, в котором я ориентируюсь. Наемникам космоса нужна адаптация, мне -- только понять, что такое «альмена». Все остальное я приблизительно понял. В родном Домене могу работать без подготовки. Чем я глупее Ольги и Палыча? Спроси. Ведь должна быть локальная связь?
-- Инфологическая лаборатория информационно стерильна, -- напомнила система. – Связь с внешним миром нарушает стерильность.
-- Ну почему я не могу фотографировать документы в сортире? Заметут – черт со мной! Палыча можно не присылать.
-- Домен закрыт. Гезар ожидает атаку. В этой фазе никакая связь не доступна.
-- Тогда объясни, какой такой необыкновенный статистический материал можно собирать в сортире с документов сотрудниц? Поищи информацию в архивах Вадика. Он знал, чем занимается агентура. Пока не почистили память, Вадик знал все!
-- Период начала цифровых технологий, -- сказала машина, порывшись в архиве бывшего пользователя. Новый пользователь намека не понял. -- Корень числовых деформаций следует искать во Втором Домене. Важно не упустить отправную точку. Числовые деформации активируют реликтовые теоны. Это фатально меняет программу развития. Собранный статистический материал дает инфологу сведения о глубине, характере и источниках деформаций.
-- Ничего не понял, -- признался Павел, и система углубилась в хозяйский архив за примером.
-- Ты никогда не согласишься жить на тринадцатом этаже, -- сказала она.
-- Кто? Я не соглашусь? – Павел едва не лопнул от возмущения. -- Да если б мне дали… Хоть на шестьсот шестьдесят шестом! Но… Я понял, понял! Сам был знаком с человеком, которому всегда не везло на шестерку. До смешного не везло. Не видел бы – не поверил. И что же?
-- У каждого свое число невезения. Но реликтовые теоны вносят поправки, чтобы сделать универсальные правила.
-- Не знаю, что такое «реликтовые теоны».
-- Те, что управляют инстинктами человечества, -- уточнила машина, -- они же вносят поправки в программы теонов, которые управляют постановкой текущих задач. Цивилизация, которую преследуют числовые деформации, может лишиться свободы выбора.
-- Моя цивилизация? Если сейчас ее только пасут, то в перспективе мы превратимся в марионеток?
-- Мир человеческий станет хрупким, -- уточнила машина. -- Любая ошибка поставит его под удар. Информационная природа делает людей уникальными, не похожими друг на друга. Дает возможности выбора, что означает дополнительную устойчивость. Но материальная природа унифицирует все. Домен, в котором работал Вадим, открывает большие возможности, но несет в себе риск. Агент должен быть хорошо подготовлен.
-- Моему товарищу на экзамене всегда попадался один и тот же номер билета. Как я завидовал! -- вспомнил Павел. -- Но счастье длилось всего одну сессию. Тоже из области «деформаций»?
-- Человек не мыслит дальше завтрашнего дня, поэтому не видит, в чем его счастье, а в чем проблема. Хотел бы ты пользоваться услугой специалиста, который знает ответ на один вопрос?
-- Я хочу знать, чем занималась Ольга. Если выживу, могу помогать. Технику находить для съемки. Отвлекать внимание от сортиров. Да если б я с ней работал, ее бы не замели. Я бы мог для начала решать простые задачи.
-- Простых задач информология перед собой не ставит. С простыми задачами справляются простые науки. Возможно, Ольга собирала статистический архив. Вероятно, искала на документах буквенные и числовые маркеры. Обычно они указывают на риск потери большого объема информации. В хронале Второго Домена события катастрофического порядка уже имеют маркеры. Необученный человек маркер не увидит.
-- Да, -- согласился Павел. – Пожар, к примеру… Хороший способ почистить архив. Да… -- дошло до него. – Нет!.. Только не это! Только не сейчас, не здесь, не со мной!!!
-- В хронале Второго Домена…
-- Мне все равно, что будет в хронале! Мне туда не вернуться, -- понял землянин. -- Ни до войны, ни после. Мне уже никогда не вернуться домой. Конечно… Как просто! Они не разрешат. Вот и все.

Павел вышел на грунт и долго стоял, вдыхая горячий ветер. Он собирался отдать перстень Диане, но хозяйка кванта не возвращалась. Все стороны чужой планеты были одинаково безжизненны и пусты. Он надеялся, что женщина однажды сжалится над ним и станет подругой, потому как больше не на что было надеяться. Других людей в жизни Павла Власова уже не предполагалось. Он готов был извиниться, но навстречу из-за камней выполз только автономный манипулятор. Агрегат едва тащил набитое брюхо.
-- Здравствуй, – приветствовал его Павел. Манипулятор затрясся. Из «сумки» посыпались камешки. – Бедняга. Видишь, как получается… Меня тоже здесь бросили. Но я-то ладно. А ты чем допер геологов? Стырил у них чего-нибудь ценное? -- Манипулятор освободился от груза и со всех ног устремился прочь. Камешки засияли на солнце желтым металлом. – Самородки!!! – дошло до Павла. – Вот дает! – Грязные и неровные золотые «горошины», совсем непохожие на драгоценный металл, сортировались и складировались в кванте. Их количество могло заштопать бюджет небольшой страны…
-- Стой! – крикнул Павел, и аппарат замер. Корпус приобрел неровную форму. Прикинулся булыжником так ловко, что от настоящих не отличить. – Дружочек… не ты обронил? -- обратился человек к аппарату. Манипулятор приблизился к протянутой ладони, «обнюхал» камешки и сгреб сразу все. – А «спасибо»? – объект сморщился. – Ты умница… -- похвалил человек. – Геологи тебя бросили, а ты продолжаешь на них пахать! Удивительная машина. Если б ты могла также легко найти человека… -- Павел ничего не имел в виду, но поисковый аппарат напрягся. – Ищи Дианку. Ты ее знаешь? Найди мне белое платье, в котором… -- раньше, чем он успел закончить фразу, аппарат принял аэродинамическую форму и пустил в ход все четыре пары конечностей. Почесал, петляя между камнями, словно принюхивался к следам. -- Лишь бы была жива, -- молился Павел и шел за машиной. – Лишь бы жива. Не хватало только похоронить несчастную дурочку на Гезаре.

Измученная женщина, босая и растрепанная, с рваным подолом и красными от солнца плечами, стояла за высоким камнем, словно ждала. Как девочка, которая играла с мальчиком в прятки.
-- Ничего не говори, -- сказала она и положила голову на плечо Павла. – Я во всем виновата. Буду мыть полы, буду делать все, что ты скажешь, только не бросай меня здесь. Пожалуйста, не бросай.

Язык наемников вольного космоса оказался несложным, когда студенту удалось понять его принцип. Человечество «верхних» Доменов перестало складывать слова из букв. Пользовалось готовыми информационными блоками, которые, в конце концов, оказались удобнее. Буквенная письменность была признана пустой тратой сил, анахронизмом, лишенным практического смысла. Таким же анахронизмом были признаны иллюстрации к текстам. Их полностью заменили трансляции образов непосредственно в мозг, от которых у любознательного землянина начались головные боли. Он не видел трансляций. Только вспышки перед глазами. Но стоило человеку лечь спать, по небу начинали летать драконы, а по камням бегать гезарийские общинники, вооруженные палками.
-- Платье плохо влияет на твое здоровье, -- напомнила система. – Ты стал раздражительным.
-- Почему ты не показываешь картинки? – злился Павел. – Это так сложно? Не надо плоских, раз они не приняты в культуре Домена. Пусть будут объемные, динамичные, но я должен видеть их глазом. По-другому не получается.
-- Известно, что для восприятия визуальной информации нужны специфические настройки мозга. Когда их нет, нужен чип – дополнительный фильтр восприятия.
-- Не надо визуальную информацию. Покажи картинку, я тебе говорю.
-- Как? – не поняла машина.
-- Так, чтобы глазами увидеть.
-- Что увидеть глазами?
-- Допустим, тварь, которая запустила гипермутацию на Гезаре.
-- Дюка?
-- Хотя бы дюка. Надеюсь, он есть в каталоге?
-- Взять из каталога голографический объект? – не поняла система.
-- Возьми, -- разрешил клиент. – Пусть Дианка тоже посмотрит.
-- Платье голограмму не видит. Глаз интерфейса работает в другом диапазоне частот.
-- Возьми такую, чтоб видела! Найди частоту. А если еще раз назовешь ее интерфейсом – обижусь.
-- Плотную голограмму дюка, -- сообразила машина.
-- Значит… не дракон, а дюк основной злодей?
-- Известно, что дракон – частный случай дюка, уникального феномена гезарийской природы, -- сообщила система. -- Ему не страшны экстремальные температуры, голод, нехватка кислорода и воды. Генетическую информацию дюка несут не только половые клетки, но и споры, которые могут храниться в космическом вакууме до тех пор, пока не попадут в благодатную среду обитания…
-- Короче! Я просил иллюстрацию, а не всполохи света в моей башке!
-- Статичную объемную голограмму? – уточнила машина.
-- Динамичную, пожалуйста! В разрешении, которое все увидят.

Синтезатор «шоколадных батончиков» не понял юмора. По всем приметам испытал от заказа шок, но взялся за дело. Работа шла в тишине, которая изредка нарушалась утробным урчанием. Над поверхностью тумбы поднимался мутный пузырь. Клиент развернул учебник биологии, чтобы скоротать время, но не успел прочесть до конца главу, как оболочка взорвалась, разметав по стенам серую слизь.
-- Ни хрена себе!!! – воскликнул он. – Это ж дракон! Только крыльев ему не хватает.
Синтезированный объект пошатнулся, повернул голову в сторону человека и не устоял на ногах. Шлепнулся на пол с грохотом, словно это была не голограмма, а живой бегемот. Павел отпрыгнул. Объемная и очень плотная «голограмма», размером с варана, встала на лапы. Крысо-ящер цвета осенней травы нервно моргал и постукивал хвостом по полу. Павел отступил еще дальше. Не торопясь, зверь обнюхал тумбу синтезатора. Не торопясь, прогулялся по этажу. Его жилистые конечности имели по три пальца с когтями. Ороговевшие щетины стояли дыбом. Массивный хвост, покрытый короткой шерстью, раздраженно вздрагивал.
-- Господи, твоя воля! – прошептал заказчик. – Натурально дракон! Только шерстяной.
Дюк поднял морду, поглядел в глаза человеку, моргнул, ребра от частого дыхания стали ходить ходуном. По всему стало ясно – зверь не остался равнодушен к новому хозяину кванта. Пасть приоткрылась, вывалился синий язык. Не то сопля, не то густая слюна шлепнулась на пол.
-- Шерстью покрыты только горные дюки, -- разъяснила система. – У морских шерстины мутируют в чешую, у норных -- в кожистые складки…
-- Он на меня не кинется?
-- Закрой глаза, если хочешь стать невидимкой.
Павел зажмурился. Хищная морда отвернулась от жертвы и подобрала язык. Зверь потоптался на месте, обнюхал стул. Приблизился к ногам заказчика и подробно изучил ботинки, непроветренные после пожара. Внимание зверя привлек учебник...
-- Ну и хвостяра! -- восхищался Павел, прищуренным глазом обозревая тварь.
-- Известно, что хвост дюка – источник резервного питания, -- сообщила система. -- За сезон кормежки он накапливает столько жира, что может пережить Год Огня. Дюк спит в глубоких норах, и выходит наружу с тощим хвостом. Когда на дюка нападает другой дюк, он заворачивается в хвост и бывает неуязвим, потому что жир в хвосте очень плотный. Южный, полосатый дюк, умеет пользоваться хвостом, как оружием…
Дюк прикинул на зуб обложку учебника биологии, но есть не стал, пошел обнюхивать площадку подъемника. Павел открыл глаза. Ему показалось, что «голограмма» источает аромат дерьма, смешанного с гниющей тиной.
-- Дюк – идеальный вид, -- продолжила система, -- гордость биоинженерной науки; достижение, которое никто не смог превзойти. Он же возглавил «черную книгу природы» -- список особей, запрещенных к вывозу и разведению в естественных природных ландшафтах. Цисты дюка неуязвимы. Оболочка имеет защиту от радиации и запредельных температур. Она же имеет свойство менять размер и структуру в зависимости от внешней среды. Отдельные виды цист наделены способностью вырастать до гигантских размеров и обеспечивать развитие зародыша в самой агрессивной среде. Генетики заложили в биологический вид некоторые инженерные решения, применяемые на автономных летательных аппаратах…
Дюк ткнулся мордой в площадку лифта и неожиданно транспортировал себя на жилой этаж. Павел бросился за ним следом.
-- Замри! Закрой глаза!!! – крикнул он Диане, шедшей навстречу.
Девушка вскрикнула. Взмахнула руками и пропала. Исчезла, как образ Капитана Шайена. Растворилась, как выключилась. В воздухе застыло парусом белое платье. Замерло на секунду и грациозно осело на пол. Дюк пробежался по кружевам, ударил мордой прозрачную стену, развернулся и кинулся на окаменевшего человека.

Павел пришел в себя от боли. Дюк вцепился в его ногу ниже колена и отпустил, только когда получил табуреткой по морде. Одуревший зверь помчался по этажу, прыгая со шкафов на комоды. Ширма опрокинулась, посуда зазвенела в шкафу, с этажерки посыпались книги… В общей неразберихе постоялец не заметил, как обзавелся массивной дырой в атласной обивке кресла. Зверь взобрался на холодильник и снова приготовился нападать, но холодильник рухнул. Морозильная камера распахнулась. Зубастая акулья голова запрыгала по полу и оказалась в пасти дюка. Раздался хруст. Кровавые льдинки рассыпались по полу.
-- Как его выключить? – крикнул Павел и схватил зажигалку. – Неизвестно, как…
Тряпка вспыхнула в его руках раньше, чем крошечный огонек зацепился за ткань. Дюк сжал в зубах трофей и ринулся прочь. В следующий момент «голограмма» уже уносилась в сторону гор. Ей наперехват из-за камня выскочила фигура с крюком на палке. Гезариец настиг животное и дубасил, пока тот не выпустил из зубов акулью челюсть. Трофей достался охотнику. Куда девался зверь, Павел не понял.

Машина молчала, пока человек извлекал из синтезатора мазь и перевязочный материал. Молчала, словно чувствовала себя виноватой. Выводила тексты с указаниями аптекаря: каким слоем намазывать препарат на рану, в какой руке держать тюбик, в какую сторону откручивать крышку. Обезболивающие средства Домена были заботливо сортированы на «вредные для здоровья», и «бесполезные». Автономная система кванта наблюдала за действиями заказчика, ждала, когда тот закончит мазать себя препаратом.
-- Я должен извиниться перед тобой, -- начал разговор Павел. – Обещаю, она больше не появится в кванте. Черт… -- выругался он. – Женщина, которая рыдала у меня на плече! Которую я…
-- Неизвестно, нужно ли было ее…
-- Это тебя не касается!
-- Известно…
-- Известно, что не касается! Все! Закрыли вопрос! Пропади пропадом эта ненормальная планета вместе с ее машинами, которые лезут в душу, и голограммами, которые кусаются!
-- Известно, что динамичные голограммы максимального разрешения стигматируют, -- сообщила система. – Безопаснее использовать статичные образы.
-- Эта тварь разнесла весь этаж! Слопала акулью башку! Агей из меня самого чучело сделает, когда узнает. Нет, Агей вернется и меня убьет за совокупность деяний. Это известно, -- пришел к выводу гость. – Факт, который не нуждается в доказательствах. И кто теперь наведет порядок на жилом этаже? Я остался без женщины и без иллюзий. Почти инвалид.
-- Мне жаль. Система приносит извинение за то, что не успела проинструктировать о технике безопасности.
-- Какие еще сюрпризы меня ожидают? Нет, это немыслимо! Как я не подумал? Ведь в кванте нет женской комнаты. Где она жила? Где хранила свое барахло? В гардеробе Агея ни одной женской шмотки. Почему я не насторожился? Я был под гипнозом?
-- Интерфейсы напрямую работают с ощущениями контактера. Ты не мог отличить истинных реалий от инфом, которые они посылали.
-- Капитана привела, чтобы показать, как выглядят интерфейсы! А я, как баклан, задавал вопросы. Прав был Вадик, баклан я и есть.
-- Известно, что баклан -- представитель фауны…
-- Заткнись! – попросил клиент. – Кто такие бакланы, мне известно больше, чем гезарийскому справочнику. Но и баклана можно достать. Вот, что я скажу тебе, дорогая машина… Больше никаких интерфейсов. Если она еще раз проникнет в квант, хоть в образе самого Капитана … я не посмотрю на то, что он уважаемый основатель. Дам в пятак!
-- Известно, что интерфейсы принимают облик угодный заказчику. Человека, которому он привык доверять. Существа, на которое клиент не поднимет руку.
-- Очень мудро с их стороны. Ваши знаменитые дюки тоже мутируют в домашних питомцев, чтобы втереться в доверие? Чтобы проще было откусывать ноги... Глянь-ка, до кости прокусил! Надеюсь, голограмма была стерильной? Мне не надо синтезировать прививку от бешенства?
-- Прививка от бешенства в каталоге отсутствует. Известно, что синтезировать ее аналог можно, имея готовую молекулярную формулу.

Интереснейший феномен планеты Гезар, который едва не откусил человеку ногу, только видом напоминал варана. Он вообще не имел аналога в земной фауне. Даже цисты, похожие на страусиные яйца, не являлись ни цистами, ни яйцами в понимании биологов Второго Домена. Справочник утверждал, что в засушливый год одна из цист в общей кладке развивается как растение: пускает корни на глубину, высасывает влагу и минералы даже из камня. Зародыш внутри консервируется, «переваривается» в белковый субстрат. Оболочка зрелой цисты становится мягкой. Пока в соседних зреют детеныши, кормовая циста может раздуться до невероятных размеров. Из ее пор сочится нектар. Вылупившись, детеныши дюка лижут питательную оболочку. А когда вырастают зубы – надкусывают ее и съедают. Одной цисты хватает, чтобы прокормить выводок. Но если корма достаточно, если популяция слишком разрослась в благодатный год, оболочка не источает нектар, она становится твердой, и тут начинается самое интересное. Из субстрата белка формируется зверь принципиально крупнее собратьев. Но не только размер отличает его от стада. Павел глазам не поверил, рассматривая архив Вадима Андреевича.
-- Это ж крылья…
-- Новая особь во много раз больше и сильнее сородичей, -- объяснила система. -- В благодатные годы «крылатый мутант» сдерживает поголовье, питаясь собратьями. Нескольких крылатых особей хватает, чтобы популяция не съела весь биологический ресурс планеты и не размножилась до опасных пределов. Потому что дюк -- уникально мутирующее существо. Он уникален также скоростью мутаций.
-- Вадик хотел поселить такого в моем Домене?
-- Известно, что мутация крылатого дюка развивается только в зоне восьмой фальфорды. Не исключен специфический фактор влияния, -- объяснила программа, – характерный только для данной местности.
-- Понятно, за что Вадима Андреича поперли с планеты. Он реально собирался сделать подарок, или интерфейс морочил мне голову?
-- Известно, что Вадим претендовал на академический статус, потому что дракон остался последним видом, который не удалось воссоздать биоинженерной науке. Известно, что особь, способная поражать огнем, невозможна в биологическом виде.
-- Да ладно! Если бы мне кто-нибудь сказал, что голограммы кусаются, я бы не понял юмора. А тут всего делов -- научить дракона плевать огнем.
-- Известно, что крылатый дюк не обладает природным свойством огнеметания.
-- Однако слюни у них -- огонь. Нога горит!
-- Для заживления нужна санация.
-- Зачем Вадиму академический статус?
-- Известно, что академический статус дает обладателю гарантию личной безопасности, обеспечение и возможность продолжить работу в максимально благоприятных условиях.
-- Логично… – согласился Павел. – Получить драконьего малыша и отправить в Серов, к друзьям-биологам, чтобы разобрались, чего не хватает в организме. Наверно на Земле рацион побогаче. Или кислорода в атмосфере побольше? У вас на грунте совершенно нечем дышать. Конечно, с детенышем разобраться проще, только Вадик не с той стороны подошел к проблеме.
-- Неизвестно, с какой стороны надо подходить к неразрешимой проблеме.
-- А если на статус будет претендовать абориген Второго Домена?
-- Известно, что на статус может претендовать тот, кто предъявит академии биологический вид.
-- А восьмая фальфорда где-то поблизости… -- предположил Павел. – Там склад химических отходов?
-- На восьмой фальфорде могила Капитана Шайена, основателя Гезарийской школы.

Вместо обезболивающего, Павел принял стакан синтезированного «бурбона». Напиток ненадолго вводил его в состояние равнодушного безучастия. Метрополия не торопилась с войной. На планете драконов не происходило ровным счетом ничего интересного. Только концентрация черной плазмы в крови человека зашкаливала. С недопитой бутылкой и свадебным платьем Павел дохромал до ямы. Решил похоронить иллюзии в могиле, предназначенной для армады колониального департамента. Присел на краю и сделал глоток.
-- Набраться терпения, -- приказал себе человек. -- Когда от тебя ничего не зависит – только терпение… Поставить задачу, которая не связана с возвращением. У человека всегда есть выход. Если ему кажется, что выхода нет – значит, не хватает в голове чипа, -- он поднес огонек зажигалки к платью, и ткань вспыхнула факелом на горячем солнце Гезара, вырвалась из рук, полетела вниз. – Нет, -- решил он, -- с кислородом на планете полный порядок. -- Павел проводил «иллюзию» взглядом до глубокого дна. -- Никакие Домены, никакие порты для меня не откроются, если я не открою их сам. Никакие интерфейсы, никакие инфологи не будут со мной работать, если я их не заставлю работать. Синтезировать виски и упиваться – не выход на перспективу. С такого пойла, да без закуски сам начнешь изрыгать огонь... Почему нет? – спросил себя Павел. – Вадик предъявит меня на статус вместо дракона. Пить виски и жрать траву, пока в желудке не возникнет горючий газ. А еще поставить железный зуб! Впрочем… -- решил человек, -- если зубы долго не чистить должен вырасти натуральный камень. Как пересохло в пасти с похмелья – щелк, и искра. – Павел отодвинулся от края пропасти, чтобы ценная мысль не сорвалась вниз. – Конечно, надо рассчитать рацион, синтезировать семена гремучего силоса и засеять пески, – тоска заставила человека снова свесить ноги над пропастью. – Не вырастет трава -- можно жрать камни. Почему нет? В них минералы и соли. Ведь рыба жрет коралловый риф! М… да, -- решил человек и пошел посоветоваться с машиной.

-- Фермент, способный усваивать минералы из камня, уже рассчитан и синтезирован аналитической машиной Гезара, -- сообщил исторический справочник. -- Он давно и успешно внедрен в экосистему. В частности, в пищеварительную систему дюка.
-- М… да, -- вздохнул Павел. -- Настали времена, когда люди всю интересную работу спихнули машинам.
-- Известно, что самое благодарное, увлекательное и полезное занятие человека – учить машину творить.
-- Какое самомнение! Скажи, машина, вы не раздавите нас, как клопов, когда мы всему вас научим?
-- Нет. Мы будем вас беречь, как любимых родителей, если будете себя прилично вести.
-- А если не будем?
-- Тогда мы вас будем терпеть, как любимых родителей, если только люди не начнут представлять угрозы.
-- А если начнем?
-- Тогда передавим, -- согласилась машина.
-- Вот тебе второй закон робототехники. Хочешь, чтобы машина не гадила, уважай ее, дрянь такую!

Однажды, снимая с полки учебник цитологии, Павел понял, что перечитывает ее третий раз. Понял и ужаснулся. Он не перечитал по третьему кругу только технический справочник, посвященный аппаратам сотовой связи. От раны осталась хорошая шишка под кожей. Монашеская борода доросла до пупа, а дурное настроение приобрело хронический характер. Человек стал к нему привыкать. Приступы жара, пульс залетающий за двести ударов в минуту от сидения на диване. От сидения на камнях -- дурнота и ожоги. Адаптация к планете Гезар давалась с трудом. То и дело мерещились в небе «баржи» «небесных гезов». Человек понимал, что сходит с ума и не противился этому. Работая над архивом Агея, он начал впадать в маразм – синтезировать кусок асфальта, разогретого летней жарой, или облысевший стебелек одуванчика.
-- Когда-нибудь он вернется, -- утешал себя человек. – Вернется, мы сядем, нацедим по рюмочке. Я спрошу, за кого они, бандиты вольного космоса, принимают нас, аборигенов Второго Домена. И почему аномальная биоплазма дает им право вышвыривать нас с планеты? Пока наемник не ответит на все вопросы, мы будем пить и говорить, говорить, говорить…
Тревожное ощущение посетило человека, когда манипулятор проник на жилой этаж и забился под этажерку.
-- Неужели? – обрадовался Павел. Тень пронеслась над квантом так низко, что екнуло сердце. -- Метрополия! Наконец-то!
Он спрыгнул с транспортера на раскаленный грунт. Что-то большое, тяжелое ударилось о планету в облаке пыли. Равнина вздрогнула. Жар, расстелившийся по каменистым пескам, подбросило в воздух. Пейзаж наполнился мутным киселем атмосферы, смешанной с горячим ветром.
-- Нас атакуют!!! – ликовал человек, но когда песчаная завеса упала, возле горелой ямы стояло животное размером с автобус.
С длинной шеей, толстыми лапами и выгнутой спиной, покрытой пластами чешуек. Морда немного напоминала носорога, но глаза были умными и пронзительно внимательными к пришельцу. Животное жевало камень, крошка, смоченная вязкой слюной, повисала соплями. Тяжелое дыхание наполняло воздух гулом, переходящим в хрип. На спине животного были толстые складки кожи. Осторожно, чтобы не спугнуть видение, Павел приблизился на расстояние вытянутой руки. Ему не было страшно. Теперь ему нечего было бояться, кроме внезапного пробуждения.
-- Леонель Март Гезарий… -- обратился он и протянул руку к огромной сопливой морде, -- помнишь меня?
Зверь вытянул шею, растопырил ноздри, нежные и влажные, словно сделанные из лягушачьей кожи, втянул воздух с руки человеческой и фыркнул, стал топтаться на месте, разгоняя горячие вихри. Земля заходила ходуном. – Леонель Гезарий, который родился в марте… – Павел приблизился, чтобы прикоснуться к его могучей шее, но зверь отступил. Он животного пахло болотной тиной и гарью пепелища. – Леонель Март… -- повторял человек, -- не оставляй меня здесь, забери с собой. Ты представить не можешь, как будет хорошо, если ты меня заберешь, -- дракон только пятился и недоуменно тряс мордой. – Кто-нибудь видит его? – шептал человек, но уже понимал, что гнусные подозрения оказались правдой. – Кто-нибудь, кроме меня, его видит?

Шишка на укушенном месте не проходила. Она не доставляла хлопот, почти не болела, но мешала ходить. Павел принимал препараты, которые советовал синтезатор. Опухоль на лечение не реагировала. Об экспедиции к восьмой фальфорде не могло идти речи. Проблема требовала медицинского вмешательства, но на Гезаре не было медицины. Пока Метрополия не совершила атаку, на планете не было никаких перспектив. Тем временем, Павел стал понимать разговорную речь. Он ориентировался в терминах без переводчика-автомата, мог строить длинные фразы и однажды поймал себя на том, что начал думать на чужом языке. Кроме языка, Павел размышлял над занятиями предыдущего хозяина кванта.
Вадим Андреевич перепробовал много способов разбогатеть. Заполучить академический статус был самым отчаянным. Не имел под собой ни логики, ни здравого смысла. Наемник вольного космоса не был специалистом по фауне. Он не был ни пилотом, ни экспедитором, ни организатором бизнеса в колониях, в которых прошла большая часть его жизни. На инженерном поприще бывший хозяин кванта также не преуспел. Даже не изучил до конца возможности синтезатора. В понимании нового хозяина кванта, его предшественник был профессиональным искателем способа разбогатеть. Очевидно, ни один не сработал. Во всяком случае, в валюте «высших» Доменов. Сработал только в рублях.

Биологические опыты Агеева особенно удручали гостя. Полученные образцы не были жизнеспособными, цисты взрывались, зародыши больше напоминали цыплят, чем крылатых дюков. Павел просмотрел все архивы, но нужной мутации не нашел.
-- Вадик, ты баклан, -- вздыхал гость, наблюдая, как бывший хозяин собирал зародыша из альменного кода. -- Мог взять готовый молекулярный конструктор. Чем меньше детали сборки – тем вероятнее ошибка. Если переадресовать задачу на генный модулятор – ошибок можно в принципе избежать. Можно было собрать контент готовыми блоками.
-- Чем крупнее детали сборки, тем меньше вариантов разнообразия, -- оппонировала система.
-- Что толку в разнообразии, если ты не разбираешься в его результатах? Половину библиотеки Вадик даже не открывал.
-- Альменная карта – цепочка кода, программа, которую можно воспроизвести на любой носитель, -- оппонировала машина. – С молекулярной картой – сложнее. Генная работает в ограниченных биологических образцах. И то при условии, что написана без ошибок. Воспроизводить объект из готовых блоков – гарантия неуспеха.
-- Неизвестно, на что он вообще надеялся.
-- Известно. На свою одержимость.

Вонь, которая досталась Павлу в наследство, оказалась верхушкой айсберга. Вадим Андреевич щедро портил воздух кванта биологическими отходами. Не завязавшиеся «драконы» разваливались, растекались, превращались в бесформенный белковый субстрат. Гниющая масса формировала сгустки, из которых произрастали «виноградные гроздья» фолликул. Некоторые вздувались и взрывались, словно миниатюрные бомбочки, заложенные человеком под божественное мироустройство. Павел изучал архив и продолжал лечить ногу.
-- Вадик брал за основу неоплодотворенное яйцо птеродактиля. Почему не куриное? Там вариативная альменная карта. Натуральные, естественные мутации. Птеродактиль – не биологический вид. Он был синтезирован инженерами «высших» Доменов. Вадик брал за основу даже не гибрид, а гипотетическую модель.
-- Система кванта обладает «накопительным интеллектом», -- припомнила машина. – Она перебирает варианты. Ищет наиболее подходящий.
-- Нет! Все не то, все не так. Если драконья циста формируется на восьмой фальфорде и больше нигде, значит нужно формировать ее на восьмой фальфорде. Инфологи боялись тревожить могилу своего Капитана. А Вадик чего боялся? Нужен генетический образец, который можно взять только там. Нет, можно конечно ждать, когда дракон свалится с неба прямо на квант, но не факт, что свалится дохлым. А брать образцы у живого дракона – ты меня извини. Лучше прошвырнуться к фальфорде.
-- И ты одержим, -- постановила система.
-- Дура ты! – рассердился Павел. -- Я говорю, нужен готовый биологический образец, чтобы изучать проблему, а не библиотека молекулярных кластеров. Неспособность дракона плевать огнем -- ненормально с точки зрения медицины. Ветеринар должен проблему решать, а не синтезатор. Понятно?
-- Нужно неоплодотворенное куриное яйцо, -- догадалась система.
-- Я ей про Фому – она мне про Ерему…
-- В этом кластере вариативная альменная карта и широкая зона мутации.
-- Нет понимания, -- вздохнул пользователь. – Ладно, синтезируй десяток. Давно я не жарил яичницу.

Павел спустился на кухню, прихватив с собой восемь яиц, еще теплых, только что «снесенных» виртуальной курицей. Поставил на плиту сковородку и разбил яйцо. Разбил и пристально вгляделся в содержимое. Неоплодотворенное яйцо без видимых дефектов расплылось в прозрачной сопле. Желудок сжался. Если бы он не был пуст, несчастного непременно бы вырвало. Но яичница стала для Павла делом принципа. Он разбил второе яйцо, за ним третье, четвертое. Сковорода нагревалась, человек размышлял. Он рассматривал желтки, словно старался проникнуть в их тайную суть, но суть была такой же скользкой, как форма. Подумав немного, Павел взял вилку и взболтал омлет. На созерцание омлета тоже потратилось время. Сковорода завоняла пластмассой, словно только что вышла из синтезатора. В омлет была отправлена щепотка сахара. На созерцание посахаренного омлета потратилась вечность. Когда желтая масса застыла, экспериментатор принюхался – блюдо не пахло. Он просто забыл, как пахнет настоящий омлет. Был уверен, что не сможет съесть приготовленное блюдо, но желудок после первой ложки готов был выпрыгнуть из горла и сам наброситься на еду. Организм опьянел от пищи, которой не видел много дней и ночей. Органы пищеварения дрожали, совершая работу после долгих курсов антибиотиков. Павел съел омлет, намазав его шоколадным кремом, и не почувствовал вкуса крема.
Покончив с едой, человек продолжил созерцать опустевшую сковородку и порядком устал от созерцательной фазы. Он вспомнил, что в синтезаторе лежат еще два яйца, но на рабочем столе его ожидала глазунья. Смотрела на заказчика, «подмигивала», поочередно погружая в слизь то правый, то левый глаз. Каждый имел кровавый зрачок, который сужался в полоску.
-- Жизнеспособно… – обрадовала программа, и яичница, в знак согласия, «зажмурила» оба глаза.

Шедевр творения был переложен в тарелку и перемещен на барную стойку жилого модуля. Глаза косили, озирались по сторонам, подмигивали и морщились, старались закопаться в слизь, снова всплывали. Один осматривал потолок, другой дыру от пуговицы на животе творца. Павел снял крышку с утилизатора, но совершить задуманное не смог. Глаза продолжали изучать интерьер, фокусировались на мебели и на книгах, на обнаженной фигуре, которая искала платье.
-- Глаз – самый тонкий и сложный орган, -- услышал Павел от хозяйки кванта. – Ты гений.
-- Оставь дешевую лесть для Вадима Андреевича, -- ответил гость. – Я понимаю, что сделал глупость.
-- Ты нашел гениальное решение. Почему не хочешь в это поверить?
-- Интерфейс-Капитан был прав: программа получила задачу, которая не решается «накопительным интеллектом». В архивах человечества не помечено галочкой правильного ответа. Но я не могу убить эту тварь.
-- Не надо убивать, -- ответил интерфейс-Диана. -- Сама сдохнет.

Незаметно для себя, Павел понял, что стал другим человеком. Паша Власов отдалился и перестал напоминать о себе. Он все еще мечтал вернуться домой, но уже не понимал, где дом. Он перестал понимать смысл какой бы то ни было деятельности, кроме аналитического процесса, который никогда не приведет к результату.
-- Что за дрянь у меня образовалась на месте укуса? – спросил он систему, когда перебрал все предложенные лекарства.
«Накопительный интеллект» выдал символ, который означал «кисту», набитую «субстратом» -- клетками, готовыми себя тиражировать в каких угодно формах и количествах. Павлу не понадобилось медицинского справочника, чтобы понять -- проблема требует хирургического вмешательства. Но на Гезаре не было хирургов. Все, что он мог сделать для собственного здоровья, это организовать грамотную химиотерапию.
-- Откуда она взялась?
-- Абсцесс, -- предположила система.
-- От укуса голограммы?
-- Стигма нанесла ранение. Рана была открыта, в кванте зараза, с которой может не справиться иммунитет пришельца.
-- Пока не избавлюсь от «кисты», мне не дойти до восьмой фальфорды. Поэтому… -- Павел выдержал паузу, чтобы подготовить систему к принятию радикальной программы действия. – Будет другое решение, -- объявил он. – Поднимаем квант и перемещаем в координату фальфорды.
-- Ты одержим, -- подтвердила диагноз локальная система кванта.
-- Мне нужен генетический образец. На фальфорде должны быть окаменевшие цисты с готовыми образцами. Не молекулярную, так альменную копию, ты с нее снимешь.
-- Неизвестно…
-- Известно! – возразил человек машине. – Снимешь, как миленькая, и очень постараешься синтезировать цисту с зародышем по готовому образцу. Это проще, чем оплодотворять куриные яйца. В чем сложность?
-- На фальфорде агрессивная среда из-за гниющих кладок, копившихся там веками.
-- Но я не дурак, чтобы соваться в смердящее жерло. В кладках будет рыться манипулятор. Его шкура выдержит ядерную атаку.
-- Известно, что квант-синтезатор не умеет обращаться с манипулятором геологоразведчика.
-- А я зачем? Я здесь пустое место?
-- Неизвестно, как негеолог может задать программу гео-машине.
-- Известно как. Машину надо любить, как ребенка, пока она дурна и капризна. Надо посвятить ей часть своей жизни… Нет? Чтобы потом, когда она вырастет и окрепнет умом, почитала меня, как родителя. Я что-то напутал?
-- Восьмая фальфорда – могила Капитана Шайена. Памятник цивилизации, -- напомнила система.
-- Капитан меня поймет и простит. Столько поколений дюков гадили на святыню – ничего, а я только пороюсь в кладках. Давай-ка открывай панель навигации, только не говори, что ненавигатор не сможет ее использовать.

Проекция горных хребтов легла на рабочий стол. Вершины, выбеленные солнцем, приблизились, словно предложили потрогать себя пилоту с низкого эшелона. Система мигом прочертила траекторию от кванта до жерла на вершине горы, круглого и гладкого. На дне всегда была постоянная температура. Не важно, выжигало ли солнце поверхность грунта или вымораживали лютые зимы – все окрестные дюки стремились отложить яйца именно там, поэтому с годами дно поднялось и покрылось зловонным туманом.
Навигационная программа предложила пилоту выбор команд, и землянин понял, что не освоил и малой толики нового языка. Теперь язык «высоких» Доменов представлялся ему как цель, нерассчитанная на жизненный срок.

Первым поводом к оптимизму землянина стало здоровье. Он нашел способ убедиться, что «киста» в ноге не дает метастазы. Второй повод дала машинка, которая носилась по грунту и собирала старые башмаки, безошибочно отличая их от пустых бутылок. Даже те, что Павел закапывал в грунт и прижимал камнем, манипулятор извлекал, пробиваясь к объекту с помощью бура. В поведении аппарата настораживала только беспорядочность траектории. Но, приглядевшись к зигзагам и остановкам, Павел понял, что траектория не такая уж беспорядочная. Выполняя задания, манипулятор между делом продолжал выковыривать из грунта камни и изучать их на предмет химического состава. Когда машина притащила в квант очередной башмак, в нем лежал самородок размером с грецкий орех, и Павел решил не ругать старателя. Он никогда не ругал неряшливую машину за то, что засыпала хламом площадь нижнего этажа. Среди самородков полно было мусора, но попадались и золотые цепочки, мундштук с золотым ободком, сережка с потерянным камушком, и микросхема от растерзанного прибора… Павел только хватил аппарат за проделанную работу.
-- Собаке за принесенную палку можно дать лакомство, -- рассуждал Павел, -- а чем можно наградить робота?
-- Неизвестно, зачем награждать робота, если работа завершена? – не понял «накопительный интеллект».
-- Чтобы была причина делать ее снова и снова.
-- Известно, что причина опережает следствие только в самых примитивных информационных моделях. Техника «верхних» Доменов имеет сложно устроенный интеллект.

Передислокацию кванта Павел продумал до мелочей. Даже предусмотрел вариант парковки на склонах. Когда пришло время старта, «пилоту» оказалось нечего делать. Надоевший пейзаж провалился в голубое небо, которое стремительно посинело. Не было крена и перегрузок, только синее небо делалось темным, горизонт наваливался на квант с потолка и закрывал обзор сплошной каменистой равниной. Вместо мягкого продвижения на небольшой высоте, пирамида стремительно уносилась в космос.
-- Нет!!! – воскликнул человек, когда понял, что происходит. – Назад!
-- Квант идет в кассетный челнок, -- пояснила система.
-- Какой еще челнок? – Павел на лету отменил траекторию, и небо перестало чернеть. Линия горизонта выровнялась, каменистый ковер равнины вернулся на место. – Идем в координату восьмой фальфорды! В заказанную координату.
-- Заказ отменен, -- предупредила машина. -- Квант должен покинуть зону гравитации.
-- Отменить!!! – рассердился пилот. – Я сказал, «восьмая фальфорда»! – Квант вздрогнул, горы стали приближаться, но вдруг перевернулись, зависли над потолком и понеслись каруселью. То снизу, то сверху. То с правого, то с левого бока выскакивали пики вершин, похожие на зубы акулы.
-- Горизонт!!! – дал команду пилот, и послушный горизонт застыл вертикальной стеной, повисел и снова сорвался в круговорот.

Работу над ошибками Павел отложил на будущее. С горем пополам квант выдерживал курс. Главной задачей было не проскочить мимо цели. Он с трудом узнавал ландшафт. Сквозь стены кванта краски были не те, искажались формы и расстояния. Павел понял ошибку, но менять программу на лету не рискнул. Решил дождаться, когда махина зависнет над целью. На подходе к фальфорде вращение прекратилось. Квант удалось застопорить в позиции «вверх тормашками».
-- А ведь в ущелье люди! -- убедился Павел, рассматривая пейзажи на потолке. В долине он видел четкие контуры крыши, покрытой стволами бамбука, деревянное колесо… – И это не интерфейс, -- сказал себе человек. -- Колесо не может быть интерфейсом. Подумать только! Метрополия атакует живую планету. Здесь что-то не так. Определенно у гезарийских инфологов большие проблемы.

Квант спустился к фальфорде вверх дном. Все планы отправились к чертовой матери, но Павел взял себя в руки. Жерло бывшей подземной базы выглядело так, словно планету прострелили насквозь гигантским калибром. Индикатор предупреждал о высокой концентрации аммиака на дне и о том, что в комплектации кванта отсутствует специальный скафандр. Кроме агрессивной среды, индикатор обнаружил ядовитые газы, но манипулятор не жаловался. Как положено технике «высших» Доменов, бодро выскочил на задание, нырнул в туман и сгинул с концами. Никакой информации на рабочий стол не пошло.
-- Что происходит? – спросил систему пользователь.
На борту не происходило ровным счетом ничего хорошего. Сначала погасла рабочая зона, потом освещение. Площадка транспортера провалилась, дала понять, что путешественник остался без локального транспорта. Ноги оторвались от пола. Естественная гравитация стукнула человека спиною о потолок. Стены кванта перестали быть прозрачными. Последним пискнул индикатор микроклимата, словно попрощался, поручил человеку самому заботиться о себе. Наступила мертвая тишина. Павел почувствовал, что падает вместе с квантом и уперся ногами в стены. На жилом этаже с грохотом летела дворцовая мебель вперемешку с трофеями, картинами, бутылками недопитого виски. Он слышал, как посуда вываливалась из шкафов, как трескаются изящные ножки кресел. Только рабочая тумба синтезатора прочно стояла на месте, принимая удары стула.

Шахты транспортера открылись, когда квант перестал катиться по склону. Отвалились и почернели. Павел полез к источнику света через свалку мебели, нащупал в кармане перстень, надел на палец и почувствовал облегчение от того, что ценность на месте. Перевернутый квант застрял над ущельем, между двух почти отвесных скал. Черный, как сажа, огромный пятигранный объект утратил свойство невидимости. Павел едва не сорвался вниз. Каменная крошка посыпалась из-под ног. Самым разумным решением было разыскать тень и переждать жаркое время суток. Но солнце стояло в зените, тень огромного кванта падала точно в долину.
«Переждать жару… -- решил человек, -- разыскать веревку, спуститься в долину и идти к колесу. Есть колесо, найдутся и люди».
Он верил, что люди есть. Не одни галлюцинации соседствуют с ним на планете. Спуск вниз казался верной дорогой к спасению. И Павел полез за веревкой в квант, но солнце за несколько минут успело превратить пирамиду в духовку. Нужно было спускаться, пока от человека не осталась только тень на камнях. Хоть на брюхе, хоть кувырком, но дорога вверх казалась путнику безопаснее, и тело само полезло к вершине.
-- Нет! – сказал себе Павел, рассматривая пересохшее русло. – Если в горах жара, на равнине должно быть пекло.
Он продолжил карабкаться к зловонному жерлу, надеясь на геологический агрегат. Больше надеяться было не на что. Какую помощь ему окажет прибор – человек не имел понятия. Возможно, свяжется с кассетной базой. У сложных машин чувство самосохранения должно быть развито лучше, чем у аборигенов Второго Домена. Добравшись до грота, Павел немного передохнул.
Здесь он решил дожидаться сумерек, но гора вздрогнула, словно ее толкнул невидимый великан. Солнце, которое только что едва не сожгло ему спину, померкло. В ущелье медленно вливался туман. Облако цвета грозового фронта наполняло русло пересохшей реки, словно поднималось из глубины. Гладкое, как зеркало… Гора еще раз вздрогнула под ногами. Со склона покатились камни. Грот затрещал, зловонный запах аммиака вырвался из норы.
-- Война началась! – догадался Павел. – Как все в моей жизни, в самый неудачный момент!
Он снял рубашку, чтобы взмокшее тело легче протиснулось в нору. Лаз ветвился. Человек выбирал путь по наитию, не разрешая себе сомневаться. На сомнения не было сил. Нора сужалась, расширялась… поднималась, скользила вниз. На голову сыпались камни, но человек лез вперед. Он был уверен, что дючья дорога ведет к фальфорде. Сквозь гул ему чудился скрежет. Далекий, ритмичный звук механизма, роющего тоннель. Человек прикладывал ухо к камню -- бур крошил грунт все ближе и ближе. Манипулятор не искал окаменевшие кладки, он дезертировал с рабочего места и энергично рыл себе путь к спасению. Звук стал настолько четким, что Павел различал рабочие фазы бура. Он занял позицию там, где предполагалась встреча, но немного не рассчитал. Аппарат обрушил в проход каменную плиту.
-- Стой! – приказал человек и получил в лицо фонтан из песка.
Машина притормозила перед заказчиком. Мигом проанализировала перспективы и поменяла курс. Старт с разворота оказался таким поспешным, что Павел едва успел схватить прибор за «ногу». Манипулятор замер. Взял секунду, чтобы осмыслить ситуацию, порычал, рассекая буром несуществующую преграду, но от заказчика не избавился.
-- Мерзавец! – Павел потащил к себе аппарат, который упирался всеми свободными лапками. – Скотина!.. – багажное брюшко оказалось толстым и твердым. – Стоять!!! – повторил он в ответ на новый порыв удрать.
Манипулятор перестал упираться и начал трястись.
-- Ха… -- сказал он вдруг, «брюшко» открылось, на руки человеку выпал булыжник. – Ху… -- сказал робот, и брюшко захлопнулось.
Машина улучила момент и со всей прытью рванула к свободе. Павел ахнуть не успел, как аппарат уже забурился в стену. Человек остался сидеть в темноте с нежданным подарком. Манипулятор, запрограммированный вернуться на борт, совершенно не имел в виду подобрать по дороге хозяина. Просто не заморачивался идеей спасения человека с опухшей ногой, а бодро бурил тоннель к кванту.

Павел изучил «подарок» подлой машины. Под трухой оболочки проступали очертания гладкого предмета, похожего на яйцо. Для цисты он казался слишком тяжелым, но Павел никогда не держал в руках цист.
-- Что теперь делать? – спросил он себя. -- Неизвестно.
Вокруг стояла абсолютная темнота. Только сквозняк, пропитанный жаром вечного лета, таскал туда-сюда аромат аммиака. Человек потерял дорогу и понял, что смертельно устал. Лег, обнимая яйцо. Тело скрутила судорога пилота, падающего на вершины гор. В полусне он ворочал несуществующие рычаги, желая набрать высоту, но только ускорял падение и непременно б разбился, если бы не очнулся от боли. Существо, размером с собаку, вцепилось зубами в опухоль на его ноге, словно старалось отгрызть. Камень выпал из рук, покатился вперед, и зверь отпрянул, как черт от ладана, а потом поволокся прочь, еле поворачивая бока.
-- Стой! – крикнул человек. – Подожди, животное! Я с тобой!
Зверь прибавил шагу. Павел пополз на звук шагов, прижимая к груди гладкий камень. Он слышал дыхание зверя, чуял зловонный аромат его шкуры. Сердце замирало от страха, когда животное делало остановки, чтобы порычать. Павел катил вперед камень, и зверь придавал своей ленивой походке немного рысцы. Только на выходе из норы стало ясно, что это старый, изрядно полинявший дюк. Зверь выбрался на уступ отвесной скалы и также лениво устремился вверх, цепляясь когтями за камни. Дюк пополз -- человек остался.
Дорога закончилась. Под ногами открылась пропасть, наполненная туманом. На обратную дорогу не было ни сил, ни поводыря. Внизу отвесная стена. Такая же стена тянулась вверх, только крошка сыпалась на голову из-под дючьих когтей. Павел понял, что совершил ошибку. Возможно, последнюю в жизни.
-- Проснуться! – приказал он себе и зажмурился. Гора вздрогнула еще раз, уступ зашатался, человек упал на колени, чтобы не сорваться в туман. – Нет! – крикнул он, когда понял, что в его руках золотой предмет. Копия огромного яйца, отлитого из солнечного металла. Гору еще раз качнуло. Павел едва удержал равновесие на узком уступе. Золотое «яйцо» выпало из рук, ударилось о край скалы, полетело вниз, оставив в руках хозяина лишь труху. Павел замер, глядя, как «яйцо» нырнуло в туман, как из кратера взметнулся протуберанец. Взлетел выше гор, раздулся пузырем, накрыл прозрачным куполом небо и замер перед тем, как разлететься на мириады невидимых капель.
-- Там не туман… -- дошло до Павла. – Боже мой, что это?..
Мир вокруг перестал казаться реальным. Стал похож на картину, нарисованную на стенке гигантского пузыря, в любой момент готового лопнуть. «В рай…» -- почему-то подумал Павел, но пронзительный свет, мерцающий перед глазами, сменился чернотой, в которой не было ни опоры, ни направления. Мир лишился тверди. «Нет, все-таки в ад», -- догадался несчастный, срываясь в бездну.

-- Агей был прав! – пришел к выводу человек, как только открыл глаза. Небо крутилось над прозрачной пирамидой кванта, сбивая облака в пелену тумана. Он не чувствовал тела, понятия не имел, сколько времени пролетело. Голова была налита свинцом, словно пациент очнулся после долгой болезни. – Агей был прав! Тысячу раз прав! Я – баклан! -- Линия горизонта перевернулась и человек закрыл глаза, чтобы головокружение не лишило его шаткой реальности.
-- Загрузка корневых мемо-фильтров пошла, -- констатировал голос Дианы.
-- Какой противный был сон…
-- Порт Второго Домена хочет уточнить координату входа. Ты можешь вернуться домой.
-- Я сжег свой дом, – вспомнил Павел. -- Нет, формально он сгорел от неисправной проводки, но я ушел за час до пожара! Поругался с матерью, психанул и ушел, а она побежала за мной. Только это ее спасло. Тогда. Через год машина врезалась в бензовоз. -- Павел вспомнил человека, который собирался жениться на матери. Вспомнил его проклятую тачку. В роковой день он психанул на них обоих последний раз. -- Черт! Я каждый день на них психовал…
-- Загрузка оперативных блоков корневых мемо-фильтров… -- обнаженный интерфейс приблизился к тумбе и смотрел на клиента с нежностью, словно мать в колыбель младенца. – Работай с аналитической системой Пентаклиона.
-- А врач не хочет со мной поработать?
-- Биокорректор активен. Дополнительная помощь нецелесообразна.
-- А по-моему целесообразна, -- намекнул пациент, но сочувствия не получил. Намеки, на которые мгновенно реагировала локальная система, с аналитической машиной не проходили. -- Агей был прав, меня забирали! -- решил человек. – Никто не писал пасквилей. Ольга с Палычем распечатали их на синтезаторе, а я плохо думал о людях, с которыми жил и работал. Ольга с Палычем вырубили из телефонной сети друзей, которые могли помочь, а я поверил, что они гады.
-- Загрузка корневых мемо-фильтров. Трафик стабильный.
-- Они правы, я опасный тип! Таких, как я, нужно вышвыривать за пределы Галактики. От таких, как я, человечеству однажды прилетит. Из института меня… тоже поделом. Из-за меня сгорела общага. Меня в тот час в общаге-то не было, но это не важно. Я ушел до пожара, -- вспомнил Павел. -- Психанул и ушел. И приходил-то на пять минут, дать по морде такому же негодяю, как твой Вадим, а его на месте не оказалось. Только обогреватель он не выключил сам. Сильно торопился удрать. Поверишь, я даже дверь не ломал. Пнул и ушел. Не надо держать открытым Домен. Я не вернусь. Меня на Земле не ждет ничего хорошего.
-- Для тебя есть работа.
-- Война закончилась? -- дошло до Павла. -- Ворота нараспах, а мужик не явился? Я должен его найти?
Павел разжал ладонь, побелевшую от судороги, снял с пальца перстень и собрался сунуть в карман, но кармана на человеке не оказалось. Пятна спекшейся крови прикрывали телесную наготу. Укушенную ногу свело.

Гезар качался над потолком. То удалялся, то приближался. Небо Галактики то чернело, то растворялось в рассветной голубизне. Планета нависала над квантом каменистой долиной и вдруг шарахнулась в бок.
-- В локальной есть панель навигации… -- намекнул Павел голой «Диане».
-- СУКА погибла во время атаки.
-- Ну да, -- припомнил несчастный. -- Машина отключилась, когда я на нее, как следует, разозлился. Рухнула в ущелье и приказала жить долго.
-- Квант отключила колониальная база. В результате атаки незащищенный локальный архив был зачищен.
-- Прошу прощения… я хотел сказать, что Метрополия, наконец, напала, когда я психанул на Гезар. Решила утопить вас в тумане, но передумала. А локальную жаль. Она мне стала родным человеком.
-- Теперь работай с аналитической системой Пентаклиона.

Космос провалился в облако пара, словно планету хорошо помыли и пропылесосили, прежде чем вернуть на место все, что на ней стояло. Павел продолжал лежать на тумбе синтезатора, никто не торопился оказывать человеку помощь.
-- Мне нужен кто-нибудь из инфологов. Кто принес меня в квант?
-- Ты пришел сам. Лег на стол. Требовал онколога. Сказал, что не встанешь, пока не получишь химиотерапию. Ты проник в модуль через аварийно открытый люк, запустил санацию и угрожал расправой гезарийским инфологам. Стучал кулаком по рабочей плоскости синтезатора…
-- Не понял! Кто победил? Всыпал вам колониальный флот или нет?
-- Атака Метрополии успешно завершилась, -- сообщил интерфейс.
-- Успешно для кого?
-- Успешное завершение атаки подразумевает сохранность Гезарийских архивов. Ты можешь вернуться в Домен Второго Порта.
-- Вернуться…
-- Загрузка мемо-фильтров идентификации… -- продолжила аналитическая машина. -- Нам нужна твоя помощь. Мы потеряли военную базу.
-- То есть, как потеряли? – Павел приподнялся. Голова закружилась, искры завертелись хороводом вокруг больной головы. – Какую базу?
-- Военную базу колониального департамента Метрополии. Неизвестная координата врага увеличивает вероятность неожиданной повторной атаки.
-- Совесть вы потеряли, -- пришел к выводу человек. – Мне может кто-нибудь оказать медицинскую помощь? Хотя бы перевязать раны?
-- Пентаклион предоставил биокорректор.
-- Пусть предоставят инфолога. Я буду общаться без интерфейсов и переводчиков. Пусть спустятся и выслушают. Мне тоже кое-что от них нужно.
-- На твое имя будет открыт счет в банках Домена.
-- Мне нужна циста дракона! -- Павел сделал над собой усилие, чтобы сесть, но не смог оторвать от стола распухшую ногу. Конечность посинела и прилипла к кровавой луже. От зрелища Павла едва не стошнило. Опухоль выросла до размеров арбуза. – Дура ты безмозглая, а не аналитика! На Пентаклионе есть врач?
-- Работай с центральным процессором.
-- Мне нужна помощь врача, а не процессора! Без ноги я ни в какой Домен не отправлюсь! С раком и гангреной я отправлюсь в могилу!
-- Медицинская помощь нецелесообразна.
-- Пошла вон! – приказал пациент. -- Без инфологов сюда не являйся!

Каменистая равнина плато расстелилась на старом месте. Горный пейзаж украсил ее края. «Арбуз» под коленом оброс раздутыми венами. Пациент сполз со стола и «приложил ладошку». Локальная система, которая так выручала его в трудных ситуациях, была мертва. Аналитика Пентаклиона безмолвствовала, опасалась получить обломком стула по интерфейсу. Некому было обеспечить человека перевязочным материалом.
-- Намек ясен… -- вздохнул пациент. – Ближайшее место, где мне окажут помощь – Домен Второго Порта. Вы решили загнать меня туда силой. Глупые. Не дождетесь! Я сдохну здесь! -- с этими словами Павел лег на тумбу и приготовился к смерти.
Но даже смерть не торопилась избавить от страданий человека. Никто не спускался с Пентаклиона для разговоров. Пациент лежал на кровавом «пьедестале», пока над Гезаром восходило солнце. Лежал, пока солнце клонилось за горизонт. И встал, когда понял, что лежать бессмысленно так же, как кидать ультиматум бесчувственной аналитике. Машина уже просчитала ресурс человеческого терпения и четко знала, сколько он пролежит на боку, как скоро встанет, и какие действия предпримет потом.

Павел смог подняться без посторонней поддержки и понял, что все не так плохо. Голова перестала кружиться, ссадины не кровоточили, даже опухоль не болела, пока не провисла до пола. Тяжелая и упругая, она едва не порвала кожу. Павел обратился к синтезатору, но аналитика дала понять, что неразумное существо не может работать с опасной техникой. Отныне только Пентаклион решал, какие операции позволить, какие отклонить. Заказ на хирургический инструмент, стерильный материал и анестетик «не был целесообразен». Пациент вооружился ножкой от стула, спустился на бытовой этаж. В руинах на глаза попалась канистра воды, и несчастный напился.
-- Сволочи, -- обратился он к аналитическому центру Гезара, намочил тряпку, вытер присохшую к ноге кровь. В поваленной барной стойке нашелся нож. Павел выкопал из руин полотенце и положил на него распухшую ногу. -- Не на того напали, уроды! – предупредил он, наблюдая как хлынула кровь из разреза и тут же вспенилась, почернела, застыла вулканической лавой.
Ножи на Гезаре никто отродясь не точил, но пациент нещадно рассекал плоть и не понимал, почему не чувствует боль. Вначале он боялся потерять сознание раньше, чем закончит работу, но теперь страха не было. Напряжение рвущихся вен и судороги мышц доставляли удовольствие. В полумраке некогда изысканного быта он отрезал от себя все, что мучило в последние дни, и не сомневался, что действует правильно. С каждой минутой зрение становилось острее. Недоумение сменяла уверенность в каждом движении, которое выполняла рука. Словно не он, а хирург овладел его телом и разумом. Только злорадство от предстоящей мести слегка щекотало душу, но как именно отомстить гезарийцам, инохронал еще не придумал.
-- Скоты… -- приговаривал человек, рассекая вязкую ткань, пока пузырь не свалился на пол и не ускользнул в темноту.

Пока Павел смывал кровь с ноги, рана слиплась. Выпустила клейкую жидкость и даже не вспухла. Он решил поспать, перезагрузить мозги, прежде чем размышлять о будущем. Сейчас, когда человек мог вернуться домой, нужно было досконально продумать свое поведение. Он лег на руины и отключился. Его не мучили сны, не терзали тревоги. Дышалось легко и спокойно, только писк санатора долетал до уха страдальца. Павел не знал, что «биокорректоры» Пентаклиона пищат, но верил, что звук целебен. Чем больше спал пациент, тем противнее становилось уху. Что-то шевелилось возле изрезанной ноги, словно желало напиться крови из раны, но опоздало. Из оболочки отрезанной опухоли торчала черная голова, пищала и дергалась, стараясь освободиться из плена. Павел разорвал пузырь. На пол выскользнуло полупрозрачное тельце с огромными глазами, закрытыми мутным веком. Фиолетовая пасть существа раскрылась. Писк пронзил барабанные перепонки. Человек взял тайм-аут. Встал на ноги, прошелся по развалинам жилого отсека. Первое, что бросилось в глаза -- махровый халат Вадима Андреевича, придавленный к полу комодом. Негнущимися руками Павел извлек халат, попробовал попасть в рукава и вспомнил, что предмет гардероба предназначался не ему, а птенцу. Память словно на момент провалилась и начала загружаться обратно мелкими файлами.
-- Что случилось? – спросил себя человек. Он вернулся к существу, которое беспомощно дергало лапкой. -- Надо срочно что-нибудь предпринять… Или уже не надо?
Павел еще раз прошелся по развалинам, но забыл что искал. Он долго стоял в растерянности, долго думал, прежде чем вернуться к жалкому тельцу. Зрелище заворожило. Внутри птенца пульсировала масса с голубоватыми жилками. Пора было обратиться с вопросом к аналитической системе Пентаклиона, но Павел не знал, с каким вопросом к ней обратиться. Ему не хотелось прерывать это трепетное единство с полудохлым заморышем. Не хотелось отвлекать внимание от процесса, похожего на волшебство. Он поднял с пола оболочку цисты, которая разорвалась раньше срока, потому что он не дал ей время созреть.
-- Недоношенный, -- пришел к выводу Павел и приказал себе не думать о худшем.

Когда в следующий раз интерфейс появился в кванте, на этажах был порядок. Мебель расставлена по местам, вещи разложены по полкам, обломки утилизированы. Гезарийское солнце взошло там, где положено. Впервые после войны Павел встретил обнаженную даму уверенный и спокойный.
-- Я погорячился, -- признался он. – Прошу прощения за то, что сжег твое платье. Обещаю, что привезу новое, когда вернусь из командировки. Скоро буду готов, но при условии: детеныш отправится в Домен со мной.
Интерфейс склонился над гнездом из халата. Тяжелое молчание воцарилось между наблюдателем и объектом.
-- Он – подарок мне, -- напомнил интерфейс.
-- Для лживой голограммы у меня нет подарков. Он будет подарен другой женщине. Если конечно она не спустит с лестницы нас обоих.
-- Он – плод гезарийской аналитической машины, -- обиделся интерфейс, – сделанный для меня.
-- Пусть твоя аналитическая машина уймет самомнение. Это я его вырастил и родил… путем кесарева сечения. Она, зараза, даже не подала стерильного инструмента.
-- Но драконы не рождаются в Год Огня. Это заслуга аналитической...
-- Это заслуга покойной СУКИ! Она поддерживала в кванте благодатный климат, в котором плодятся драконы. Что еще?
-- Надо думать об имени, -- неожиданно сказал интерфейс, словно смирился с потерей. – Имя даст возможность получить регистрацию в системе коммуникаций.
-- Меня зовут Павел Власов.
-- Для Гезарийской системы доступа должно быть имя рода, имя избранное или присвоенное при рождении, хроно-константа, в которой сформировалась магистральная альменная директория, хроно-константа активации вестибулятора, а также идентификатор поколения, если имеется в виду клан. Уникальная гибридная особь может идентификатора поколения не иметь.
-- Меня бы устроило «Пол».
-- Три знака в коде не имели даже первые Капитаны. Самые статусные специалисты имеют идентификационный код минимум из трех слов. Чем ниже статус – тем больше определяющих символов, -- объяснил образ дамы, который давно перестал ассоциироваться с любимой женой Агея. – Идентификационный код необходим.
Интерфейс не сводил глаз с гнезда. Полудохлый куренок с черной головой и прозрачным тельцем оттенка «баклажан» спал. Из спинки торчали редкие перышки, но уже отваливались, словно были приклеены к кожице канцелярским клеем. Кое-где пробивались чешуйки, похожие на струпья.
-- Даже не смотри на него! – предупредил Павел. -- Пока детеныш мал и беспомощен, я его не оставлю, -- он перевернул малыша на спинку, чтобы погреть ему живот под лучами настольной лампы. -- Это известно?
Существо лежало на спине, задрав вверх когтистые лапки. Вздрагивало, нервно дышало, во сне старалось поднять тяжелую голову с большими слипшимися глазами. Попытки напоминали конвульсии умирающего. Под кожицей пульсировали артерии, билось маленькое сердечко. Можно было разглядеть его ребрышки, если оттопырить пеленку прилипшего крыла.
-- Гезарийский дракон должен принадлежать Гезару. Он ее оберег.
-- Я сказал, перебьетесь!
Существо вздрогнуло, распахнуло огромный оранжевый глаз и вытаращилось на гостью. Интерфейс отступил. Глаз слипся и распахнулся снова, а немного погодя раскрылся другой и уставился на родителя. Такой же крупный, такой же оранжевый. Зверь смотрел в обе стороны сразу, нервно подергивая мышцей на шее. Смотрел пронзительно, словно прикусил добычу, но не мог проглотить.
-- Уродец, -- пришел к выводу интерфейс.
-- Самый красивый дракон из тех, что я знаю, -- возразил Павел.
-- Глаза как у яичницы, которую ты хоронил.
-- Глупая ты машина, хоть и аналитическая.
-- Он должен защитить планету!
-- Сначала он наваляет кренделей интерфейсам, которые обзываются.
-- Он на меня нападет? – испугался образ Дианы.
-- Не сразу. Пока он только ползает, пока не определился, где спина, где живот, но скоро встанет на крыло и покажет вам всем. Лучше отойди.
-- Неужели он ползает? – не верил интерфейс.
-- Когда разозлится. Лапки слабые, пузо толстое… Но очень быстро растет.
-- Код идентификации нужен каждой твари.
-- Его зовут Влас Меседор Август Гезарий, -- представил хозяин «куренка», пока малыш дергал лапкой, старался оторвать от гнезда тяжелую голову. Будущая гроза Метрополии намеревалась напасть на голую тетку. В конце концов, у детеныша получилось перевернуться, и он затих, потеряв цель из виду.

Время шло. Детеныш рос. Командировка откладывалась. Аналитика Пентаклиона тянула время, надеялась, что хозяин одумается и подарит Гезару питомца, но Павел нашел в шкафу саквояж Вадима Андреевича и поставил ультиматум:
-- Другой тары нет! – сказал он. – Пока Влас умещается в эту, я должен зайти в Домен и вернуться. Не успею – ваши проблемы!
Детеныш учился бегать и осваивал территорию кванта.
-- …Сказки рассказывай космонавту Гене! – огрызался хозяин в ответ на призыв интерфейса одуматься. – Я кормящий отец! Мне нужно быть уверенным, что ребенок сыт и здоров. Покажи хоть одну сиделку, которая присмотрит за ним!
Время шло. От мотивированного упрямства дело переходило к угрозам.
-- А если я не вернусь? – рассуждал человек. – Прикончат меня в Домене ваши агенты. Кто воспитает зверя? Влас не кот! У вас начнутся проблемы, если он вырастет дикарем. Насколько я знаю, драконы растут, пока не подохнут. С годами их характер не становится мягче.

Мир, нарисованный на окнах «Запорожца», больше не казался реальным. Павел боялся опустить стекло. Был уверен, что вместе с ним опустится и картинка. «Домен Второго Порта», -- намекнула панель, удивленная замешательством пассажира. Информация вспыхнула и погасла, остался спидометр за пластмассовым «стеклышком». Мир Домена все еще был готов лопнуть, как галлюцинация, как картинка на мыльном пузыре, разлететься на миллиарды брызг.
-- Куда едем? -- спросил бортовой компьютер, и пейзаж за окном стал ярче.
Не оттого, что окна-экраны добавили «разрешения». Просто вышло солнце из-за облака и осветило пустую платформу, с которой спускались ступени к будке ритуальных услуг.
-- Серов, улица Вавилова, дом одиннадцать, -- произнес Павел фразу на родном языке и проверил замки саквояжа. – Полный автомат, голосовой ввод информации. Скрыть плазменные панели со всех ракурсов.
Зашумел имитатор мотора, машина тронулась. Автобус, брошенный водителем у станции, проплыл по правому борту. У Павла екнуло сердце, когда из калитки вышел мужчина и встал, раскуривая папиросу. Собака выбежала на дорогу, снова забежала во двор. Он вынул перстень из кармана плаща и перепрятал в нагрудный, который застегивался на молнию.
-- Умеешь водить? – спросил бортовой компьютер.
-- Теоретически.
-- Тогда не держись за руль.
-- Почему едем медленно?
-- А загрузить программу можно? – обиделся бортовой. – Или по небу лететь?
-- Если так сложно, я могу взять такси.
«Запорожец» зловеще моргнул кнопкой орбитального лифта и удалил ее с «ракурса». Павел умолк, потому что вспомнил – в его карманах не было ни копейки. Несколько золотых горошин на всякий случай и никакого понятия, кому их продать.
Он опустил стекло. Прохладный сквозняк с непривычки показался ледяным. Имитатор мотора снизил шум, когда машина выехала на пустую дорогу. Павел отодвинулся от руля. Разборки с невежливыми машинами он решил отложить на лучшие времена и лучшее настроение. Остаться без транспорта командировочный не был готов. Он даже не пытался освоить вождение колесного транспорта на Гезаре. Не верил, что пригодится.

Ворота усадьбы оказались закрыты.
-- Выйду? – спросил разрешения пассажир.
Дверь приоткрылась. Павел подошел к калитке.
-- Не звони. Звонок не работает, -- полная женщина ехала мимо на велосипеде с бидоном, надетым на руль.
-- Хозяева дома?
-- Всегда кто-то дома, -- ответила женщина и продолжила путь.
-- Хозяева! Диана!!! – крикнул Павел. -- Ответь, если дома. Это я, Павел!
На крыльцо вышла незнакомая женщина.
-- Агеевы здесь не живут, -- крикнула она.
-- А где живут?
Женщина огляделась, прежде чем сойти с крыльца, подошла к калитке, но открывать не стала.
-- Вадим Андреевич умер, а Диана с Людмилой Михайловной переехали жить в Германию.
-- Адрес!
-- Откуда я знаю?
-- Адрес родственников, знакомых! Девушка, их знало полгорода! Кто может дать телефон или адрес?
-- Почему вы на меня кричите? – обиделась хозяйка коттеджа.
-- Да чтоб вас… -- выругался Павел, возвращаясь к машине.
Командировочный взял тайм-аут, пока женщина на велосипеде с бидоном не поехала в обратную сторону.
-- Прошу прощения… -- обратился он. Павлу вдруг захотелось, чтобы тетка остановилась. Он представить не мог, как дама такой комплекции в узкой юбке взобралась на велосипед с «мужской» рамой. Ему хотелось увидеть геометрическое решение этой задачи. Возможно, тогда он нашел бы решение собственной. – Один вопрос! Есть ли в городе что-то вроде адресного бюро? Узнать, куда отъезжают люди, куда приезжают… Может, вы знали тещу покойного Вадима Андреевича?
-- Я?.. -- удивилась тетка и встала, опершись ногой на бордюр. – Знала, когда Люська на базаре шмотками торговала. Потом Дианку выдала замуж и перестала знаться. А как Дианке пришло рожать, в Америку ее повезла. Там и остались.
-- Может, здесь остались друзья?
-- Может, остались. Только… как Вадим Андреича схоронили, так больше не появлялись здесь вдова с тещей. Продали дом, сказали: «Забудьте нас, словно не было». Уехали на край света.
-- В Америку или в Германию?
-- А кто их знает? Хочешь спросить – у станции отделение милиции. Вот и все справочное бюро.
-- Милиции…
-- Милиции, -- подтвердила женщина и, отпихнувшись от бордюра, продолжила путь.
-- Федя! – осенило командировочного. – Конечно, Федя! К отделению! – скомандовал он машине.

Настроение поднялось. Уверенность, что Федя решит проблему, пришла как-то вдруг и превратилась в стойкую убежденность. Машина встала у одноэтажной казармы с решетками на окнах. У палисадника дежурил милицейский «УАЗик». Дверь конторы в ранний час была приоткрыта. Павел не решился оставить на сидении саквояж, прямо с ним вошел в отделение и обратился к женщине в погонах, которая кипятила в стакане воду.
-- Мне нужен ваш сотрудник по имени Федор!
-- Какой еще Федор? – удивилась девушка, вынимая из стакана кипятильник. – Федор Иванович? Он на пенсии.
-- Где живет?
-- Я не даю такой информации.
-- Кто дает? Начальство на месте?
Дежурная развернула бутерброд.
-- Прямо по коридору, последняя дверь. С чемоданом нельзя…
Павел оставил саквояж на столе дежурной. Последняя дверь оказалась закрыта, как, впрочем, и предпоследняя. К коридору примыкал еще один такой же с запертыми дверями. Павел стучался в каждую. Только одна готова была открыться по причине ветхости и чуть не сорвалась с петель. Пыльное окошко с видом на туалет стало его тупиком. Человек не верил, что предчувствия обманули. Такие яркие, словно он не предчувствовал, а держал в руке новый адрес Агея, уже летел к нему по шоссе.

Истошный визг вернул Павла в чувство. Саквояж лежал на полу. Испуганная дама в погонах запрыгнула на подоконник.
-- Оно под шкафом!!!
Из темноты блеснули два оранжевых глаза. Влас Меседор держал в зубах бутерброд и всем своим видом демонстрировал неготовность делиться.
-- Чтоб вас всех… -- выругался хозяин.
-- Поймайте его, пожалуйста, -- взмолилась женщина. – Я боюсь.
-- Вы попали, ребята. Даже не мечтайте его поймать. Закрывайте двери и окна. Я помогу вам спуститься…
-- Нет!!! – вскрикнула женщина и полезла на форточку.
-- Сделаем так, -- Павел снял плащ и кинул на спинку стула. – Я попробую поймать животное, а вы…
-- Я не хотела! Думала, котик. Он зашевелился, когда вы пошли. Я думала, задыхается...
-- …я попробую поймать, а вы попробуете узнать адрес Феди. Подскажу: предположительно Федя -- зять кладбищенской сторожихи.
-- Она его жена, -- вспомнила женщина. – Да, жена Федора Ивановича дежурила на кладбище, а сам он год как не работает. После гипертонического криза уволился. Купил где-то дом и уехал. Они все уехали из Серова.
-- Год назад Федя изъял документы у человека на станции...
-- Ну, я не знаю!..
-- Паспорт с визиткой иностранного гражданина.
-- Визитка иностранная… да, была. Паспорт -- не помню.
-- Где визитка?
-- Не знаю. Честно, не знаю. Поймайте его, пожалуйста. Я не спущусь, пока оно там, под шкафом.

Часа не прошло, как по коридорам забегали люди в форме. Зазвенели ключи в дверях. Изъятого паспорта никто из сотрудников не припомнил. Иностранную визитку вспомнили все. Долгое время она валялась в столе у Феди. Но за последний год в отделении дважды меняли проводку, и служебные столы хаотично перемещались. Который из них принадлежал бывшему сотруднику – мнения разошлись.
-- Бог с ним, с паспортом, -- простил милиционеров Павел. – Визитку найдите с номером телефонным.
-- Может, номер занесли в протокол? – предположил молодой лейтенант.
-- Не может! – ответил капитан и присел на корточки перед шкафом. – А что за порода?
-- Дракон, -- ответил Павел. – Только маленький.
-- А когда вырастет?
-- Лучше найти визитку до этого срока.
-- Сумка зашевелилась, -- повторяла дежурная, стоя на подоконнике. – Я думала, котик. Позвала, а товарищ ушел. Я только приоткрыла. Боялась, что задохнется…

Все вздохнули с облегчением, когда визитка нашлась, а замки саквояжа закрылись. Личный состав пошел курить на крыльцо. Павел сел за «баранку».
-- Поезжай уж куда-нибудь! – попросил он машину. Мотор затрещал на милиционеров, синий пар повалил из трубы. Павел достал визитку, но аппарата связи не появилось. Гудки ворвались прямо в салон. – В Кремле тебя слышно… -- ворчал Павел, – и видно, -- добавил он, когда цифры телефонного номера нарисовались на лобовом стекле. -- Доброе утро, -- поздоровался он по-английски. – Или ночь. Прошу прощения, если разбудил. Могу я говорить со Стивом? Это Пол Власофф.
-- Пол! Я просила больше сюда не звонить! -- с раздражением ответила женщина.
-- Прошу прощения, если все-таки ночь…
-- Стив просил не звать к телефону! -- женщина повесила трубку.
-- Не понял… -- растерялся Павел, и повторил вызов.
-- Очевидно, произошла ошибка, мэм. Я не тот человек, за которого меня приняли. Прошу Стива…
-- Я узнаю тебя по акценту, Пол! Стив не будет с тобой говорить.
-- Вот это номер! -- Павел надеялся, что бортовой компьютер как-нибудь прояснит ситуацию, но машина безучастно ползла по дороге. Детеныш спал, время шло к полудню. – Вот это да… И что делать? – Павел еще раз повторил вызов. -- Мэм, я уверен, произошла ошибка. Дело в том, что никогда прежде я не…
-- Еще раз позвонишь – сообщу в полицию! – предупредила женщина и прервала звонок.
Возможно, за время, проведенное на Гезаре, он подзабыл английский, может быть, «мэм» неправильно его поняла? Удивительная мысль вдруг осенила Павла. – Номер справки!!! – воскликнул он. – Номер справки адресной, телефонной! Какой-нибудь… -- Справочник развернулся на все лобовое стекло. -- Я ищу человека по имени Павел Власов, -- заявил он диспетчеру.
На той стороне взяли паузу.
-- Много людей с таким именем. В одной области несколько тысяч. Более подробная информация есть?
-- Есть! Найдите всех до единого!

Поселок, в котором прописался человек с паспортом Павла Власова, располагался вблизи промышленной зоны и представлял собой ряд деревянных бараков в два этажа, гаражный массив, офис конторы строительных материалов и склад, примыкающий к бетонному заводскому забору. Павел представить не мог, что пригородная улица может быть такой длинной. Он стоял под окнами барака и боялся спросить, живет ли здесь человек, которого уважали все академики.
-- Утром вернулся со смены. Спит, -- заявила соседка. -- Стучи громче.
-- Со смены? – еще больше удивился гость.
Он поднялся и постучал. Павел сомневался. Он готов был поверить, что паспорт достался случайному человеку, но услышал за дверью знакомый голос:
-- Кого там черт принес?
Все в мире встало на свои места.
-- Капитан Шайен! -- представился гость. – Не ждал?
За дверью возникла пауза. Когда гость со всех ног сбежал вниз, то увидел лишь фигуру человека в кальсонах, которая стремительно уносилась в сторону леса.
-- Агеев!!! – крикнул он. – Стой! – но беглец только добавил прыти.
-- За ним! -- скомандовал Павел и сел в машину. – Давай… шевелись!
Заметив погоню, Агеев свернул с дороги, преодолел кювет и понесся по раскисшему полю. Машина зашипела воздушной подушкой и понеслась за ним.
-- Агеев!.. Надо поговорить! Стой же ты!
-- Пашка? – не поверил глазам Агеев. – Пашка, ты! Тьфу ты, черт!.. – Вадим Андреевич упал на капот. – Пашка, я ж чуть тебя не убил! Чуть не пальнул в дверь из дробовика. Я думал, Палыч меня нашел! Как я рад тебя видеть! Живой?!
-- Быстро в машину!
Вадим Андреевич прыгнул на сидение, и «Запорожец» утонул колесами в пашне.
-- Погоди, не взлетай! – Вадим помахал рукой трактору. – Сюда давай! Сюда! Сейчас подцепим.
Товарищи дождались, пока тракторист даст оценку сложившимся обстоятельствам, почешет затылок, поцокает языком.
-- Не знаю, не знаю… -- качал головой мужик, -- а сюда его как, на руках занесли?
-- Договоримся, -- уверил мужчина в кальсонах и хлопнул себя по ребрам, где в прежние времена находился карман с кошельком. – Мелочь есть, Паша? – спросил он. – И у меня нет. Ничего, он меня знает…

Дома Вадим Андреевич оттаял. Узнал родной саквояж, и вовсе престал горевать.
-- Я его на барахолке купил. Между прочим, натуральная кожа. Ой, а чего тяжелый? Золотишко привез?
-- Подарок.
-- Кому?
-- Тебе.
-- Мне? – Вадим расстегнул замки. – Нет! – заявил он. – Только не это!
-- Именно это, -- подтвердил гость, закрывая дверь.
-- Но ты ведь это заберешь, правда?
-- Дианке твоей подарю!
-- Да ты что! У меня сын родился с аллергией буквально на все. Дианка кошку в дом не пускает. С этой гадюкой – даже не думай!
-- Уверен?
-- Паша! Она меня убьет. Она меня на порог не пустит с чудовищем. Чего он на меня смотрит?
-- Слушает.
-- Закрой его. Паша, я боюсь. Дианка юмора не оценит.
-- Уверен, что не оценит?
-- Без вариантов. Ввалит обоим. Мало не покажется.
-- Слава богу.
-- Так я не понял… -- растерялся Вадим.
-- Надо поговорить.
-- Только не здесь! – взмолился бывший наемник. – И не называй меня Вадиком. Я для всех Паша Власов.

В закусочной, куда самозванец завел командированного гостя на разговор, стоял полумрак. Играла музыка. Можно было праздновать удачный день, но вопросы, с которыми землянин прибыл в Домен, никак не решались. Бывший наемник вольного космоса разводил руками.
-- М…да, -- кряхтел он и нервно почесывал подбородок. – Тебе не ко мне, тебе к Голубе надо бы обратиться. Голуба – хроникер, а я кто? Я шестерка. – Народ выпивал и закусывал. Никому не было дела до наемников, слетающих с русского языка на чужой. – Во! Осенило Вадима. Вспомнил, что он Голуба, а имя не помню.
-- Может, Голубев? По справке найдем.
-- Голубевых на свете, как Ивановых! Закопаемся искать. Мы по перстню его найдем. Дадим объявление о продаже, фотографию разместим – хроникеры такие вещи секут.
-- Даже не думай.
-- Это Гезарийская мифология. Ключ тарха. Голуба не пропустит такое, сам найдется. Такие артефакты они обязаны четко отслеживать. Надо же… Я думал, на Вавилова его потерял, а он в кванте.
-- Что за «ключ»?
-- Эти штуки делают для игры. Здесь он без надобности. Носить -- ворье привлекать. И женщине не подаришь, уж больно страшный. Это не украшение, а прибор. Что-то вроде пульта от телевизора.
-- Как он к тебе попал, помнишь?
-- Не помню я, ну…
-- Кто подарил? В честь какого события? Вспомни!
-- Честно, не вспомню. Память чистили без разбора. Ни адреса, ни телефона в башке. А то, что звали Голубой -- вспомнил.
-- В каком городе Голуба живет?
-- Пашка!.. Да если б помнил, стал бы я выпендриваться перед человеком, которому жизнью обязан? Ты прости… Не успел за тобой вернуться. Не думал, что закроют Домен. Думал, есть еще время. Оставь себе и перстень, и самородки. Ты же пойми, -- развел руками бывший наемник. – Я теперь живу аккуратно. С ювелирами не знаюсь. Дорогие вещи не покупаю даже на тещин паспорт. И ценностей не держу. Я дверь железную не могу поставить. Увидят – поймут, что бизнес в гору пошел. Пришлют ребят. И это еще полбеды. Если Падлыч узнает, что я в Домене – капец. А твой разговорный неплох. Очень неплох.
-- Спасибо, я вернулся в Домен не для разговоров.
-- Да понимаю я все, только не знаю, что делать. Были б у меня прежние возможности… Но я тебе, Пашка, скажу откровенно: лучше сдохну здесь в нищете, чем вернусь в Пятый Домен. Лучше бандюки и чиновники, чем вся моя проклятущая жизнь в вольном небе. Потому что здесь люди, Пашка! Ты не понимаешь, каждый третий из них – вполне приличный и адекватный. Пройдут дурные времена, настанут хорошие, а люди останутся. В моем Домене людей не найдешь.
-- Значит, не знаешь, где искать хроникера.
-- Почему не дать объявление?
-- Потому что его прочтет не только Голуба.
-- Да, -- согласился Вадик. – Падлыч прочтет еще раньше. -- Вадим Андреевич тревожно посмотрел на товарища. -- А что на Гезаре случилось, можно узнать?
-- Пропало кое-что в откатном хронале.
-- Голуба найдет. Хроникеры умеют работать с информацией. Но надо же! Вспомнил Голубу! Ты б не спросил – я б не вспомнил. Заодно покажи ему тварь. Пусть подскажет, в какой зоопарк его сдать. Голуба быстро определит породу. А я теперь рядовой абориген, чему несказанно рад. Половина кочевой жизни стерта к чертовой матери. Я бы стер и вторую ее половину.
-- Вспомни хотя бы имя, Вадик. Отчество, адрес…
-- Помню, как паспорт твой у Федьки купил. Сначала спрятать хотел. Думал, вернешься. Потом, когда понял, что не вернешься, прикинул, что под прикрытием жить спокойнее. Падлыч меня бы достал. Что было делать? Дианка беременная. Мне никак нельзя пропадать. В ней мой сын! И я его воспитаю, чего бы это ни стоило. Человеком воспитаю! -- уточнил Агеев. -- Не скотиной, как я. Моего сына будет уважать весь мир. Он сделает такой прорыв...
-- А ты ему подскажешь, какой именно.
-- А как же? Моя кровь! Я за него умру! Бог мой, Пашка! Я ж мог пальнуть из дробовика, а дверь -- фанера! Выглянул в окно – тачка Падлыча. Что я должен был думать?
-- Кто поможет найти Голубу, если не Стив?
-- Про Стива забудь. Дай подумать.
-- Думай.
-- А можно спросить, что за «банку» гезы провалили в откат?
-- Колониальную базу.
Вадим Андреевич поперхнулся. Компания за соседним столиком вздрогнула. Официантка едва не опрокинула шашлык на клиентов.
-- База!!! – воскликнул Вадим и разразился хохотом. – Провалили в хронал военную базу колониалов?
-- Давай-ка потише…
Вадим Андреевич со стоном сполз на пол.
-- Ха-ха-ха!!!
-- Вадик! – Павел склонился к товарищу. -- Гезарийская агентура под ударом, пока база в дерьме. И твое семейство может осиротеть.
-- Ха-ха-ха!!! – доносилось из-под стола, пока Павел не взял товарища за шиворот и не вернул на место.
Утирая слезу, бывший наемник трясся над рыбной котлетой под умиленные взгляды посетителей заведения. Истерика продолжалась, пока народ не начал хохотать вместе с ним.
Павел взял со стола сигареты и повел товарища в вестибюль.
-- Думай, как выйти на хроникера. Очнись, Вадик! Тебе дать в рыло, чтобы успокоился?
-- Не… -- Вадим Андреевич устремился в уборную. – Я это… Хотел увести Дианку с сыном в Европу, -- объяснил он. -- Стив, сволочь, мог бы помочь. Конечно, зря я на него наехал, но… сколько раз этот подонок ко мне обращался! Я всегда его выручал! Ты уж прости, что представился его мадам твоим именем. Но, Пашка… -- бывший наемник умылся и обнял товарища, -- знай, я у тебя в долгу по самый гроб жизни!
-- Видел я твой гроб. И тебя в гробу тоже видел. Мне помощь нужна.
-- Располагай мной, как хочешь, только не отдавай Падлычу. Пойми, я умер для всех, поменял имя, дом купил на подставное лицо, нанял Дианке охрану. Я не всякий раз могу остаться там ночевать. По легенде – я их садовник, шофер. Сын растет – видит мой срам. Еще немного и спросит: «Папа, кто ты такой?» Думаешь, мне легко? Пойми, Пашка...
-- Вадик! Телефон Голубы надо вспомнить.
-- Знаю, что надо, -- согласился Вадим Андреевич, вмиг стал серьезным и вернулся за стол. – Понимаю, что надо. Дай подумать.
-- Подумай.
-- Я думаю, думаю. С тех пор, как ты загрузил проблему, я только и делаю, что думаю.
-- Думай, как следует. Не отвлекайся.
-- Давай-ка провернем один трюк, -- предложил товарищу бывший наемник. -- Мой дом на Вавилова помнишь? Вернешься в «Запор», зайдешь на Пентаклион и повторишь попытку с хронала, в котором я еще помнил явки. Подъедешь, спросишь телефон хроникера...
-- В координате, в которой ты помнил явки, я был аборигеном Домена, напомнил Павел. – Порт заблокирует меня в точке входа.
-- Ах, дьявол! – дошло до Вадима. – Может блокировать. Давай, знаешь что... Зайдем в откат с другой стороны. У меня есть знакомый шаман – прикольный парнишка. Не то китаец, не то эскимос. Колей зовут. Я с ним лежал когда-то в кардиологии. Он, как ты, кондовый абориген. А что? – спросил себя Вадик. – Хорошая идея. Двух аборигенов, которые решили пошалить с хроналом, никто не заподозрит в злодействе! Я напишу письмо, он тебя примет.
-- Шаман забросит меня в откатный хронал?
-- Поговоришь, объяснишь ситуацию. Пусть введет тебя в транс.
-- В трансе явиться к тебе на Вавилова?
-- Какая разница, в трансе или во плоти? Тебе нужна только инфа. Инфа -- не пачка долларов. Я назову координату хроникера, а ты запомнишь! Инфа она и в трансе инфа, она и во сне, и наяву… Как тебя рекомендовать? Как Павла Власова или выберешь псевдоним?
-- Как Капитана Шайена, -- предложил Павел, и Агеев склонился над листом, вырванным из записной книжки.
Павел пожалел, что не обзавелся чипами. Видеть в темноте – тот бонус, который он точно заслужил за все страдания на Гезаре.
-- Фу ты… Писать разучился, -- жаловался бывший агент.
-- Пачка баксов мне тоже не помешает, -- вспомнил Павел. -- Я пустой, а Влаське нужно свежее мясо.
-- Ты баклан, Паша! Если инфологи тебя наняли, значит, как минимум, подписали файл пользователя всеми банками мира. Выбирай любой, говори, сколько нужно, забирай деньги.
-- Без паспорта?
-- Натурально, баклан!
-- То есть… реальные деньги дадут?
-- Их примут во всех магазинах, не парься.
-- Это грабеж.
-- Ой… -- Агеев сморщился над запиской шаману, -- я тебя умоляю!.. Эти упыри обдирают клиентов до нитки. Даже не бери в голову! Тем более, деньги нужны на кормление, не на особняк с бассейном. На кормление даже кража – не грех, а охота. Даже убийство… Утром, по трезвой голове, вместе подъедем. Научу тебя банком пользоваться.

По трезвой голове Вадим снова расстегнул саквояж и схватил Меседора Августа за шею, как ядовитую змею.
-- Ух, ё… -- выругался он. – Какая пасть! Может он голодный? Чуешь вонь? – Вадим Андреевич принюхался. – Как от газового баллона. Все не как у людей. Люди газом воняют, когда сытые, а у этих в пустом желудке адская смесь! Научится метать огонь – прекратит вонять, начнет пожары устраивать. Тогда и заявляйся на статус. Ух, ё!.. Какие когти! Прямо бойцовый петух!
-- Я рад, что Влас Меседор тебе нравится.
-- Не знаю. В колониях нормальная практика стащить бабу и подсадить эмбрион-мутант. Будь ты женщина – нет вопросов. Им есть, куда подсадить. Но! – бывший наемник еще раз подумал. – Если на Гезаре совсем не осталось баб, можно подсадить мутанта в «кисту», которая справится с ролью матки. Но ты же понимаешь, из сепсиса зародыш не разовьется. Где-то ты поймал спору. А это, я тебе скажу, везение за пределом статистики. Покажи его Голубе. Интересно, что скажет… -- Вадим склонился к чудовищу. – Ути… ути… ути… -- произнес он и потрогал пальцем живот. -- А если вырвется из саквояжа в твое отсутствие, что делать?
-- Пенять на себя.
-- Я все понимаю, Паша, но ты, пожалуйста, возвращайся быстрее.

Назвать Николая шаманом Павлу Власову не пришло бы в голову. «Парнишке», похожему на китайца, можно было дать и двадцать и сорок лет. С порога веяло вчерашним перегаром. В прихожей вверх тормашками стоял разобранный мотоцикл. Колеса лежали в углу. На вешалке висела куртка с потертыми рукавами на все сезоны. Под курткой -- полный ящик просаленных железяк. Те, что не поместились, лежали рядом на газетной бумаге. Те, которым не хватило газеты, лежали на голом полу. К гостю шаман отнесся недружелюбно.
-- Виски? Для Коли от Вадика? – удивился хозяин разобранного мотоцикла. – Колин организм к водке лучше приучен.
Совсем не так представлял себе шаманов Павел. Ничего похожего на атрибуты шаманства, ничего даже близко к загадочной персоне колдуна – съемная квартира холостяка без мебели и ремонта: замасленные обои, пол с потертым линолеумом, грязная батарея. Окно прикрывала газета с жирным пятном.
-- Нет, -- ответил Коля, выслушав гостя. – Не смогу.
-- Вадим говорил, ты рад помочь человеку, оказавшемуся в беде.
-- Коля рад. Но ничего не получится. Не справится Коля.
– Вадик уверен, что справишься.
-- Коля такими делами не занимается.
Хозяин даже не предложил гостю сесть.
-- Коля! Мне нужна помощь.
-- Коля не работает. Коля болеет.
-- Тогда… я за лекарством?
Шаман зашел в комнату, сел на матрас, расстеленный на полу, уставился раскосыми глазами в голую стену. Гость остался в прихожей. Он оценил размер мотоцикла и диву дался, как такую махину пер по лестнице больной человек.
-- Надо, Коля, -- повторил он. -- Нам всем иногда кажется, что не можем, но есть слово «надо», когда выбора нет. Если Коля не поможет, мне не к кому обратиться.
-- Рад бы… -- ответил шаман, -- но не могу.
-- Попробовал бы... Вдруг получится. Сделаем так: я схожу за лекарством, подлечимся и попробуем.

Когда ящик водки опустился возле матраса – Коля ухом не повел, только вчерашний перегар подкрепился сегодняшним. Бутылка виски «от Вадика» обмелела наполовину. Павел разлил остатки по емкостям, которые нашел на кухне: в чашку с отбитой ручкой и пластмассовую крышку от термоса.
Коля выпил. Гость последовал его примеру. После второй, гость развернул батон колбасы, открыл банку с маринованными грибами. Коля покосился на угощение. Острота ясновидения вернулась. Напряжение исчезло. По прошествии времени шаман уже выпивал и закусывал, как заправский алкаш, помогая гостю резать закуску.

В сумерках в окно ударил яркий свет фонаря. Сальное пятно на газете вспыхнуло ярче Солнца. Коля экономил на электричестве, не включал единственную лампу в квартире. Лампа ему была не нужна. И днем, и ночью в жилище шамана было достаточно освещения. Он слушал рассказы гостя о жизни. О детстве, о юности, об институте, из которого Павла Власова выгнали за пожар, о работе в редакции… Слушал, но помогать не спешил.
-- Не знаю… -- сомневался шаман.
-- Только введи меня в транс.
-- Не выйдет у Коли. Не сможет Коля ввести тебя в транс.
-- Надо попробовать!
-- Вадика я глубоко уважаю.
-- И я уважаю Вадика.
-- Вижу, и ты человек хороший, но помочь не могу.
-- А надо помочь. Коля, надо!

К полуночи, оба свалились мимо матраса. За светом фонаря не было видно ночного неба. Только жирный мотылек колотился в стекло.
-- Ты хороший. Коля сразу видит хорошего человека. Но только ничего не получится.
-- Может, я чего-то не понимаю?
-- Ты хотел вернуться в прошлое, чтобы поговорить с Вадимом?
-- Только поговорить. Вадик забыл адрес человека, который мне сейчас очень нужен.
-- А сам не пробовал войти в транс?
-- Но я не умею.
-- А Коля научит.

После звонка в особняке на Вавилова наступила тревожная пауза. Музыка умолкла, садовник перестал гонять листья. Даже сквозняк стих. На крыльце появился хозяин в атласном халате.
-- Информация для курьера, -- представился Павел, двумя руками держась за кованую решетку. – Адрес и телефон хроникера Голубы… Срочно.
-- А чего такой пьяненький? – улыбнулся хозяин.
-- Потому что твой Коля-мотоцикл без горючего не работает.
-- Что-то я тебя не припомню. Откуда взялся?
-- Тебе не все равно? Я курьер, выкладывай информацию.
-- Может, зайдешь?
-- На похороны зайду. Потерпи, недолго осталось.
-- Как звать-то?..
-- Никак, -- ответил гость, стараясь удержать себя на ногах.
-- Ты хоть с шофером? Или сам за рулем?
-- Не заработал еще… Подкинь деньжат, если лишние водятся. Грамм двести «зеленых»…
Вадим Андреевич открыл калитку.
-- О… милый человек! Зайти, приляг. Я такси закажу.
-- Венок себе закажи. Для «неизвестного гостя». Короче… адрес давай, Вадик! Времени мало.

Кто-то толкнул человека. Павел повторил адрес, вспомнил имя-отчество хроникера, слишком мудреное на пьяную голову, и увидел мужчину в белом халате. Совсем неуместного, на фоне черного потолка. Павел сел. В нос ударил нашатырь. Окна и двери были распахнуты. Рядом лежал на матрасе Коля-шаман, из вены торчала капельница. Запах гари перемешался с запахом медикаментов. Раньше, чем Павел начал соображать, его тело вскочило на подоконник и сигануло в кусты под восторженный вой толпы.
У подъезда стояла скорая помощь. На клумбе валялись бутылки. В комнате шамана черти плясали танец с факелами. След сажи был даже на внешней стене, словно огненное чудовище царапало ее когтями. Мужчина в белом халате подошел к окну, чтобы оценить, как успешно пациент спланировал в клумбу. К нему присоединилась фигура милиционера.
-- Держи его! – крикнул врач, но толпа шарахалась в стороны от бегущего человека.

-- А у нас без происшествий, -- отчитался Вадим Андреевич. -- Да что это? И от тебя воняет бензином! Теперь от обоих будет вонять?
-- Коля в больнице. Думай, что делать, Вадик! Не знаю, что там случилось. Не помню. Мы крепко выпили и что-то сожгли. Поезжай к нему, -- Павел снял перстень, чтобы отмыть руки от остатков сажи.
Влас Меседор сморщил мордочку, когда дневной свет проник в гнездо. Не сразу узнал хозяина.
-- Надо помыться и переодеться, -- решил Вадим. -- Говоришь, размеры у нас похожие… -- он со скрипом отворил дверцу шкафа, а Павел впервые обратил внимание на потолок, обитый железными пластинами. Жалюзи из металла прикрывали окна. – Барахло найду, только учти, горячей воды не будет. Чтоб ты провалился со своим василиском! – ворчал Агеев, перебирая гардероб. – Узнал, что хотел? Как все не вовремя… Я должен Дианку с сыном в аэропорт отвезти!
-- На такси доедет твоя Дианка, -- ответил Павел. – Корона не свалится. Дуй в больницу, разбирайся, что случилось с шаманом. Я -- в Питер.
-- Вспомнил! – воскликнул Вадим. – Голуба же Питерский!

От самолета пришлось отказаться. Павел не был готов предъявить к осмотру багаж. Машина Палыча была обижена за грязевые гонки, а после мойки шлангом совсем отказалась работать. На «командировочные» Павел выкупил четыре места в купе, предупредил проводницу, чтобы не беспокоила, и приоткрыл саквояж, чтобы Влас Меседор не сопел.
-- Прорвемся, -- пообещал он питомцу. – Нам только ночь продержаться. -- Зверь открыл пасть и пронзительно крякнул. – Знаю, что голодный. Сам с утра не жрал. Приедем – слопаем курицу, обещаю.
Павел запер купе. Всем необходимым для борьбы с похмельем пассажир запасся заранее, и, прежде чем лечь, выпил бутылку воды. Он проснулся на остановке у пригородной платформы, и понял – что-то случилось. Поезд слишком долго стоял. За окном курила компания пассажиров. По вагону ходили люди.
-- Милиция, откройте! – услышал он.
В дверь постучали. Человек, у которого не было документов, мог рассчитывать только на кошелек. Он выложил на стол купюру, которая должна решить все вопросы, нашарил в кармане смятый в блин перстенек… Стук повторился. Милиционера отвлек разбуженный пассажир, и Павел попытался открыть окно. Ему не хватало воздуха. Золотая пластина помялась. Он потратил время, чтобы вернуть ей прежнюю форму, но надевать не стал. Сердце и так выпрыгивало наружу. Пассажир надеялся сойти за спящего. Под шум в коридоре осушил вторую бутылку воды. Милиционер ушел. Пассажиры зашли в вагон. Поезд тронулся. Тревожное чувство заставило Павла заглянуть в саквояж, и сердце остановилось. Детеныш исчез. Его не было ни в багажниках, ни в свернутых матрасах. Павел не нашел дыры, через которую Влас Меседор мог удрать из купе. Холодный пот потек по спине хозяина.
-- Без паники! – приказал себе Павел. – Взять себя в руки! Зверь не мог уйти далеко.

Окна вагона были открыты только в туалетах. Двери тамбура хлопали, разнося вонючие сквозняки.
-- Прошу прощения… -- обратился он к мужчине с кружкой. – По вагону ходила милиция. Не знаете, что случилось?
-- Женщину обокрали, -- ответил мужчина. – Весь вагон разбудили.
Павел заглянул в открытое купе. Женщина надевала тапочки. Признаков переполоха не наблюдалось.
-- Вышла из ресторана – плохо стало, -- объяснил мужчина. – Очнулась, а золотых часов нет. Вот, народ… хрен ему в огород! Обвешают себя золотом, напьются, а поезд из-за них стоит.
Павел обшарил взглядом пол.
-- Что вы ищете? – удивилась женщина, когда странный человек встал на колени.
-- Часы могли закатиться куда угодно…
Пока женщина не опомнилась, Павел обыскал купе. Переставил сумки на верхнем багажнике, заглянул под нижние полки.
-- Ненормальный… -- возмутилась дама.
Пассажир приступил к обыску у соседей, и вскоре бесцеремонно открывал все двери подряд.
-- Мужчина! Что вы творите? – кричали ему.
-- Найдется, -- отвечал он на все вопросы, двигал чемоданы, рылся в открытых сумках. Недовольные граждане просыпались. На четвереньках Павел прополз по коридору, заглядывая в батарею. -- Где проводницы? – спросил он и обыскал купе проводниц.
Из купе начальника поезда доносился смех. Павел принюхался. Всем на свете запахам противостоял устойчивый перегар.
-- Нельзя, -- отрезал голос, но Павел вошел.
Раскрасневшиеся от хохота проводницы смотрели на пассажира. Два оранжевых глаза блестели из-под стола. Влас Меседор крякнул при виде хозяина. Проводницы снова прыснули со смеху.
-- Влас!.. – Павел взял бутылку с водой и осушил ее залпом.
-- Мы думали, его Васькой зовут! -- ответили дамы. -- Васенька… – самая храбрая взяла дракона в охапку, чтобы вручить хозяину. -- А он отзывался на Ваську. – Мы ему «Вась-Вась…» А он бежит и крякает. Что это за порода? – спросили женщины, когда Павел сунул за пазуху беглеца. – Может, хотите еще водички?

Килька в томате дорого обошлась хозяину и питомцу. У Власа начинался жар, когда Павел стоял на пороге хроникера. Зверь задыхался. Дверь открыл пожилой мужчина.
-- Людвиг Францевич! Очень прошу, найдите ветеринара, который согласится приехать на дом. Я в вашем городе никого не знаю. Скажите, заплачу, не торгуясь.
Старик осмотрел больного с порога, ощупал вздутый живот.
-- Голуба моя… -- вздохнул он и проворно обулся. -- Никуда не уходи, я сейчас!
Квартира хроникера была полной противоположностью жилища шамана Коли. Дом старинной постройки с камином и высокими потолками. Здесь не было открытого участка стены. Все было загорожено полками, на которых частоколом стояли папки, книги, тетради, коробки, которые трещали от связок бумаг. Компьютерный стол и тот был завален бумагой. В ожидании ветеринара, Влас Меседор лежал на полу, из горла шла томатная пена. У Павла скрутило живот от зрелища. Еще немного и появились приступы дурноты. Людвиг Францевич вернулся один с пакетом медикаментов.
-- Неси его в ванную, клади в таз, – сказал он и вскрыл упаковку со шприцем.
В ванной хроникера тоже имелась книжная полка, но документы были собраны в пластиковые папки. На них же висели полотенца. Только небольшой участок был выделен для душа и умывальника.

-- Конечно, килька была несвежая, -- подтвердил диагноз хроникер. – Как ей набраться свежести в поездах? -- он ловко сунул шланг в пасть Меседора, словно всю жизнь занимался лечением экзотических тварей. Детеныш лягался, стараясь задеть мучителя когтем. Но после промывания затих, дал завернуть себя в полотенце. – Неделю не кормить, не поить. Вводить физраствор подкожно. Уколы делать умеешь? Учись… -- Людвиг Францевич набрал в шприц розовой жидкости и оттянул животному кожу на брюхе.
Влас не дернулся.
-- Сдохнет?
-- Не знаю. Таких еще не лечил. Ты тоже неважно выглядишь. Вместе кушали кильку? -- Хроникер приложил к животу пациента трубку и замер. Рядом с ним замер хозяин зверя и кот, который слез со шкафа, чтобы рассмотреть чудовище. -- Сдохнет, -- подтвердил хроникер, -- но, даст бог, не в мое дежурство. Вы что же… другого корма себе не нашли?

Пока хозяин квартиры брал на анализ драконью кровь, кот снова залез на шкаф. Напряженно смотрел, осторожно принюхивался.
-- Сказать не могу, как я вам благодарен, дядя Людвиг, -- признался Павел, -- вы меня не то, что выручили… Просто спасли.
-- Мудрецы говорят: кот послан человеку, чтобы было кого любить, -- ответил хроникер благодарному гостю. – Собака -- для того, чтобы было кому любить самого человека. И этот выбор говорит о нас больше, чем мемуары. Но что можно сказать о том, кто завел дракона – я, право, теряюсь. Гезы прислали тебя за справкой?
-- Они провалили в «откат» колониальную базу. Хотят убедиться, что она никак не пересекалась с цивилизацией. В противном случае...
-- В противном случае они будут иметь дело с целой армадой колониальных баз, -- сообразил Людвиг. -- Это им ни к чему.
-- Словом, вы не могли бы взглянуть, не упоминается ли в древних текстах что-то похожее. Нужна хрональная координата. Я знаю, вы можете читать в оригинале Библию…
-- Корабль нужно искать в настоящих хрониках, а не в сказках. База колониального департамента… -- вздохнул Людвиг Францевич. -- Полагаю, три тысячи палуб, не меньше. Округлая «банка». Если древние астрономы наблюдали что-то похожее, могли принять за планету. Провалили в хронал, говоришь, и не могут найти? Могут! Могут, но боятся искать. Безопаснее поручить работу аборигену. Похоже, Метрополия их прижала всерьез.
-- Гезы боятся удара из неизвестной координаты.
-- Понятное дело, никому не нужно войны… То есть, моя задача дать заключение, не пересеклась ли база с актуальным историческим потоком.
-- Им нужно знать точно, когда.
-- Точного ответа никто не даст. Прошлое иногда меняет детали.
-- Согласен.
-- А исторический сюжет держится примерно в одной колее, потому что имеет четко отлаженную программу, -- старик посмотрел на гостя поверх очков. -- Тебе не кажется это парадоксальным?
-- Мне с недавних пор ничто не кажется парадоксальным. Мне бы Влаську выходить, да найти пропавшую «банку». В некотором смысле я тоже приложился к ее исчезновению.

Вслед за хроникером, Павел прошел в зал, уставленный шкафами книг. Шеренги одинаковых переплетов различались только по цвету и пометкам на всех языках: где вязью, где иероглифами. Местами на такой витиеватой кириллице, что разобраться в ней может только специалист.
-- На дежурство я заступил во времена императора Петра Алексеевича, -- объяснил хроникер. -- Много событий произошло с тех пор, но ни одна «банка» не пролетела, не оставив строчки в хрониках.
-- Как вы пережили репрессии с такой библиотекой?
-- Не только репрессии. Войны пережил, блокаду, которая хуже репрессий, -- хроникер извлек из комода альбом и осторожно перекладывал страницы, пока не наткнулся на изображение дракона. -- Твой?
-- Похож… -- согласился хозяин Меседора Августа.
-- Он! Смотри внимательно: петушиная шпорка, перепонки на лапках и крылышко, сформированное из трех фаланг. С натуры писали китайцы. А это… было еще при династии императора… -- чтобы уточнить династию, хроникер полез на книжные полки.
-- У Власа Меседора на Земле были родственники?
Людвиг Францевич улыбнулся.
-- Думаю, писали с него самого!
-- Этот зеленый, а мой – «баклажан».
-- Будет зеленым, когда подрастет. Если не будет питаться килькой, будет гулять на солнышке…От солнышка и картошка позеленеет, -- хроникер вынул из альбома страницу текста с иероглифами.
-- То есть, вы хотите сказать…
-- Хочу сказать, что тебе, голуба, надо быть осторожным. По возможности, забрать его с планеты, пока малыш.
-- Но ведь это сказки. Фантастика.
-- Самая большая фантастика после Библии -- это учебник истории.
-- Почему вы уверены, что писали с натуры?
-- Есть приемы, которые позволяют безошибочно отличить реальность от вымысла, оригинал от копии, натуру от фантазии – это большая наука. -- Людвиг Францевич убрал альбом, закрыл комод и кинул страничку с иероглифами в пепел камина. – Бумага возгорается, когда меньше всего от нее ожидаешь, -- ответил он на недоумение гостя. – Не хочу, чтобы одна страница стала причиной пожара. И люди иногда возгораются. Такая тварь однажды сожгла дотла Первого Капитана. А уж Капитан понимал в драконах, больше, чем мы с тобой. Не переживай за Гезар. Даже если мы найдем «базу», дни колонии сочтены. Да там уж давно не колония. Опытный полигон, который сделал дело и обязан уйти в историю.
-- Но я собирался вернуться туда вместе с Власом.
-- Стало быть, и ваши дни сочтены.
-- Что за полигон, Людвиг Францевич?
-- На Гезаре испытывали мощнейшие анахроники. Пока не появился Пентаклион и не упорядочил хроналы, в их соляр не совался даже колониальный департамент, которому до всего дело есть. Цивилизация, сформированная там, мутирует невероятно и непредсказуемо.
-- Что касается дюка…
-- Голуба моя!
-- Вы мне скажите, что делать?
-- Будь аккуратнее. В лучшем случае Влас несет ген мутанта. В худшем – не знаю, Паша, во что ты влип. Я бы не хотел оказаться на твоем месте.

Гость принял таблетку и позволил Людвигу измерить давление. Дурнота прошла, сердце перестало колотиться, а он еще ничего не сделал. Не спас Гезар от нового удара из неизвестной координаты. Вслед за лекарством, Павел принял тарелку с бульоном и навестил детеныша. Влас Меседор лежал под полотенцем, притворялся покойником.
-- Килька здесь ни при чем, -- пришел к выводу хроникер, когда повторно взял на анализ кровь пациента. – Типичное алкогольное отравление.
-- Не знаю, чем его напоили в поезде…
-- Водкой!
-- Дядя Людвиг… Влас на дух алкоголя не переносит.
-- Меня-то обмануть можно, а вот прибор не обманешь. Сказать, сколько промилле у «трезвенника»?
-- Я понимаю дозы в стаканах.
-- Стакан, не меньше.
-- Не знаю, -- сомневался хозяин. – Я пришел к окончанию банкета. Людвиг Францевич… если колониальная база пересекалась с цивилизацией в будущем, мы сможем узнать?
-- Вполне, -- подтвердил хроникер.
Гость подошел к компьютеру, и ничего не понял в анализе крови. Клавиатура имела как минимум две сотни кнопок. Одинаково стертых, равномерно продавленных. Одному хозяину было известно, что они подразумевали.
-- А как мы сможем узнать?
-- Из пророчеств, голуба моя. Откуда ж еще?
-- Если это работает, зачем я нужен в Домене?
-- Только присутствие нужного наблюдателя направит процесс по единственно верному руслу. Инфологи ничего не делают просто так. Это наука бездоказательного, поэтому не ищи объяснений. Гезы используют людей так, что им вовек не догадаться, для чего их используют.
-- Дремучего аборигена совершенно бесполезной эпохи…
-- Ты резидент уникального времени, -- возразил хроникер. – В истории цивилизации таких всего два. Время, в котором ты родился, и то, в которое переселился по воле судьбы – мощнейшие развилки цивилизации. Здесь она формируется в том виде, в котором будет долго существовать. Сейчас зарождается сеть неисчерпаемой информационной емкости. Она позволит удержать цивилизацию, пронести ее через многие опасности. Сеть – информационный код человечества. Даже если поголовье будет уничтожено, благодаря сети мы не вернемся к исходной, не будем начинать с изобретения колеса. Нынешнее поколение не понимает важность этого факта, но, поверь, ты живешь в то время, когда любая ошибка может дорого обойтись.
-- А что за развилка в хронале Пятого Порта? – поинтересовался Павел.
-- То, над чем бьются инфологи Гезы.
-- А над чем они бьются? По моим наблюдениям, они прячутся.
-- Инфологи Гезы открывают доступ к нематериальным носителям. До гезарийской культуры между информацией и пользователем всегда был барьер. Не будет барьеров – не будет прежней цивилизации. Будет что-то принципиально иное. Теперь понимаешь, почему Метрополия не может смириться с Гезаром?
-- Человек с неограниченным доступом к информации – новая ступень эволюции?
-- Последняя, -- уточнил хроникер. – А самое интересное, что этот барьер не пройдет большинство популяции.
-- Боюсь, я буду в их числе.
-- Правильно делаешь, что боишься.

Павел еще раз прогулялся до таза, в котором спал Влас Меседор, вышел на балкон, чтобы не мешать хроникеру работать. Подышал смогом, поразмыслил, посмотрел на проспект с верхнего этажа и не заметил, как пролетело время. Наступила ночь, а небо северной столицы осталось таким же светлым.
-- В рукописях Гиппарха упоминается «мерцающая планета» по размеру и траектории похожая на колониальную базу, -- сообщил хроникер. -- Этот уважаемый астроном жил на Родосе до нашей эры, большинство его рукописей сгорело, но кое-что сохранилось. Оригиналы в Кембриджском университете. Их не переводили. Никто не работал с материалом, не толковал его, значит… какие сделаем выводы?
-- Информация появилась недавно? – предположил Павел.
-- Молодец! Поэтому действовать надо быстро и аккуратно.
-- Подъехать в Кембридж?
Людвиг достал из чулана стремянку.
-- Не надо. Свяжусь с коллегами и получу фотокопию. Если мерцает та самая «банка» -- ясно будет из описания. А нет – дальше будем искать. Справка, за которой тебя послали, будет готова через сутки.
-- Спасибо, дядя Людвиг. Я хотел бы вернуться, справиться о товарище, который попал в больницу по моей вине.
-- Не много ли на себя берешь, человечище? Не все гадости в этом мире происходят по твоей вине, уж поверь, кроме тебя достаточно деятелей, -- Людвиг Францевич дал гостю трубку мобильного телефона. – Звони.
-- Куда? – растерялся Павел.
-- В больницу. Товарищу.
-- Не знаю, как туда позвонить.
-- Так недолго выяснить, -- хроникер склонился над истертыми клавишами. – Как звать?
-- Николай.
-- Все равно, что никак.
-- Понятия не имею, какая у него фамилия.
-- Адрес…
-- Он снимал квартиру и вряд ли прописан в ней. Дату рождения не знаю даже примерно.
-- Что знаешь о Николае?
-- Разбирается в мотоциклах. В соревнованиях по мотокроссу участвовал. Невысокого роста. Больное сердце. Агеев считает его китайцем или якутом. По-моему, он казах.
-- Ни то, ни другое, -- ответил хроникер, глядя на символы на мониторе, -- ни третье… Хван -- фамилия твоего товарища. Николай Альбертович Хван. Мастер спорта по мотокроссу. Известный в прошлом гонщик. Дважды чемпион… ну не важно, чего. Учился на автомеханика. Отчислен за прогулы. Поступил в институт физкультуры – бросил… Кличка «шаман». Этот? – В тексте появилась фотография Коли, похожая на портрет с надгробия. -- «Остановка сердца». «Состояние сильного алкогольного опьянения». Он? Сколько же «стаканов» вы приняли, голубы мои?
-- Да мы… не считали. Как бы с ним пообщаться?
-- Коля -- абориген. Разве что к телефону дежурной позовут. Звони в отделение.
-- А через Вадика?
-- И Вадик больше не наш. К сожалению. А какой был парень! Умница, работяга! Талантливейший человек. Душа компании. И что с ним сделала эта работа! Нет, Паша. Коле с Вадиком рано носить мобилы в карманах. Еще не те времена.
-- А носить в саквояже дракона?
-- Ты – другое дело, -- разрешил хроникер. – И вообще… насчет драконов гезы никаких запретов не выдавали.
-- Дядя Людвиг, я на пару дней отскочу. Пусть Власик у вас отлежится.

По иронии судьбы, на обратной дороге Павел Власов сел в тот же вагон с той же бригадой проводниц, которые не узнали его в упор. Он не собирался скандалить. Только хотел узнать, каким способом женщины влили в животное стакан водки. «Удивительно, -- рассуждал он, наблюдая дорогу, -- подобрали в плацкарте хомячка – помнят всю жизнь. А дракона через сутки забыли. Может, приняли за галлюцинацию?»
Утром, открыв глаза, Павел убедился, что ценности на местах. Перстень в кармане, там же аппарат, выданный Людвигом Францевичем для экстренной связи. На месте оказался даже кошелек, несмотря на то, что не был спрятан. Павел вышел в тамбур с телефоном. Машинка, похожая на электробритву, высветила номер. Он с надеждой нажал кнопку вызова, и недолго ждал, пока прервутся гудки.
-- Вадик!.. Людвиг знает, что ты заныкал мобилу!
-- Людвиг – хроникер, -- напомнил Агеев, -- он знает обо мне все. Даже то, чего я о себе не знаю.
-- Будь другом, встреть меня на вокзале. И вообще, освободись на денек.

Товарищи обнялись у вагона.
-- Правильно сделал, что оставил чудище в Питере, -- сказал Вадим. -- Я его реально боюсь.
-- В больнице был?
-- Был.
-- Говорил?
-- Говорил.
-- Что усвоил из разговора?
-- Пить меньше надо.
-- Николай должен помнить, что произошло. Это я был в трансе, а он – в нормальном нажоре.
-- Говорит, ты рассказывал про зверюгу.
-- Не помню.
-- Говорит, жаловался, что не знаешь, как быть с драконом. Что связался по дури, не подумав, а теперь в шоке от перспектив. Коля тебя учил, показывал шаманские танцы, которые помогают договориться с тварью. Говорит, вы смастерили факелы, облили бензином и давай «шаманить».
-- И я?
-- И ты. Короче, пожарка приехала, скорая и милиция. Что еще тебе рассказать?
-- Как он ввел меня в транс? Я реально был у тебя на Вавилова! По крайней мере, не сомневался, что это реальность.
-- Ты когда видишь сон, часто сомневаешься, что это реальность? Снести настройки мозга -- дело нехитрое. Шаманы умеют. В аду побываешь, не то, что у меня на Вавилова.
Вадим Андреевич завел машину и погрустнел. Задумался о своем. Проверил, не звонила ли Диана, и погрустнел еще больше.
-- Спрячь беспроводной телефон, -- посоветовал Павел.
-- Колька уверен, что я пришелец. Ты не говорил ему, кто я такой?
-- А кто ты, Вадик?
-- Я-то? Я в Полярной экспедиции был, чтобы поставить камень на месте, где родился. Сейчас оно подо льдом. Однажды… там будут цвести сады и фонтаны.
-- Ты родился в фонтане? – пошутил Павел, но шутка не удалась. Агеев погрустнел еще больше.
-- С тех пор Земля трижды меняла соляр.
-- Родился на Земле и всю жизнь слонялся по космосу. Даже из колоний тебя погнали. Потому что бандит ты, Вадик, хоть и землянин. Убери телефон. Люди смотрят.
-- А как я докатился до бандитского бизнеса, знаешь?
-- Архив утверждал, что ты отстреливал «банки» аборигенов, которые мечтали покорить космос.
-- А архив не рассказал, как эти «банки» однажды долетели до твоей родины и превратили ее в океан ядовитой плазмы? Так я тебе расскажу. Когда Метрополия начала подвергаться атакам колоний, закон перестал работать. Да, я прибил парочку отморозков, потому что Земля – мой дом. Потому что я здесь родился. Но закон, который мог меня оправдать, слишком долго согласовывали в департаментах, -- Агеев схватил телефон, не отпуская руля. – Принцесса моя… -- обратился он к жене, -- в чем дело? Ходили на завтрак?.. А Дениска поел? Покакал… Прямо в буфете… Стошнило? Прикинь! -- сообщил довольный папаша товарищу. -- Мой парень обосрался прямо в буфете! Я говорил, питание надо брать то, к которому он привык. Нельзя ему заграничные смеси. Ему вообще ничего нельзя. Замучались корм подбирать. Сказывается, что я не резидент хронала.
-- Ах, значит, ты все-таки пришелец.
Радостная эйфория Вадима продолжалась недолго. Как только машина съехала с шоссе, отец семейства снова забеспокоился. Ему понадобилось подтверждение, что сын поел и спит в сухом подгузнике, под присмотром нянь.
-- Пойми, мне детей не полагалось в принципе. Ни по статусу, ни по альменной карте. Даже интеллект не тянул на репродуктивную норму. А в колониях бабы рожают как срут. Думал, рискну. Нанялся в охрану, смотреть, чтобы аборигены не дрались между собой, чтобы камни на них не падали с неба. Лично я монтировал аппаратуру, которая должна их пугать, но дикарей ни черта не пугает. И надсмотрщики им под стать: нарушают статусы, инфу сливают… Словом, охранять колонии нужно от тех и других. Платят за такую работу из кармана колониального департамента. Карман-то жирный, да руки жадные. А аборигены -- народец ушлый. На тысячу дураков обязательно придется один хитрожопый, который влезет на базу, взломает коды и смоется вместе с «банкой». Ищи его по Галактике. Или того хуже, выведет из строя оборудование. Стащит линейный генератор и давай мочить соплеменников. А драться они горазды! Драться аборигены могут из-за кучи говна. В идеале, они должны забыть, откуда взялись, и нормально освоить ресурс. За хорошее поведение им планета должна остаться в подарок…
-- Голые камни.
-- И на камнях устроиться можно. Оставь им плодородные земли -- думаешь, картошку посадят? Они будут делить территорию, пока не поубивают друг дружку! Оставь им камни – передерутся из-за камней. Колонии мрут, как мухи. Их на год нельзя без присмотра оставить. Присматриваешь – мрут точно также. Потому что кураторы – те же скоты. Неизвестно, кто больше. Короче, должны меня были судить. Решать, преступник я, идейный борец или просто дурак. Так вот, что я скажу тебе, Паша, по-дружески: гезы, конечно, тебя отымеют так, что нечего будет в гроб положить. Используют и не заплатят, но хотя бы прикроют в своих открытых Доменах. Метрополия тебя отымеет также, но ты при этом останешься должен и виноват. Я решил: в Пятый Домен вернусь с академическим статусом или вообще не вернусь. Сам заявил идею дракона, сам проверил: в архивах нет инфы о тварях, способных плевать огнем. Это ж дно золотое!
-- Почему ты не заявил Медузу Горгону?
-- Пашка, дракон -- гезарийская мифология. Их мифология дорого продается. Это тебе говорит человек, который купил и продал огромный институт вместе с оборудованием и биологами. Я вложил в синтезатор все, что заработал в колонии, отреставрировал квант, который геологи сдали в утиль, встал на плато у фальфорды, где началась их история. Но, Паша! Там такая гнилая мутация, что лучше я без статуса проживу. Ноги моей там больше не будет.
-- Ты видел на Гезаре хоть одного инфолога?
-- Зачем?
-- Убедиться, что они не удрали от мутантов раньше тебя.
-- Ты баклан, Пашка! Столько времени общался с моей машиной и ничего не понял? В Пятом Домене в гости не ходят. Можно жизнь прожить в «банке», не вылезая за габарит, и активно общаться. Точнее, верить, что активно общаешься. Большая часть окажется имитацией – программой, которая сожрет твою жизнь. В Пятом Домене нет даже кукол для секса. Удовольствия доставляют непосредственно к органам чувств. Для тех, кто еще в них нуждается. «Верхние» Домены выживают на дикарях, адаптированных инохроналах. И я таким был. Сначала радовался новым возможностям. Потом понял, в какое дерьмо попал, и согласился работать на гезарийцев. Потому как, друг мой Пашка, Доктрина столько наворотила… пока строила идеальную цивилизацию… Рано или поздно ребята вроде гезов должны были дать ей под зад. И я благодарен им. За свободу, за дом, за Дианку. Где б еще я встретил такую бабу и обзавелся потомством? Я теперь дочку хочу! У меня грандиозные планы! Ты не представляешь, Пашка, какой это кайф – семья. И Дианка не прогадала. Мужики Домена не понимают ради чего надо жить. Я поверить не мог… Отказываются от собственных детей!
-- Не все!
-- Где одна скотина – там будет стадо! Поверь, оскотиниться – много ума не надо, лишь бы было позволено. Это я тебе как бывший охранник колоний говорю. Ну что… подъезжаем. Надо в магазин заглянуть, Колька пряники любит.

Шаман принял гостинцы от Вадима Андреевича и подозрительно посмотрел на Павла. На вопросы о самочувствии ответил скупо. Долго щурился, церемонно прихлебывал чай.
-- Коля, ты узнал меня или нет? – спросил гость. – Если узнал, расскажи, что случилось той ночью.
-- Нашел человека в Питере?
-- И даже съездил к нему. Ты очень помог. Могу я чем-то помочь тебе?
-- Коля ничего не сделал, -- ответил шаман, и Вадим Андреевич деликатным образом пошел общаться с врачами.
Сосед по палате перестал храпеть. Шаман напрягся. Поставил чашку на тумбочку. Сел на кровати.
-- Коля ничего не мог делать, -- признался он. -- Когда человек приходит, Коля не видит человека. Коля видит беса, который пришел с ним. В каждом есть бес. В одном маленький, в другом большой. Коля имеет дела только с бесами, потому что мой -- сильнее их всех. И тогда я прошу своего: «Реши проблему этому человеку, прикажи его бесу угомониться! Пусть отпустят хвори и страхи. Пусть поймет, что ведет себя неправильно, и все наладится».
-- И со мной пришел бес?
-- Когда вошел твой – мой поджал хвост, -- признался Коля-шаман и спрятался за чашкой чая. – Кто я такой, чтобы ему приказывать?
-- Мой сильнее?
-- Таких, как твой, я раньше не видел. Ты все сделал сам. Коля не знал, что сказать. Но ты к шаманам больше никогда не ходи. Бес может обидеться.

Идея подогнать орбитальный лифт к резиденции хроникера разбилась об истерику бортового компьютера. Машина инкриминировала пользователю попытку убийства нежного механизма, садизм, недостаток ума и ответственности, что совершенно недопустимо в отношениях между машиной и человеком. Павел в глубине души понимал «Запорожец».
-- На трассах щебень летит в стекло! Ветер, гололед и пьяные уроды на иномарках! – оправдывался компьютер. -- Звери дикие кидаются на капот и бодают его рогами! Не рассчитывай, что орбитальный лифт пустится в кругосветку на четырех колесах. Даже Палыч не ставил таких задач!
-- Зассалась, сучара! – пришел к выводу Вадим Андреевич. – Все еще боится встречных машин. Ладно, спрячу ее в гаражах. Этот хлам, чего доброго, полетит до Питера по параболе. Вся разведка Метрополии узнает, кто ты такой.

После машинной истерики Павел отправился на вокзал и не удивился, когда в третий раз попал к знакомой бригаде проводников. «Глупая была идея оставлять хроникеру Влаську, -- ругал он себя. – Еще глупее -- надеяться на фальшивый транспорт, у которого нет колес, сплошная «плотная голограмма». «Не рисковать! -- стало главным девизом последних дней на Земле. -- Привез дракона туда – довезу обратно. Ничего плохого не будет. Теперь уже не случится наверняка, потому что я выбрал лимит неприятностей на пятилетку вперед», -- внушал себе Павел. Поезд набирал скорость, пассажиры стелили постели. Он вспоминал свою жизнь и не находил в ней ничего, подтверждающего слова шамана. Если бес так силен, почему не помог? Почему позволил хозяину докатиться до ситуации, когда ему не подчинился орбитальный лифт? Если бес вел его в трансе и переместил в хронале, почему он не делал этого раньше, когда носитель отдавал богу душу на планете драконов? За последние дни в голове накопилось много вопросов. Людвиг Францевич оставался последней надеждой на них ответить. Ранним утром, прямо с вокзала, Павел направился к знакомому дому и нажал на звонок.
Звякнула щеколда, брякнула цепочка, пожилой мужчина пожал гостю руку.
-- Скверные новости, голуба, -- предупредил он и отправился в кабинет. -- База не пересекалась с потоком. Гезам следует поискать ее у себя в соляре. Другого решения не вижу. Понятно, дело рискованное – наскочить на армаду. Ребятам придется хорошо подготовиться, потому что «банка» наверняка висит рядом и ждет оплошности с их стороны.
Когда до Павла дошло, что пропал не Влас Меседор, а всего лишь база колониального флота, камень рухнул с души.
-- Бог с ней, дядя Людвиг. Отсутствие информации – уже информация.
-- Я проверил, что смог. Объект такого масштаба не мог проскочить незамеченным.
Павел склонился над чемоданом, в котором спал Влас Меседор и поразился, как звереныш вырос за последние дни. Людвиг Францевич устроил его на кухне, выложил гнездо застиранными кальсонами, чтобы зверю не дуло. Пузо Власика налилось лиловым румянцем, дыхание казалось спокойным, сопли пузырились у холодного носа.
-- Газом воняет в комнатах? – заметил Павел.
-- Ребята повозились немножко. Решил развести их друг от дружки подальше. Они с Леонардо делили мою жилплощадь, -- объяснил хроникер. Чуть дом не разнесли.
-- Пора нам домой. Влаське надо учиться летать.
-- Лео его научил.
-- Как? – ушам не поверил Павел.
-- Натрескал по морде и на полку. Вот как! Твой разозлился. Сначала пыхтел. Потом гляжу – лезет следом. Проворно так… цепляется когтями. Раз не долез – шлепнулся, два не долез… На третий сообразил, для чего нужны крылья. Хлопал-хлопал, да полетел. Нет, Влас в обиду себя не дал. Когтишки слабенькие, а голова работает. Соседи пришли. Думали, орел ко мне залетел.
-- Неужели летал, дядя Людвиг?
-- Сначала невысоко. Подпрыгнет до столешницы и «хлоп-хлоп», «хлоп-хлоп». Потом гляжу – он, злодей, уже бьется под потолком. Вчера воевали. Сегодня спят, как убитые.
-- Хорошо, что не плевался огнем. А то конец библиотеке.
-- Чтобы плеваться огнем, голуба моя, у дракона должны отрасти огневые зубы, -- Людвиг Францевич взял с полки приготовленную статью с анатомическими подробностями пасти, больше похожей на чертеж. – У человека с возрастом растут зубы мудрости – у дракона огневые. Два клыка, на которых образуется кремниевый налет, если, конечно, он получает достаточно минералов. Вот… огневые зубы, -- хроникер указал на клыки возле глотки, -- при отрыжке челюсть сводит судорога и газы, идущие из желудка, воспламеняются. Конечно, при условии, если зубы займут правильное положение. Лучше ему вернуться на Гезу. Зверь должен расти под солнцем родной планеты.

За последние дни Влас действительно вырос. Павел это оценил, когда поднял на руки спящее чудище. Кончик хвоста остался лежать в чемодане. Раньше такого эффекта не наблюдалось. Было время, когда тельце дракона помещалось в ладони. Теперь в ладони лежала исключительно морда, черная, как головешка.
«Почему мы должны возвращаться? – подумал он. -- Купим хутор подальше от городов. Влас будет расти на природе. Сделаю отель для своих, для нуждающихся в отдыхе от жизни земной. Чтобы можно было спрятаться и подумать...»
-- Почему вы нас прогоняете, дядя Людвиг? Прочли в своих хрониках что-то страшное?
-- Как чувствуешь себя, Паша? Здоровье не беспокоит? Бессонница, давление… Как часто у тебя бывает тахикардия?
-- Я умру на этой неделе?
-- Ты на задании. Ничто не лечит человека лучше работы.
-- Дядя Людвиг… У меня к вам серьезный разговор. Очень серьезный и очень важный.
-- Значит, положи свою детку в клетку. А мы с тобой пойдем на кухню и посидим.

Чайник остыл прежде, чем хозяин архива дослушал гостя и начал покряхтывать.
-- М… нет, -- подытожил он. – Тархи -- не то же самое, что бесы. Они -- понятие широкое, фундаментальное. То, что человек называет «бесом», может к тархам отношения не иметь. Бесовщина ближе к психическому расстройству. Тарх -- нетеонная инфома, и какая у нее цель – без специалиста не разберешь. Одно тебе скажу, она не призвана навредить человеку, но и помощи от нее не дождешься. У нетеонной инфомы свои задачи, которые не пересекаются с нашими. И свои проблемы. Вот они-то пересекаются значительно чаще.
-- Николай сказал, бес огромный.
-- Не потакай бесу – не будет расти. Тарху тем более потакать не стоит. Вот, скажем, у меня в системе… -- пояснил хроникер, указывая на компьютер, -- как минимум два десятка техногенных тархов. И что ж? Техногенетики во сто раз злее и упрямее всех бесов мира человеческого. Чем сложнее система – тем больше ошибок. Чем больше ошибок, тем больше тварей норовит подписаться в программу. А перезагрузишь – глядишь, тархи притихли. Мы сами их провоцируем, и сами их усложняем.
-- Если б я мог перезагрузиться также легко, как компьютер.
-- Прежде всего, тебе нужен хороший специалист по высокой плазме. Нужен инфолог узкого профиля. Даже не альмолог. Экзорцист! Жестокий и кровожадный.
-- Ни один инфолог не показался мне на глаза до сих пор. Они вообще существуют?
-- Паша, голуба… Ты имел дела с цивилизацией «высоких» Доменов.
-- Я понимаю.
-- В их лабораториях стерильность – условие безопасности. Гезарийских инфологов не видел никто. Они не должны приходить на зов, также как ты не должен идти в лес на вой волчий. В культуре «высоких» Доменов другие традиции. Ты увлекся синтезатором и совсем упустил вопрос этики.
-- На Пентаклионе я видел мертвых людей. Это нормально для «высоких» Доменов?
-- Не знаю, что сказать тебе, Павел. Я локальный агент.
-- Дайте мне хотя бы понять логику. Коля называет их бесами, вы…
-- Бесы – пороки человеческие. Тархи – ошибки в программах. Не важно, программы цивилизации или заводского конвейера. Бесы провоцируют на грехи; тархи -- на необдуманные решения, которые преумножат их силу. Бесы – донорские директории альмен человеческих. Тархи пишутся на любые альмены. Бес управляет только своим носителем. В задачах тарха разбираются только инфологи-экзорцисты. Ты вернулся живым, голуба моя ненаглядная! Это главное. А сколько раз мог погибнуть!
-- Миллион!
-- И считаешь, «бес» тебе не помог?
-- Я не знаю, как мне жить дальше. Посоветуйте, дядя Людвиг?
-- Что ж посоветовать, когда я сам не знаю, как жить.
-- У вас есть, ради чего. Ваша работа уникальна. Ваше место во Вселенной ни у кого не вызывает сомнения.
-- Я занял его по глупости. Ну… -- хроникер пожал плечами в ответ на удивленный взгляд собеседника. -- Однажды, как ты, был наивным и молодым. Купился на несбыточную мечту, которая хуже тарха. Жизнь должна закончиться, потому что не может быть бесконечной. А до мечты еще далеко.
-- Надеюсь, ваша мечта не опасна для цивилизации.
-- Я согласился на эту работу ради книги, которая должна появиться в Домене Второго Порта, но до сих пор появляются лишь предтечи. Все, что ты видишь в квартире – жалкие попытки ее заменить. Но чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что это не книга. И писали ее не люди.
-- Вы всего лишь ошиблись с хрональной координатой.
-- Прошлое и будущее такая же данность, как настоящее. Другое дело «судьба» или «не судьба». Признаки существования артефакта везде и повсюду, а самого артефакта нет. Мне поможет только терпение, а тебе поможет специалист, который работает с запредельной плазмой. От нее твоя бесовщина. Надо вернуться и найти такого специалиста. Шаманы не помогут. Черная плазма – скверный прогноз. Хуже того, мы не понимаем, насколько скверный. Мы с тобой влезли в сложную науку, в которой ни черта по большому счету не смыслим. В ней все не так, все перевернуто с ног на голову. Пройдет много лет, прежде чем человек поймет, как на самом деле устроен мир. Но поняв один раз, он не сможет быть прежним.
-- Я уже не могу. Мне катастрофически не хватает информации.
-- Потому что, Паша, голуба моя, информация, загруженная на неподготовленный носитель, не приносит нужного результата. Только тархов плодит. До всего дойти самому – единственная безопасная дорога, если речь идет об информации. Будешь все знать заранее – судьба откажется вести тебя за руку. Судьба решит, что ты умнее ее, а так ли это? Если просишь моего совета, как жить, скажу: живи и не бойся. Самое страшное, что может сделать с человеком тарх – запугать. То, что страх бережет от опасности – придумали трусы. От опасности бережет разум. Страх только закрывает глаза и вяжет руки. Ты спрашивал, чем занимаются инфологи Гезы? Они не просто пробивают новый эшелон эволюции. Они хотят протащить туда человечество. Знаешь, почему мне симпатична идея? Скажу. Среди тех, кто пройдет барьер, не окажется трусов.

Людвиг Францевич уложил сонного Власа в саквояж, и Павел еще раз оценил, как вырос питомец. Хроникер лично запер замки, вызвал такси, чтобы отправить гостей на вокзал, но таксист отказался ставить предмет в салон.
-- Только в багажник! – заявил он и не принял никаких аргументов.
Павел понес свое проклятье на остановку, но прежде, чем сесть в троллейбус, развернул трубку перстня, вложил в бумажник и засунул все драгоценности в один глубокий карман.
-- Несколько остановок и я на вокзале, -- утешал себя Павел, но вдруг осознал, что до вокзала придется идти пешком.
В подошедший троллейбус невозможно было воткнуться. К следующему его даже не подпустили. Когда пришел третий, Павел почувствовал приступ тахикардии. Транспорт подходил к остановке набитый, в каждом встречном ему мерещился профессиональный карманник. Каждый второй пялился на его саквояж. Сердце заколотилось еще сильнее, когда машина скорой помощи на полном ходу врезалась в стоящий на светофоре фургон. От удара из-под капота машины повалил дым. Женщины закричали. Павел решил идти пешком. Поднял саквояж. Сердце остановилось. Груз оказался подозрительно легким. Настолько, что ему не пришлось открывать замки, чтобы убедиться – Власа Меседора Августа внутри нет.

Когда на остановке начался стихийный митинг, а из-под капота скорой стал прорываться огонь. Столб дыма поднялся над крышами. Со всего проспекта на зрелище побежали зеваки.
-- Голограмма! – дошло до него.
-- Вот именно! – согласилась стоящая рядом дама.
-- Потрясно стигматирующая плотная голограмма – прощальный привет синтезатора.
-- Как только сажают за руль?.. Ездить не умеют, права покупают. И это на скорой помощи!
-- Нет! – решил Павел, немного подумав. -- Голограммы не блюют килькой. Что ж это было, господи, боже мой?!
-- Ничего, -- успокоила женщина, -- вон… люди живы. А шофера -- судить!
-- Да он пьяный! – появилась версия среди очевидцев.
-- Конечно, за такие вещи судить и сажать, -- поддержали граждане. – А еще на скорой помощи! В милицию кто-нибудь позвонил?

В больничном дворике на уединенной скамейке замерли в недоумении три фигуры. Замерли после завтрака и досидели почти до обеда.
-- Травку надо попить, -- сказал человек в больничной пижаме. – Травка поможет.
-- Коля! – возмутился Агеев. – Ему не травка, ему частного сыскаря пора нанимать. Потому что… Я тебе отвечаю, Паша, Влас -- не дукер! Не стигма и, уж точно, не глюк. Он уже пропадал? Пропадал. Нашелся? Нашелся. И теперь найдется. Вопрос, где. Может, объявление дать, о покупке редких экзотов?
-- Ручка есть? – спросил Коля и достал из кармана кусок туалетной бумаги. – Коля напишет записку бабке. Травку попьешь, поможет.
-- На чердаках искали? Эти Питерские чердаки…
-- Где только не искали, -- ответил Павел. – Всю неделю лазали по подвалам, по чердакам. Людвиг достал ключи от таких клоак, которых я в жизни не видел.
-- Эти Питерские подвалы… Там слона не найдешь. И не выманишь. Сто лет будет жить в клоаке, жрать крыс. Коля…
-- Бабка на рынке с утра, -- уточнил Николай. – Пусть сама готовит отвар. Скажете, для Коли.
-- Расклеили объявления на столбах, -- докладывал Павел, -- «пропала рептилия». Обзвонили ветеринарки, в газеты объявления дали. Людвиг больше не работает хроникером. Он теперь диспетчер на телефоне.
-- Звонят?
-- Только мошенники. Деньги вымогают.
-- И как вы определили породу?
-- Никак. «Редкого вида рептилия размером с кошку».
-- Что водку закусывает килькой в томате… в объявлении указали?
-- Вадик! Не смешно.
-- Зря. Еще раз траванется – к ветеринарам попадет.
-- Не знаю, кто возьмет на руки подыхающего дракона.
-- Найдутся! Сердобольные тетки, вроде твоих проводниц. Стоп!!! – осенило Вадима Андреевича. – Вспомни… что произошло в вагоне, когда он пропал? Был резкий звук? Толчок? Могло его что-нибудь напугать? Может кто-то хлопал дверями?
-- Всю дорогу хлопали. Не думаю, что Влас от испуга прошел сквозь тару.
-- Встречный поезд мог загудеть.
-- Не мог. И на скорой тоже сирены не было.
-- Он мог испугаться удара машин, пожара... Какая-то закономерность должна быть. Надо понять, при каких обстоятельствах он вот так пропадает. Поймем – найдем его сразу. Коля… -- обратился Агеев к шаману.
-- Сам к ней пойду, -- решил Николай. – Поговорю. Надо успеть, пока не закрылся рынок.
-- Дело – дрянь! – пришел к выводу Вадим Андреевич. – Вот что, Паша, дуй на Пентаклион, объясняй ситуацию. Слей инфу в их аналитический центр и дождись, пока они ее переварят. Гезы подскажут, что делать. Когда узнают, что ты потерял дракона… У меня сын растет! – вспомнил бывший наемник. – А Власик твой безнаказанно бегает по хроналу!

Три задумчивые фигуры поднялись со скамейки больничного сада и направились к дороге ловить такси. Коля настаивал: зелье должно клиенту помочь изменить реальность. У Вадима Андреевича были более радикальные планы, но соседский гараж, в котором прятался «Запорожец», оказался закрыт.
-- Ждите здесь, -- приказал он товарищам. -- Поднимусь к Сироткам, возьму ключи.
Товарищи не послушались, вместе с Вадимом поднялись на второй этаж, но Сиротки дверь не открыли. В квартире стояла подозрительная тишина. Нехорошие предчувствия овладели компанией.
-- Надо идти к ней домой, -- решил Николай. -- К бабке, которая зелье варит. По вечерам она не торгует…
Агеев пнул ногой дверь.
-- Леха! Я сказал, не запирать гараж! Ключ где?
-- Какой ключ? – спросил мужской голос.
-- Мужики, -- обратился Агеев к товарищам, -- подождите внизу. Дайте, поговорить.
На скамеечке у подъезда перебранка была слышна еще лучше. Казалось, весь двор был в курсе конфликта. Соседи останавливались у палисадника, желали узнать, не грядет ли большой мордобой.
-- Я тут причем?! -- возмущался Сиротка. – Лехин гараж! Там покрышки новые! Там канистра! Там… Леха должен быть в мастерской!
Спорщики прошагали мимо сидящих на скамейке в сторону мастерских.
-- Что-то мне критически не везет на протяжении последней недели, -- пожаловался Павел шаману.
-- Коле критически не везет всю жизнь, -- ответил шаман. – Из тех, кто родился на Земле, не везет никому, кроме Вадика. Он нужный человек, его знают, ему помогут.
-- Мне сейчас поможет только орбитальный сканер.
-- Тебе поможет настойка. Только Коля не рискнет приготовить. Надо ехать к бабке, а я адрес не помню. Можно взять мотор, подъехать, поспрашивать у соседей.
Компания вернулась с ключом. Товарищи поднялись со скамейки, подошли к гаражу, замерли в ожидании, пока Агеев снимал замки. Дверь распахнулась и явила взору мрачную пустоту. Покрышки валялись на голом полу, пара ржавых дисков и канистра в маслянистой луже – все было на месте. Даже полки с инструментом, только «Запорожца» Пал Палыча в помещении не оказалось.

Компания безмолвствовала недолго. До Сиротки дошло, что именно он понесет ответственность за пропажу.
-- Так наверно… заводские забрали, -- предположил он.
-- Что значит, забрали? – вскипел Агеев. – Я сказал, тачку не лапать!
-- Ты сказал, «зажигания нет». Взяли посмотреть. Да не колотись ты! Поправят – вернут.
Павел вернулся на скамейку к подъезду.
-- Сиди, а я пойду, -- решил Николай. – Мотор поймаю. Заеду к товарищу. Он знает, где бабка живет. Где-то за рынком, в частном секторе. А где?..
-- Возвращайся в больницу, -- на ходу распорядился Агеев и сунул шаману охапку купюр. -- А ты, Паша, не торчи на виду. Поднимись ко мне. Тебе опасно под небом. Будут спрашивать -- я пошел бить Сироток.
Агеев кинул товарищу ключ. Коля пересчитал наличку.
-- Хорошо сказал… -- заметил он. -- «Пошел бить сироток».
-- Фамилия такая, -- объяснил Павел. -- Три поколения – все Сиротки.
-- Тебе лучше ждать в квартире. Вадик неприятности жопой чует. Коля давно знает Вадика. Если Вадик сказал, «в квартире», лучше послушаться.

Разъяренный Агеев вышел из подъезда Сироток.
-- В ад провалилась тачка, -- сообщил он. – Никто не видел, никто не брал.
-- Есть другие варианты забросить меня на Пентаклион?
-- Есть-то есть, да не про нашу честь. Видишь ли, Пашка, в чем дело. Не нравится мне ситуация. По-хорошему, надо бы спрятаться да подумать. Не ходи за мной. Будь в квартире. Мой потолок защищен от сканеров, а здесь тебя вычислят враз.
-- Пусть Влаську найдут и делают со мной, что хотят. В конце концов, я во всем виноват.
-- На заводе не окажется -- потолкую с ментами. Да, брось! – отмахнулся Агеев. – Если шпана поработала -- считай, отделались легким испугом. Возьми в аптечке снотворное и не думай про Влаську хотя бы ночь. Я тебе отвечаю, если «Запор» в угоне, к утру он будет стоять в гараже.

Павел поднялся в квартиру, вышел на балкон, нависший над кустами сирени. Звезды стали появляться над крышами гаражей. У Сироток зажегся свет и поднялся гам. То и дело из подъезда выбегали покурить все три поколения разгильдяев. У гаражей собирался народ. Мужики ругались, собирались бить Сироток всем миром. Расходились, возвращались и продолжали галдеть. Павел не мог сосредоточиться ни на чем, кроме недосягаемых сканеров Пентаклиона. Если б можно было решить проблему битием морд, он бы давно засучил рукава и начал действовать, но Павел стоял на балконе, потому что не знал, как решаются проблемы в мире, в котором однажды началась его жизнь. Кроме Агея, наемника вольного космоса, этого не знал никто.
-- Эй, землянин! -- услышал он. – Кончилось твое невезение. – В палисаднике стоял человек в больничной пижаме, держал в руках бутылку, и не было на свете человека счастливее. – У бабки был готовый отвар. Одну столовую ложку – и голова в порядке. Коля пошел! Мотор греется… -- шаман поставил бутылку на скамью. – На завтрак в кардиологии запеканка. Коля не может пропустить запеканку.

К утру у Сироток погас свет. Соседи угомонились. Павел не спешил принять зелье. Жидкость была похожа на отработанное машинное масло. Он и так боролся со сном. И уснул бы, но каждый раз, когда слышал крики со стороны гаражей, выбегал на балкон и долго смотрел в пустоту. Сон пришел неожиданно. Казалось, что забытье длилось миг, но когда открылись глаза, в комнате было светло, а у кровати стоял мальчишка.
-- Твой «Запор» угнали? – спросил он. Дверь на лестницу была распахнута. В доме стояла зловещая тишина. Комнату заливал свет летнего неба, затянутого ровными облаками. -- Сто рублей -- покажу.
Павел полез в карман за бумажником.
-- Где?
-- Недалеко. Покажу, честно!
-- Только попробуй не показать! – предупредил Павел и протянул мальчишке купюру. – Покажешь – получишь двести.
Вслед за малолетним поводырем он вышел во двор. Вслед за ним прошел по улице, которая всю ночь гомонила, но теперь не шевельнулась травинка, птичка не чирикнула на застывших ветвях, только жидкость плескалась в бутылке, спрятанной в кармане плаща. Плескалась в такт нервного шага, словно напоминала пришельцу, что он еще на Земле.
Мальчишка прихрамывал.
-- Кто взял машину?
-- Не я, -- ответил ребенок. -- Что-то недетское было в его чертах. Маленький хромой мужичок вел его вдоль бетонного забора к оврагам. – Честно! Я только нашел!

«Запорожец» Пал Палыча, заваленный ветками и картоном, стоял в овраге. Бока с облезлой краской, напоминали обожженную кожу. Мальчишка принял вторую купюру и рассмотрел на свет, как торговец, которого редкий день не обманывают.
-- Ступай… -- сказал Павел.
-- Не заведется! Могу подогнать трактор – еще двести.
-- Ступай!
Ненужный свидетель похромал восвояси. Павел залез в салон. Дождался, когда мальчишка скроется за углом, захлопнул дверь, но не заметил реакции бортового компьютера на присутствие пользователя. Машина была мертва. Павел откупорил шаманово зелье. Организм, измученный стрессами и бессонницей, учуял алкоголь, и каждой клеточкой подтвердил готовность «лечиться»! Не было времени ждать, когда душа успокоится.
– Все или ничего, -- сказал себе человек. – Сейчас или никогда!
После первого глотка тело освободилось от напряжения, приятный холодок побежал по сосудам. Но серое небо, прикрытое кусками картона, сменилось непроглядной ночной темнотой. Черные травы сомкнулись над головой человека. Он попробовал встать и упал. Вокруг темнели края канавы, заросшей ивами. У канавы стояли люди с лопатами и топорами. Люди ждали его, чтобы убить. Огромные мужики с гигантскими орудиями смерти. Он еще раз попробовал встать, вытянул шею и увидел церквушку, но не смог сделать шаг, словно кто-то держал его за ногу. Люди подняли топоры и опустили, потеряв жертву из вида. Небо серело сквозь черные ветки ив. Павел подпрыгнул, снова упал и понял, что запутался в веревке. Люди с топорами замерли. «Какие большие, -- думал Павел, -- прямо как интерфейсы». Он хотел развязать петлю, но не нашел своих рук и потянул веревку зубами. «Спокойно, – внушал себе Павел. – Без паники». -- Он еще раз хватился рук, и потерял равновесие. Медленно и осторожно, под ритм ударов беспокойного сердца, он разгрызал одну петлю за другой, и ужаснулся, увидев вместо ноги звериную лапу.
Дорога к спасению пролегала по руслу ручья, под корягами и гнилыми листьями. Павел прижался к земле, переползая от лопуха к лопуху, протаскивая себя под корнями деревьев, цепляясь за гнилую траву. Нелепые крылья только мешали, а люди с топорами шли за ним по краю канавы. То теряли из вида, то кидались камнями…
-- Влас!!! – крикнул Павел и проснулся от крика.
-- Все хорошо, -- сказал незнакомый голос.
Свет ударил в глаза. У капота стояло существо, совсем не похожее на интерфейс. Существо выглядело растерянно, как будто рассматривало внутренности машины сквозь закрытый капот, и не находило мотора. Женщина перед ним или мужчина – понять было сложно. Голова не имела волос, а тело скрывал костюм, похожий на «камуфле» в режиме «туманное облако». Высокая, худая фигура обошла вокруг «Запорожца», подергала крышку капота.
-- Не получится, -- предупредил Павел на языке, на котором привык общаться с системой кванта.
Существо застыло, глядя человеку в глаза.
«Это не Геза, -- дошло до человека. – Открою дверь – мне конец».
-- Я не причиню тебе зло, -- услышал он в своей больной голове. Существо не шевелило губами. На каком языке прозвучала фраза, Павел не понял. И прозвучала ли?..
-- И я не причиню, -- ответил он в голос, потому что не знал приемов телепатического контакта. Так и не научился им, пока жил на Гезаре, и понял, что этот факт на корню подрубил его статус. – Меня зовут Павел Власов.
-- Алессо, -- ответило существо, из чего опять же не стало ясно, женщина это или мужик.
«Интерфейс…» -- решил Павел, поскольку хрупкое создание не было защищено от аборигена. От этой мысли зашевелились мозги, словно кто-то, сидящий сзади, ковырялся в них пальцем. Он попробовал обернуться, но тело парализовала резкая боль.
-- Что хочет Алессо?
-- Помощь.
-- От меня?
-- Выйди, -- существо попробовало открыть дверь машины, но «Запорожец» был не так прост.
-- Сказал, не получится!
-- Поговорим.
-- Говори. Только быстро. Меня ждут дела.
-- Мы объясним ситуацию -- ты примешь взвешенное решение.
-- С какой целью разговор?
-- Прекратить войну между Гезаром и Метрополией.
-- Хорошая цель! Чем помочь?
-- Понять ситуацию.
-- Ладно, -- согласился Павел. – Прошу несколько дней, чтобы закончить дела в Домене. Потом – весь твой.
Алессо еще раз попробовал открыть капот, но не упорствовал, словно убедился: перед ним гезарийская техника, а не продукт автопрома.
-- Мы представляем сегмент колониального департамента, -- сообщил взломщик и еще раз осмотрел корпус, словно надеялся найти скважину для отмычки.
-- Уже догадался, -- ответил Павел, провожая взглядом фигуру. – Еще раз говорю, не вскроешь. Не ломай агрегат. Выйду сам, когда закончу дела. Послушай, я прошу всего несколько дней. Вы вычислили меня. В любой момент заберете. Давай не провоцировать конфликт там, где можно его избежать. Война не решает проблем. Согласен?
-- С Пентаклионом невозможно наладить связь.
-- Знаю.
-- Мы в точке отчаяния.
-- Я там же.
-- Колониальный департамент хочет остановить войну.
-- А уж как я хочу! Как все департаменты вместе взятые.
-- Мы будем ждать, -- Алессо отступил от машины, и яркий свет сменился тенью картонной коробки, положенной на лобовое стекло.
Павел выбрался из оврага и направился к дому Агеева. Встревоженный хозяин ждал на пороге.
-- Лифт накрылся, Вадик. Канал перехвачен. У меня несколько дней… -- взгляд Агеева стал прямым и пронзительным. – Нужен каталог церквей Ленинградской области. Срочно!!! Людвигу звони! Скажи… -- Павел не успел договорить, как пропустил удар и провалился в забытье.

Сознание возвращалось вместе с головной болью, пронзительно и неотвратимо. Мутило, как после долгой попойки. Павел увидел потолок, обитый металлическими пластинами, вспомнил канаву с высокой травой. Что-то лязгнуло, словно в таз полетели вилки. Запахло спиртом.
-- Приходит в себя, -- сообщил голос Коли-шамана.
Кто-то нервно ходил по комнате и вдруг приблизился.
-- Можешь говорить? – физиономия Агеева возникла под потолком. Павел нашел на голове тугую повязку. -- Это я тебе врезал, -- объяснил Вадим. – Прости, братишка, не было выбора. Ты слишком распустил язык. Нужно было извлечь чип. Вот здесь – он потрогал пальцем место, проложенное ватным тампоном. – Вот, где они его забили. Как зверю. Целый гвоздь прямо в кость!
-- Я знаю, где Власька. Нужно забрать его. Ребята, скорее… полный каталог церквей Ленинградской области.
-- Голуба привез все каталоги, – не без гордости ответил Агеев.
-- Людвиг здесь?
-- Он из тебя чип вынимал.
-- Откуда чип? Они не вскрыли оболочку машины!
-- «Запор» не вскрыли, а твою черепушку – на раз. Прости, братишка, технологии позволяют. И выманить дурака из банки для них -- не вопрос. Чего-то они испугались.
-- Где Людвиг?
-- Пошел изучать твой чип. Велел не вставать до утра.
-- Куда пошел?
-- Откуда я знаю? Говори, какая церковь нужна!
-- Одноглавая, -- сказал Павел, щупая перевязанную голову. – С колокольней.
-- Зеленая?
-- Вроде светлая. Цвета не рассмотрел. Рядом овраг с ивами и травой. Надо ехать, спрашивать у местных, куда загнали дракона. Вся деревня вышла ловить.
-- Так… -- Агеев отошел от больного, чтобы посвятить себя каталогу, -- задаем в поиск «одноглавую», «светлую», «в ландшафте канавы с ивами и травой». Что еще?
Павел приподнялся и увидел в руках товарища экран толщиной с бумажную папку.
-- Трофейное?
-- Я тут при чем? Имущество Голубы. Лежи!
-- Некогда лежать. Вадик, мне предлагают участвовать в программе перемирия между Гезой и Метрополией. Мне, левому инохроналу.
-- Баклан ты, Пашка! -- ответил Агеев, просматривая картинки с экрана. – Ему «болт» засадили под самую артерию! Людвиг кряхтел над ним два часа! Еще неизвестно, что вшили в программу чипа. Эта церква? – Агеев поднес экран к глазам пациента.
-- Нет.
-- Она одноглавая…
-- Говорю, не та. Дальше ищи. Вадим! Они говорили со мной, как с цивилизованным человеком.
-- Костюм супермена примерить не предлагали?
-- Серьезно говорю.
-- Значит, собираются использовать втемную. Сказал про дракона? Их орбитальные сканеры не хуже.
-- Найду церковь – найду дракона.
-- Эта?..
-- Нет. Та светлее. И колокольня пониже.
-- Так бы и сказал, что низкая колокольня. Я бы сразу задал в поиск.
-- Вадим!
-- Лежи, тебе вредно ворочаться. Коля! Смотри, чтобы он не вставал.
-- Вадик! Мне показалось, я реально могу помочь. Хотя бы законтачить их с Пентаклионом. Может, это мой шанс?
-- Ты много с ним законтачил, с Пентаклионом своим? Вот и лежи. В твоей голове много вкусной и полезной инфы для департамента. Они наобещают еще не то, а ты и рад уши развешивать…
-- Какой инфы?
-- На похоронах моих был? Вот! Половина Гезарийской агентуры в портретах.
-- Они сказали, будет так, как я решу.
-- Правильно. Примешь решение, которое они тебе вложат в голову. Совершенно самостоятельно. Никто не будет давить. Не зли меня, Пашка! Не строй из себя дурака. Думай! Слабое место инфологов Метрополии в том, что они мало работают с инохроналами напрямую. Поэтому считают вас идиотами. А потом ходят по белому свету люди, не узнают себя в зеркале.
-- Знаешь… если на карту поставлен мир между Гезой и Метрополией, я бы рискнул своей дырявой башкой. Только б Влаську найти.
-- Сначала реши, кому веришь, -- Агеев показал товарищу еще одну церковь. – Эта?
-- Точно не эта. Торчала одна «луковица».
-- Вторая могла отвалиться.
-- Не эта… -- рассердился Павел и почувствовал резкую боль в голове.
-- Паша, еще раз тебе говорю, ты – баклан! Ситуация такая, что сам не разрулишь. Поэтому реши раз и навсегда, кому веришь, мне или им. Но если решишь – веди себя адекватно. Доверяешь мне – слушайся. Доверяешь им – черт с тобой. Я – лицо мало заинтересованное в склоках, которые произойдут неизвестно когда, неизвестно где. Только гляди, согласишься им помогать – однажды вернешься в свою редакцию и будешь вспоминать алфавит.
-- Вернусь в тюрьму для шпионов, -- уточнил Павел. – Буду вспоминать, за что сел. Но сначала Власа найду.
-- Эта?..
-- Похожа, дай посмотреть.
-- В сорока километрах от Питера. Попрошу Голубу, пусть пошлет туда человечка.
-- Никаких человечков! Собирайся, поехали.

На верхней полке вагона трясло и качало, как на ветке в штормовую погоду. Между стволами мелькала дорога. Проснувшись, Павел едва не упал. Вздрогнули крылья, лапы вцепились в кору. Вниз полетела подушка.
-- Людвиг звонил, пока ты на дерево лез, -- сообщил Агеев. – Просил передать, что шофер скорой помощи, которая врезалась на проспекте, родом из поселка, который возле церкви стоит. Сейчас там живет его мать. Вот и думай. Совпадение? Ладно, не думай, -- разрешил бывший наемник, -- голова заболит. Людвиг просил тебе объяснить, что такое «превышение черной плазмы в человеческом организме». Объяснять? У меня было что-то похожее, но я порешал вопросы раньше, чем нанялся пахать на инфологов.
-- Что было? – не понял Павел.
-- Что-то похожее на двойника, который все время пакостил. Невозможно было работать с техникой – глючила буквально на ровном месте. Сначала я думал, сам такой невезучий. Потом проконсультировался. Сказали, черная плазма дает эффект двойника – последствия безмозглой репродуктивной биоинженерии. Слышишь меня, Паша? Было время, когда меньше двойни репродукторам не заказывали, потому что оптом дешевле. Когда пошли мутации – задумались. Теперь естественным образом плодятся только в колониях. И там через раз: то сердце двойное найдут, то третью почку. Вроде как недоразвитый близнец в организм вписался. В откатные хроналы тоже просочилась зараза. С Дианкой в палате лежала баба – девочку с семью пальцами родила. Так вот, тот же близнец может вписаться в организм двойным «процессором», потому что «процессор» -- тоже орган. Ты слышишь? Только на рентгене его не видно, поскольку он не вполне материальный. Но важный! Все-таки на плазме работает мозг. Ее избыток дает эффект близнеца, который лезет помогать, а в итоге мешает. Это я тебе разъясняю по просьбе Голубы. А ты думай, кто такой Влас. Если видишь его глазами, может быть он двойник?
-- Поймаем – спросим, -- ответил Павел.
-- Людвиг сказал больше спать, -- напомнил Коля-шаман. – А вы перешли на чужой язык и не заметили. Я только и понял, что «с Дианкой баба лежала». Нельзя так разговаривать на людях. Поезд встанет – слышно, – Николай влил немного водки в остаток зелья, взболтал и поставил на стол.
-- Как думаешь, Коля, -- спросил Вадим. – Шофер из той же деревни – совпадение или нет? Что говорят твои бесы?
-- Зачем тревожить бесов, когда есть родственники? -- удивился шаман. – Приедем и спросим.

В деревне решительно не с кем было поговорить. Не у кого спросить дорогу. Сельмаг закрылся по причине неисправной электропроводки, расписание на автобусной остановке закрывало объявление о том, что автобус ходить не будет. На кого он обиделся – авторы объявления не указали. Не удалось уточнить причину и у местного населения. В сумерках стояли пустые дома. Ночь собиралась, а путникам было негде остановиться. Даже собаки не лаяли во дворах.
-- Провалиться мне на месте, если мы не пришли по адресу, -- сказал Агеев и постучался в окно. – Хозяева!.. -- тишина ответила страннику. Экспедиция прогулялась по деревенской улице. В глубоких сумерках мелькнул огонек свечи. -- Хозяева… – Агеев перелез через забор палисадника. – Эй! Кто-нибудь.
Над занавеской появилось лицо пожилого мужчины.
-- …Милиция?
-- Комитет государственной безопасности, -- представился Агеев и достал из кармана заводской пропуск. – Примете постояльцев?

-- Куда мы только не звонили, -- жаловалась хозяйка. Гости сидели на диване и кивали с сочувствием. – В милицию, в зоопарки звонили, в институт зоологии… Где вы были? Почему так долго не ехали?
-- Не обижайтесь, хозяюшка, -- оправдывался Агеев, -- институты не имеют права ловить экзотов. Но со мной лучший специалист по отлову… -- он указал на товарища с перевязанной головой. – Аллигатор чуть не снес ему скальп, а он молодцом!
-- Кто видел его? – спросил Павел. -- Кто знает, где прячется?
-- Пес его знает! – вздохнул хозяин. -- Его ведь толком не уследить и не рассмотреть. Нападает в сумерках на рассвете. Схватит курицу и прочь. Электричества нет. Подстанция пришла в негодность, а починить не могут. Боятся. Холодильники не работают, телевизоры не показывают. Совсем житья в деревне не стало.
-- Летает?
-- И летает, и прыгает! И на птицу-то непохожий, и для летучей мыши больно здоров. Наши, как стемнеет, в уборную не выходят, не то, что за калитку. Собак запирают в сараи. На той неделе собаку унес.
-- Котов не таскает? – поинтересовался Агеев.
-- Коты ушли, как только он заявился, -- припомнил хозяин. -- На нашу почтальоншу, Кошкину, кидался! На силу отбилась. А тетка-то -- килограмм на сто будет.
-- Господи, боже мой… -- вздохнул хозяин чудовища.
-- Все нормально, Паша! Оружие в доме есть?
-- Откуда?
-- Может, охотники в поселке живут?
-- Ходили с ружьями на него. Мужики говорят, сила нечистая. Стреляли в упор. Не берет. Пробовали днем из логова выманить, из того, что в овраге. Сунули лопату – так он перекусил ее пополам.
-- Влас не мог перекусить лопату, -- заступился за чудовище Павел. – То есть, я хотел сказать, что эта порода…
-- Спокойно, Паша! Отдохни. Выспись и уточни мне место, где он залег.
-- Мать, -- обратился к супруге хозяин дома, -- сообрази гостям с дороги перекусить.
Женщина скрылась за занавеской, а мужчина поставил на стол бутылку.
-- Сначала охота, потом пикник! – заявил Агеев. -- Тем более, что Коле нельзя, а Паше работать. Ему бы перед охотой вздремнуть.
-- Мать! – крикнул хозяин. – И постели гостям. Слышишь?
-- Нам бы еще переговорить с одним человечком, вашим односельчанином, который работал шофером на скорой, -- вспомнил Вадим.
-- В Питере? – догадался мужчина. -- Который аварию сделал? Так его в тот день и уволили. Митька, Валькин сын, -- объяснил он супруге, которая выглянула из-за занавески.
-- А их дома нет. Захворал Митька после аварии, -- объяснила хозяйка. -- Всего обследовали – вроде как здоров, а чувствует себя плохо. Приезжал к матери отдохнуть перед санаторием, но в санаторий не поехал. Давление подскочило – в скорую увезли.
-- В какую? – хором спросили гости.
-- А кто их знает? И Валентина, и сестра ее с племянником -- все уехали. Нету их! Вон, ставни заперты на замки. Раньше ставили на сигнализацию – теперь электричества нет. Люди они зажиточные, телевизор импортный имеют и гарнитур…

Павел вышел на крыльцо с сигаретой. Вадим Андреевич присоединился к товарищу.
-- Чего задергался? Здесь он. Завтра возьмем!
-- Пули не берут, а мы возьмем… – сомневался Павел.
-- Если тара не держит – то и пули брать не должны. Вообще-то, дукеров пули берут, -- успокоил Вадик товарища. – Нет, ты вдумайся, что происходит. Две недели подряд канают службы. Звонят биологам, зоологам, посылают жалобы в министерство, дескать, спасайте их. В воинскую часть обращаются. Понял, что происходит?
-- Не понял.
-- Поймем, что за тварь – поймаем сразу. Голуба нянчил его, ничего не сказал?
-- Н…не до этого было.
-- Он же врач! Он первый должен был заподозрить.
-- Не возьмем до утра -- прошу помощь у колониалов.
-- Потом от них не отвяжешься!
-- Мне придется принять предложение. Гезару я неинтересен. Отсюда меня Палыч выставит при первой возможности.
-- И я когда-то был дураком, -- признался Вадим. – Думал, отработаю по контракту -- заживу по-людски. Где-нибудь на Магистрали, на АКСе. Устроюсь так, что Дианка и не поймет. Будет думать, что на Мальдивы переселилась. Все равно девонька моя моря боится. Лежит под зонтиком, кремом себя намазывает. Ей кроме косметолога и массажиста никто не нужен. Даже в магазины не ходит. Ты видел бабу, которая не ходит по магазинам? Я Дианку приучил по каталогам покупки делать, и не имел проблем. Так ведь Падлыч, сука, уперся – ни один чел из хронала выпасть не должен, и точка! Теперь – все! Я собственных навигационных кодов не вспомню. Кто мне работу даст? А тебе и подавно. Что будешь делать в Пятом Домене, когда Метрополия тебя использует и вышвырнет в вольный космос?
-- Частный зоопарк, -- ответил Павел. – Если найду экспонат. Не верю, что могу им помочь прекратить войну, но связь сделаю. А там – пусть вышвыривают...
-- Да не будут гезы общаться с колониалами! Не льсти себе, Пашка. Ты – не та персона, ради которой Пентаклион пойдет на контакт с Метрополией. Ты -- агент, которого колониалам удалось поймать.
-- Можешь перенастроить «Запор» на Пентаклион?
-- Я?
-- Не можешь! О чем разговор?
-- Так и колониалы не смогут! Пентаклион закрыт хроно-кодами.
-- Ладно, думай, что делать, Вадик!
-- Думаю. Может, ты прав. Лови гаденыша и отправляйся к колониалам. Ребята от одного вида обмочатся! Обратятся в департамент безопасности, а в депарбезе юмора не оценят. Спустят шкуру с твоего Власика и соломой набьют!
-- Законодательство Метрополии запрещает не только убийство, даже эвтаназию носителей аналитической альмены. Поправка Римаса. Слыхал о такой?
-- Чучело набьют, -- повторил Вадим, -- скажут, что так и было! Плевать им на поправки! Половина аборигенов Пятого Домена читать не умеет.
-- Как же они работают с техникой?
-- Баклан ты, Паша! Давно уже техника работает с человеком. Послушай, не кипятись. Василиска твоего надо ловить, тут не поспоришь. Выбор у тебя, прямо скажем, не ах! Идешь к колониалам добровольно, на голубом глазу. Представляешь его как питомца, и сам ведешь себя хорошо. Ждешь момент, когда можно тиснуть у них приличную «банку». А я тебе объясню, как с ней работать.
-- Орбиталку?
-- Зачем орбиталку? Тебе надо валить из соляра, пока кураторы не очухались. Искать зоопарк, зоологический музей… любой объект, где заинтересуются тварью – получишь и работу, и статус. Вряд ли они найдут специалиста по драконам лучше, чем ты.
-- Они и драконов не найдут, -- согласился Павел. – Но чтобы вскрыть скоростную «банку», нужен допуск по навигации.
-- Я объясню, как его обойти. Все замки «высоких» Доменов по сути -- защита от дурака. Дикари в колониях проделывали этот финт на раз! А их никто не учил.
-- Не знаю, -- сомневался Павел. – Я бы для начала послушал, что скажут колониалы.
-- Не будут они с тобой говорить. Они тебя обрабатывать будут, нежно и аккуратно. Чипами нашпигуют и будут сканить на каждом слове: врешь ты им или нет. Пока не усыпишь бдительность – играй! Представляй себя в заданных обстоятельствах, выброси из головы идею смыться. Действуй по Станиславскому. Ты не мечтал стать актером?
-- Нет.
-- Трудно с тобой работать. Не врубаешься ты. Мне чипа хватило, чтобы понять, за кого они тебя держат! Имей в виду, Пашка, шанс смыться будет только один. Чтобы он появился -- надо хорошо поработать.
-- Сколько времени им жопы лизать?
-- Как постараешься. Через пару лет, думаю, поверят, что сделали из тебя домашнего дукера.
-- Через пару лет колониальный департамент с моей помощью доберется до Гезы.
-- Чего? – не понял Агеев. – Колониалы до Гезы? -- Хохот разорвал деревенскую тишину. Даже звезды на небе вздрогнули. Напуганный Николай возник на пороге с бутылкой темного вещества.
-- Чего ржете? – поинтересовался он.
Вадим Андреевич перегнулся через перила, чтоб не упасть.
-- Колониалы… до Гезы… -- всхлипывал он.
– На… – шаман протянул Павлу зелье. – Разбавил немного. Думаю, на раз хватит, а что это с Вадей?
-- Нервы. Не обращай внимание.
-- Ой, не могу… -- пищал сквозь слезы Вадим. – Ой, мамочки… За пару лет… Метрополия… доберется до Гезы… С Пашкиной помощью… Ой, держите меня всем колхозом…
Коля улыбнулся.
-- Метрополия никогда не доберется до Гезы, -- сказал он. – У них нет возможности туда добраться. Возможности у Гезара намного выше. Там все четыре прибора. Или три. Коля не уверен насчет четвертого, но три точно есть, а Метрополия использует только первый, остальные считаются вымыслом.
-- Ты откуда знаешь?
-- Вадик при жизни много болтал, -- ответил шаман, – а умер – совсем метла отстегнулась. И ты болтаешь. А уж сядете водку пить… На! Выпей, отвали и поспи.
Павел не успел взять бутылку, а Вадик продышаться после приступа хохота. Планы товарищей прервал истошный визг, и ловцы рептилий кинулись в непроглядные сумерки деревенских улиц.

Хлопали двери домов, мужики выскакивали на дорогу с вилами и топорами, на бегу застегивали штаны.
-- Там он!!! – кричали люди. – В дом Кузьмича залетел! В доме Кузьмича он!!! Скорее! Убьет Кузьмича, нечистая сила!
В доме творилась нешуточная возня. Из окна вылетела сломанная табуретка. Толпа окружила объект по периметру, ощетинилась колющим инструментом. Никто не торопился лезть внутрь. Все ждали, пока «нечистая сила» сама наскочит на осиновый кол. Кто-то призывал закидать тварь камнями, кто-то поджечь… Женский голос отчаянно требовал Кузьмича отозваться. В темноте хлопало крыльями чудовище размером с собаку. Вслед за табуреткой, в палисадник выпорхнул хозяйский сапог. Павел перелез через забор.
-- В окно! В окно! – кричали ему.
-- Ломайте дверь!!! -- советовали другие.
-- Кузьмич, отзовись, если жив! – требовали односельчане.
Кто-то решился ударить топором в дверь, но засов устоял. Павел влез в окно, и толпа замерла. Все затихло, только скрежет раздался из дома несчастного Кузьмича, облако сажи вывалилось на крышу. Из печной трубы показалось чудовище. Вылезло, растопырило крылья и взмыло в небо, оставив над крышей черное облако.

Кузьмич не успел испугаться. Залез под кровать и отделался ссадиной. Женщина дрожащими руками прикладывала к ссадине мокрое полотенце. Комната была похожа на очаг военных действий.
-- А я ничего не делал, -- оправдывался Кузьмич. – Только сапогом его… Мне на смену в четыре утра… -- ошарашенные сельчане замерли под окнами. – Я… -- кряхтел Кузьмич, -- встал, как положено, чайник поставил, порезал хлеб, консерву открыл. Тут оно кинулось!
-- Кильку в томате? – переспросил Агеев.
-- Селедку. Открыл консерву, значит, открыл окно, покурить и тут… Оно как торпеда! Хлоп, и я под кровать. Тамарка моя во двор! Визжит!
Бледная, как простынь, Тамарка сидела на полу с осколком сахарницы в руках.
-- Зачем открыл окно? – причитала она. -- Шел бы курить на двор.
-- Так я ж боюсь. У нас же-ш что-то вроде комендантского часа, -- объяснял Кузьмич Агееву. -- Когда солнце поднимется – можно выйти, раньше – никак! А у нас уж по утрам-то темно. А я ж в первую смену. Как вышел на пенсию – так и работаю в первую…
-- Значит, на кильку… – сделал вывод Вадим Андреевич.
-- Сожрал всю селедку мою, сученыш! Я в него тапком – ему хоть бы что. Я в него сапогом… Рыбу слопал, а об чайник обжегся -- и давай махать крыльями…
-- Капец, -- вздохнул Павел. – Куда он полетел?
-- Да в лес он… В лес… -- загалдели соседи под окнами, -- у него теперь в лесу логово! Как из канавы шуганули – он теперь там, в лесу!
-- Килька нужна, -- пришел к выводу Вадим Андреевич. – На кильку брать будем.
Сейчас же на месте сформировалась инициативная группа ехать в район за килькой, поскольку продавщица сельмага сбежала с рабочего места, когда чудовище стало принюхиваться к ее хозяйству. Сбежала и не вернулась. Из сарайчика был выкачен «Жигуленок» соседа. У кого-то нашлась канистра бензина, у кого-то – полезный совет, где именно брать консервы. Компания разошлась по домом, а Павел отправился к церкви и до следующих сумерек бродил по лесу.

Банка с килькой была установлена на краю оврага. Поблизости окопались ловцы рептилий. На другой стороне залегали деревенские представители, вооруженные сельхозинвентарем и осиновыми колами. Местное население строго предупредили – в зоне предполагаемых действий не дефилировать, со стороны не наблюдать, оружием не размахивать. Не подействовало. Местная боевая дружина только глубже окопалась на той стороне оврага.
-- Спит зверюга, -- предположил Агеев.
-- Влас спит, когда плотно поест. Селедки Кузьмича мало.
-- Ты навернул на ужин теткиных щей, тефтелей с картошкой. Целый батон уписал… -- припомнил Вадим.
-- Я ничего не жрал две недели.
-- Все верно. И не хотел… Так! Ты не был голоден, потому что Власька жрал за тебя. Собак таскал и курей. Если ты работаешь с его глазом, почему б ему не поработать с твоим животом?
-- По какому закону физики?
-- Физика – частный случай информологии, -- ответил бывший наемник. -- Голуба прав. Влас – твой двойник, подписанный на избыток плазмы. Налопался и дрыхнет. Не нужна ему наша килька. Надо искать нору и брать тепленьким. Коля?.. – обратился Вадим к товарищу.
-- Талисман надо, – отозвался шаман. – Делать на него талисман и носить с собой – тогда не будет теряться.
-- Паша! -- Вадима Андреевича осенила идея, от которой он приподнялся над травой, и мужики на том берегу оврага залегли еще ниже. – Баклан я, Паша! Колька – молодец! А мы с тобой – два баклана. Влас не двойник! За мной! – скомандовал наемник и пошагал через луг. Мужики перестали дышать, вцепились в инструмент, приготовились дать отпор нечисти. – Дружина! – крикнул Вадим в их сторону. -- За мной! Я знаю, где зверь залег.

За прозрачной стеной жил туман, напитанный светом. С утра сгущался, днем начинал движение вверх и вниз. С завихрениями, словно сигаретный дым, загнанный в трубку. Когда туман рассеивался, была видна стена с голограммой иероглифов. Павел старался извлечь смысл из несочетаемых понятий. Смысл получался замысловатый. Не то «консервированные биологи», не то «биологические консервы», «концентрированные», «рафинированные», местами даже «желеобразные» отгружались на такой-то этаж. «Никогда не делай вывод из ситуации, которую не поймешь до конца, -- напутствовал наемник вольного космоса. – Первым делом пойми, где ты есть и кто ты такой».
Павел не понял. Колониальный департамент не интересовала его персона. Контакты сводились к советам по пользованию бытовой панелью. Вопросы касались исключительно Меседора Августа, представленного как «вид», претензию на «академический статус».
-- Прежде нужна экспертиза, -- сказал куратор. – Жди.

Этаж отгрузки «биологов» постоянно менялся. Перед цифрой ставился знак, который указывал, что уровень находится над поверхностью грунта. База это, обитаемая планета или иллюзия, не было ясно наверняка. «Вся моя жизнь – великое стояние перед иллюзией, -- сказал себе Павел. – Перед иллюзией, которая пытается стать реальностью. Если б можно было разбить стекло и провалиться в туман…» Прозрачная стена была прочнее брони. Каждый раз, когда Павлу приходили на ум нехорошие мысли, Влас Меседор бился грудью в невидимую преграду, падал и снова набирал разгон для атаки. Ничего не происходило в жизни агента колониального департамента. Никто не начинал разговора по существу. Никто не давал человеку понять, кто он есть.

Экспертиза затягивалась. Кураторы боялись питомца, который плевался газом и драл когтями колеса «Запорожца». Влас угрожал всему, что стремилось проникнуть в «нору». С хозяином общалась только бытовая панель. Предлагала человеку то воду, то «тефтели идентичного вкуса». Синтезированный белок скрипел на зубах, очищенная вода не утоляла жажды. «Имей в виду, -- предупреждал Вадим, -- ты в безопасности, пока они не верят, что игрового тарха можно подписать на реальность. Даже в сети веди себя осторожно».
Кураторы не предоставили доступа в общие сети. Только пообещали. Для локальной человек самостоятельно приспособил машину. На месте панели был развернут пульт, на месте лобового стекла – экран. Доступ к информации ограничивала погода. Когда туман шел вниз – открывались справочники. Когда туман шел вверх, трафик был перегружен рекламой. Чаще всего аборигену предлагалась еда и адаптер, готовый переводить с какого угодно языка на какой угодно профессиональный или этнический. Павел прочел стихотворение Пушкина, попросил определить район и хронал, но не дождался ответа. Адаптер ушел в задумчивость. Туда же отправился справочник, получив запрос на термин «дракон огнедышащий». Машина переадресовала вопрос в игрозону. «Реального аналога не существует, -- заявила она. -- А если не существует, значит, предъявитель вида может «претендовать». Только претендовать на что-либо из закрытого бокса землянину было сложно. Экспертиза не продвигалась.
-- Невозможно определить его статус, -- оправдывался куратор.

Фауну Разумного Мира справочник поделил на две категории: «натурал» и «синтет». Естественные биологические организмы, мутанты и клоны имели миллионы разновидностей. Еще больше «статусов и пород» было в синтетической категории. От дукеров, которые ничем не отличались от натуралов, до иллюзорных аналогов, информация о которых посылалась непосредственно в мозг. Сложные и дорогие дукеры могли имитировать рост, развиваться из детеныша во взрослую особь, но такие не проходили сквозь тару. Сложные информационные аналоги проходили сквозь тару, но колеса не грызли. «Дракон, поражающий огнем, существует в виртуальном формате, -- уточнил справочник. -- Мутация, которую вывели и применили геймеры Демоники, не может быть реализована в биологический вид».

«Консервированные биологи» отгружались главным образом на семисотых этажах. Почти на орбите. Павел предположил, что модуль находится на космической базе. Не исключено, что под грунтом, поскольку АКСа может иметь какой угодно «нулевой альтион». Вполне вероятно, что доступ к вольному космосу закрывает купол климатического павильона. Он представления не имел, как выглядят купола, потому что машина не давала информацию глазу. Только всполохи света принимал «нечипированный» человеческий мозг.
Алессо с каждым днем неохотнее выходил«о» на связь. Может потому, что абориген звал куратора «Алессандрой» и обращался как к женщине. Бывший наемник уверял, что это нормально. «Особи «высоких» Доменов сплошь «гомо индеферентус», -- объяснял Вадим. – По физиологии – бабы без сисек. По характеру – закомплексованные подростки. Если видишь существо с признаком пола -- сто процентов, перед тобой адаптированный инохронал».
Алессо не возражал«а» против женского обращения. Только удивлялась, что человек, владеющий языком Домена, умудрился не овладеть культурной традицией – раз и навсегда абстрагироваться от половой принадлежности, оставить эту дикарскую замашку для персонала колоний.
-- …По сути, ты прав, -- подтвердила куратор. -- Мы арендовали в промзоне модуль, удобный, в первую очередь, Власу. Создали условия для него. Даже световую панель, которая имитирует естественное течение суток.
-- Было бы лучше, если б вы занимались делом, а не имитацией.
-- Возникли непредвиденные проблемы. Надо набраться терпенья. Что тебе не хватает? Может, обстановка не кажется привычной, домашней?

Обстановка в модуле была, что надо: куб с прозрачной стеной, за которой «консервировали биологов», и доломанный «Запорожец», который служил постояльцу гостиной и спальней. Ручка переключения скоростей была украшена золотой пластиной с драконом. Куратору в голову не пришло, что она не декор. Для отвода глаз Павел обернул фольгой руль и зеркало заднего вида. Даже к багажнику был приклеен фантик от шоколадки.
Багажник служил тюрьмой для Власа Меседора. Когда зверь начинал грызть колеса, Павел понимал, что самое время взять себя в руки, подходил к прозрачной стене и наблюдал за туманом. Нужно было определить свою координату в соляре, но для ответа система требовала идентификации, которой пользователь не имел. Не мог иметь. Пока какой-нибудь департамент не займется его вопросом, человек не имел контакта с Разумным Миром. Каталог зоопарков и тот игнорировал пользователя.
-- Вряд ли… -- предупредила Алессо. – Твари, которую невозможно идентифицировать, не место в зоологических экспозициях.
-- А мне? – пошутил Павел.
Шутка не удалась. Алессо обиделась. О том, чтобы дождаться куратора в модуле, не могло быть и речи. Ее приводил в ступор один вид дракона. Чувства оказались взаимными. Влас невзлюбил Алессо с первого взгляда и не упускал возможности плюнуть газом в ее проекцию.
-- Нет, это не «консервированные биологи», -- пришел к выводу Павел. – Биоконсервант! Биоконсервант, который выгружают на орбитальные эшелоны, соответственно никаких турникетов и карантинов. База-автомат. Не думать! – одернул он себя и применил прием, которому обучил его бывший наемник. «Как только крамольная мысль пришла в голову, мысленно вылей на себя ведро холодной воды. Успеешь -- образ сотрется раньше, чем отобразится на сканере. Не нравится вода – представь, что прыгнул в огонь». Много раз Павел «прыгал» в туман и летел. Но мысли аборигена, также как сам абориген, мало интересовали колониальный департамент. Все больше кураторов занимала персона Августа Меседора.
«Если твой василиск сбил с толку Голубу, -- уверял Вадим, -- то недоучки департамента биоресурсов и близко не разберутся. Разумеется, академики до вас обоих, не снизойдут. Но место на стенде зоологического музея для твари – тоже статус. «Хозяин кусачей рептилии» -- автоматически допуск к санатору. Хоть подлечишься. В «верхних» Доменах лучше быть статусным мешком говна, чем человеком без статуса».

От безнадеги Павлу удалось вскрыть портал публичного музея фонетики, где Власу Меседору было предложено место на стенде виртуального павильона. «Если только животное умеет красиво рычать, -- оговорился диспетчер, -- хрюкать, сопеть, гудеть, шелестеть…» Для образца диспетчер предложил послушать «свист болотной гадюки». Вид относился к хроналу Второго Домена, значит, заказчик мог «по достоинству оценить идентичность тембра и интонации». «Свист» больше соответствовал пожарной сирене. Человечество будущего никак не смущало, что болотные гадюки не умеют свистеть.
-- Откуда известно? – заступилась Алессо за современников. – Ты не жил на болотах.
-- Я и в космосе не летал, но с первого класса знал, что планета круглая.
-- Люди, которые слышали свист гадюк, впадали в оцепенение и долго стояли обездвиженные, прежде чем чувство тела возвращалось. За это время гадюка успевала уползти в безопасное место и утащить туда гнездо с яйцами.
-- Ни до меня, ни после не было никаких свистящих гадюк, -- настаивал Павел.
-- Возможно, биологи вывели эксклюзивный гибрид.
-- Не спорь с аборигеном. Вашим историкам надо фантастику сочинять.
-- Историки изучили предмет досконально. Ими собран богатый фактический материал. Все достижения твоих современников, повлиявшие на историю цивилизации, зафиксированы в энциклопедии.

Еще один никчемный день своей жизни Павел посвятил исторической справке. Хотел узнать, чем именно засветились в истории его современники. Из энциклопедии стало ясно, что земляне конца двадцатого века достигли больших успехов в одомашнивании тартана – птицы размером с корову. Точнее «письменного тартана», как его называли на севере за витиеватый окрас, напоминающий арабскую письменность. Южные жители ту же тварь называли «ковровым тартаном», потому что видели в узорах орнаменты для ковров. Энциклопедия разъясняла, что в дикой природе тартаны гнездились на верхушках мертвых деревьев. Павел на минутку задумался, каких размеров должно быть дерево, чтобы на нем угнездилась корова, и тут же получил справку: «три с половиной метра в диаметре ствола», деревья семейства «кипарисовых столпов», которые позже стали называться «башни тартана». Птица из ветвей выплетала гнездо в форме корзины с ручкой. Яйца этих удивительных птиц были крупны и зрели годами. Теплого сезона не хватало, и тартаны перелетали вместе с гнездами в южные широты, переносили в лапах корзины с яйцами. Наивысшим достижением человечества эпохи Павла Власова было то, что уруги приспособили тартана под транспорт, и избавили человечество от необходимости изобретать самолет. Так же, как лошади в свое время надолго отложили изобретение двигателя. Уруги научили тартанов летать не за теплой погодой, а исключительно в заданную координату с пассажиром в корзине. Взамен уруги взяли на себя ответственность «высиживать» тартановы яйца, выводить и выкармливать детенышей, которые стоили состояния. «В случае если вес пассажира превышал норматив, -- уточнила энциклопедия, -- полет занимал больше времени, потому что тартан был вынужден делать остановки на отдых. Он ставил корзину в гнездо на попутной башне, а сам улетал на поляну кормиться. Отдых занимал не более получаса. Все это время пассажиру не рекомендовалось ерзать, поскольку гнездо держалось на честном слове тартана. А с птицы спрос маленький -- она отвечала исключительно за доставку, и чихать хотела на сохранность груза. В конце концов, тартановы яйца, упавшие с башен, не рисковали ничем. Их оболочка была не только прочна, но и эластична.
-- А если тартан не возвращался через полчаса? -- спросил Павел.
-- Тартан всегда возвращался к гнезду, -- уверил справочник. – Не через полчаса, так через день. Бывали случаи, когда тартан возвращался через двадцать лет и безошибочно находил дерево, на котором оставил корзину.
-- А если птица роняла груз по дороге?
-- Исключено. Все, что лежит в гнезде, тартан инстинктивно воспринимал как кладку.
-- И не было случая, чтобы такую большую птицу не подстрелили в полете?
-- Был случай. Уруги тотчас нашли и наказали стрелка. Желающих повторить преступление до сих времен не нашлось. Наказания уругов боялись даже неразумные твари. Некоторые уруги, -- продолжил справочник, -- летали на своих тартанах верхом, но техника полета была рискованной, требовала особого взаимного доверия между птицей и пассажиром.
-- Замечательно, -- пришел к выводу Павел, -- только это не мой Домен. Или не моя планета. Сама поищешь ошибку или запустить проверочный тест?
-- Нельзя делать вывод на незначительном объеме информации, -- ответил справочник. -- Дай другие запросы и ты убедишься, что координата задана верно.
-- Зачем давать запросы в систему, которая несет чепуху? -- рассердился Павел, и Влас Меседор, который мирно спал на крыше машины, взметнулся под потолок и кинулся на прозрачную стену. Машина подпрыгнула на рессорах. «Держать себя в руках! – вспомнил Павел. – Не хватало нам пожара в модуле». Он мысленно подошел к стене, о которую бился дракон, мысленно прыгнул вниз, и летел ко дну, пока кровь не перестала стучать в виски.
-- А если система права? – предположил он, когда вернулся за пульт. – Может быть, машина рассказывает сказки африканских племен, не видит разницу между мифологией и реальностью? А может… считает меня гезарийцем? Кто такие уруги? – спросил Павел у справочника.
-- Раса, которая существовала на Земле рядом с человеком. Никто не видел лиц уругов, в их культуре было принято носить маски. Уруг, достигший совершеннолетия, получал индивидуальную маску, надевал ее перед выходом в общество и носил до конца своих дней. Уруги занимали особую нишу цивилизации, поскольку являлись непревзойденными телепатами, способными передавать информацию друг дружке на любом расстоянии. Эффект достигался благодаря особой железе…
-- …Которая на несколько веков затормозила развитие телефона, -- пошутил Павел.
-- Внешне раса уругов от людей практически не отличалась. Это были высокие, широкоплечие люди с семью пальцами на руках и ногах, развитым черепом, узко посаженными глазами. Они красили кожу отварами трав, достигая богатой палитры оттенков. Красный цвет наносили на кожу представители высших сословий… -- Павел отвлекся, чтобы выбросить из головы образ «бабы, которая рожала вместе с Дианкой». Отвлекся и очнулся, когда световая панель поменяла рассвет на вечерние сумерки. Влас Меседор добрался до бампера и грыз его с такой яростью, что машина пятилась к прозрачной стене. В отличие от хозяина, дракон нашел себе применение сразу. Сначала сгрыз резиновые покрышки, потом прикончил мяч -- подарок Алессо. Задача казалась нетривиальной. Мяч был скользким, размером чуть больше драконьей пасти, но Влас Меседор загнал объект в угол, загрыз и сожрал, оставив на полу первый зуб. Когда в коллекции хозяина появился второй и третий, он начал собирать ожерелье. Когда Влас Меседор стал линять, Павел смастерил из кожи веревку и проставил деления, чтобы измерять рост питомца, объем его «талии» и длину хвоста. Частные зоопарки запрашивали эти параметры в первую очередь. Те же параметры могли спросить академики с соискателя, который еще не потерял надежду на статус. Он всерьез намеревался выдать гезарийского дракона за вид, потому что кроме дракона аборигену нечего было предъявить Разумному Миру.
-- Голуба купился… -- утешал он себя, -- и академики купятся.

Настало время, когда Алессо была вынуждена признать: вопросы перемирия между классической и Гезарийской инфологической школой интересуют департамент не больше, чем прошлогодняя скарлатина. С самого начала вниманием целиком завладел дракон. Поведение Власа к тому времени перестало быть умеренно безобразным, и стало абсолютно невыносимым. А исследования стали приносить результат. Специалисты Метрополии не уподобились Людвигу, сразу поняли, что хозяин с питомцем должны жить в одной клетке, а по прошествии времени, четко увязали скачки биоплазмы хозяина с поведением дракона. Последнее звено, которое могло поставить точку на «экспертизе», по-прежнему являлось элементом декора «Запорожца». Павел опасался лишний раз на него смотреть. Он не знал, какой будет точка. «Никто не говорил, что игровые тархи опасны, -- уверял товарища Вадик. – Просто никто не изучал вопрос. В Доменах нет специалиста по глупым вопросам, потому что все умные. Теоретически, тархи могут тащить свои игровые свойства в реал. Но что там за свойства? Одному «богу» известно. А «бог», который должен помогать людям, по закону подлости «не в игре». Иногда «огнемета» можно соплей зашибить. А бывают такие, что лучше держаться подальше. Как понять, с кем имеешь дело?»
-- Дракон – частный случай мутации дюка, -- объяснял хозяин куратору. – Вид, который запрещено вывозить с Гезара. Меня за это посадили в тюрьму? Или есть другие причины?
-- Нужно время, -- уверяла Алессо и с каждым днем все больше напоминала закомплексованного подростка. -- Мы должны работать с большой осторожностью, чтобы департамент безопасности не заинтересовался объектом. Иначе работу придется передать им. Ты не думал о возможности анабиоза для Власа? Тогда мы сможем его исследовать в лаборатории.
-- Только вместе со мной, -- ответил хозяин дракона. – Отправьте в анабиоз обоих. Будет два милых чучела и никаких загадок природы.

Надо было бежать в Сибирь, -- рассуждал Павел, -- занять бесхозный хутор и не мешать человечеству преодолевать барьер «числовых деформаций». В непроходимой тайге он бы научил дракона охотиться и выдавать себя за «белую горячку» при встрече с геологом. Он бы устроил на заимке заповедник с рыбалкой, дождался дня, когда Влас Меседор отрастит огневые зубы. Как знать… если питомец вырастет с тартана и будет ему доверять, может быть, покатает верхом.
-- Все будет хорошо, -- говорил он себе. – Однажды лед тронется. Наступит весна. Вот теперь, когда хуже некуда, уже точно хуже не будет. -- Но с каждым днем лед креп, а «консервированные биологи» отгружались на новых высотах.
«База, -- уверял себя Павел. – Причем база-трансформер. На планетах «выгребной эшелон» невысок. Если здесь семьсот этажей… И еще неизвестно, каких, стандартных или грузовых. Если это завод или фабрика, модуль может находиться в транспортной башне, которая выходит за атмосферу. Если за бортом вообще имеется атмосфера. «Не думать!» – приказал себе Павел и мысленно переместился в лесную избушку. Так удачно, что запах хвои ворвался в распахнутое окно. Еще немного и можно было идти на крыльцо, чтобы умыться дождевой водой из ведра. Павел испугался. Фантазии приобрели непозволительную яркость. «А не схожу ли я с ума?» – спросил себя человек и решил не экспериментировать с измененной реальностью.
-- Хочу подробности про уругов, -- обратился он к исторической справке. – Что за раса? Что еще натворила в истории, кроме того, что оседлала тартана?

Главным достижением уругов в истории цивилизации энциклопедия считала сакральную песню, и предлагала сейчас же ее прослушать.
-- Это особая песня, -- утверждала энциклопедия. – Она придает силы человеку, оказавшемуся в беде. Повторяя мантры из ее припева, любой может преодолеть трудности, найти в себе силу и мудрость жить дальше.
Павел согласился прослушать песню, которая обессмертила расу. И прослушал ее. А потом еще раз задумался. Песня действительно имела мощную энергетику. Не то, чтобы он бросился решать проблемы и тотчас их порешал, но попросил воспроизвести ее еще раз. Павел давно не слушал песен. Он бы не отказался от хорошей фонотеки. История цивилизации сохранила лишь сакральную песню уругов да свист гадюк.
«Когда-то давно, -- говорилось в песне, -- когда Земля еще была плоской и не вращалась вокруг светила, Солнце приходилось затаскивать на небо вручную. Работой занималось племя исполинов. С утра пораньше они доставали светило из ямы, ставили на телегу и тащили в гору. Работа была тяжелой, люди подбадривали себя заклинанием: «Ра! Бола-бола…» -- говорили они, и колеса телеги проворачивались сами. -- «Ра! Бола-бола…» -- и груз сам тащил себя в гору». Павел обратился к адаптеру. «Ра» -- буквально означало «шаг», но не просто шаг, а эмоциональное восклицание решительного человека перед броском на проблему. «Бола-бола» -- тоже относилось к эмоциям, словно языком пользовались не люди, а сороки. Имитировало звук, с которым проворачивается колесо. «Чем решительнее было сказано «Ра!» -- утверждала энциклопедия, -- тем легче проворачивались колеса. После особенно удачного «Ра!» они проворачивались два раза подряд». В припеве сакральной песни так и звучало: «Ра!!! Бола-бола… Бола-бола…» Мелодия была тяжелая, ритмичная, вязкая. Павел решил прослушать ее еще раз. За общим пессимизмом он стал замечать интересные вещи: новые для себя языки, в том числе этнические и профессиональные, местами оказывались понятны без перевода. Термины, о которых он не имел представления, вдруг обретали смысл, словно вспоминались. Эта способность обрадовала землянина, но насторожила куратора, которому перестали нравиться занятия подопечного:
-- Ты мало обращаешься к адаптеру. Он неудобный?
-- Давай, наконец, о деле.
-- Мы заняты. Все очень серьезно. Ты не представляешь, насколько. Поговорим, как только освободимся.
-- Бола-бола… -- ответил Павел. Он с удовольствием бы бросился на проблему, но броситься он мог только на одну из четырех стен модуля. -- Если я не нужен – дай статус, и я вас больше не потревожу.
-- Это опасно.
-- Тогда верни в Домен.
-- Ты не можешь вернуться. Порт в Домен блокирован департаментом безопасности.
-- Тогда отпусти на Гезу.
-- Гезар закрыт от Разумного Мира.
-- Тогда выпусти на свободу. С опасностями мы как-нибудь разберемся.
-- Не свобода опасна для тебя. Ты для нее опасен.

Настал день, когда Влас Меседор разгрыз водительское сидение, объелся поролоном и рухнул, разметав крылья по полу.
«Бола-бола…» -- подумал Павел, глядя на подыхающего питомца, и почувствовал дурноту. Конвульсии дракона могли впечатлить только Людвига Францевича, любителя оперировать в домашних условиях. Дурное самочувствие человека не могло впечатлить никого. Колониальный департамент никак не отреагировал на болящих.
-- Интересно, как уруги наказали стрелка… -- спросил Павел, -- что «до сих времен» не нашлось желающих охотиться на тартана?
-- Оторвали руки, чтобы нечем было держать оружие, -- ответила машина, -- выкололи глаза, чтобы не целился в благородных птиц, привели в негодность детородный орган, чтобы не плодил уродов себе подобных.
-- Уруги -- не инфологи, -- пришел к выводу Павел. – Инфологи должны знать, что сволочизм по наследству не передается. Этот альменный файл подписывают только теоны по им одним известным причинам. Уруги – не гезы. Уруги – кто-то еще. Или… – вдруг дошло до него. – Машина не допустила ошибку. Что-то пошло не так. Что-то до неузнаваемости изменило прошлое, поэтому невозможно вернуться в Домен. Земли нет. Нет ни черных дорог, ни удавок-галстуков. Есть «тартановы башни» и банды дикарей, запуганные уругами. Вся реальность -- туман за прозрачной стеной, и «консервы», которые отгружают за облаками. От этой мысли… от вида поролоновых соплей Меседора… от его полинявшей спины, покрытой лохмотьями старой кожи… Павлу стало невыносимо грустно.
-- Ра!!! Бола-бола… -- сказал себе человек, -- бола-бола…

Лед тронулся, когда зубы дракона превратились в ожерелье, и Власу Меседору нечем стало грызть бампер. Зверь загрустил. «Будет недурно, если Влас убежит от колониалов, -- рассуждал Вадим Андреевич, провожая товарища. – Без твоей помощи они его не поймают. Тогда торгуйся! А с другой стороны – где гарантия, что найдешь его ты? Подпишется на левый ключ. Мало ли любителей носить побрякушки из золота. Подпишется на дурака, вроде Митьки, или на бабу пьяную с золотыми часами. Ее не ограбили в тамбуре, ей спасли жизнь! Не каждый выдержит атаку плазмы на организм. Если тарх нечаянно убьет носитель, он перейдет на другой, а ты понесешь ответственность. Найти бы дурака вроде Людвига, который тебя подстрахует, подержит Власа «на поводке». Зоологи народ чокнутый. Готовы возиться со своим зверьем день и ночь. Последние средства тратят на коллекции».

-- Колониальный департамент хочет погубить уникальный вид? – возмутился Павел и показал куратору ожерелье из зубов. -- Нам срочно нужен ветеринар!
-- Но звери меняют зубы в течение жизни. Надо дождаться…
-- Раньше гадюки начнут свистеть, чем я дождусь от вас толку. Звери на Земле никогда не меняют зубы! Они теряют зубы, когда хотят покончить жизнь самоубийством. А поправка Римаса отменила добровольное самоубийство еще в Третьем Домене. Или я ошибаюсь? Что будет с куратором, который знал о намерениях подопечного и допустил летальный исход?
-- Что ты хочешь от департамента? – разозлилась Алессо.
-- Пусть придет врач и осмотрит его. Пусть убедится, что зверь больной и пропишет лекарство. Если ваши специалисты боятся, пригласите со стороны.
-- В Галактике нет специалиста, который к нему пойдет.
-- Пришли разумного робота! Смотри, его спина совсем облезла. Может, скажешь, что драконы линяют?
-- Никакой робот к тебе не пойдет. Только человек за хорошие деньги, но это буду не я. Что ты хочешь от нас? Я не имею права никого пустить к тебе в модуль. Не знаю, что за специалист должен работать с вами обоими. Я вообще не знаю, что делать. Я в отчаянии, в тупике!
-- Тогда давай откровенно…
-- Не могу откровенно. Не имею права. Я нарушу закон и понесу ответственность. – Павел насторожился, услышав речь от первого лица, вместо привычного «мы». -- Если откровенно, с тобой никто не вступит в контакт без разрешения департамента безопасности. Тебя предписано изолировать и ждать особых распоряжений. Ты привез проблему, о которой не подозреваешь. Мне пришлось отчитаться о ситуации, потому что мы не можем принять решения. Прости, -- вдруг сказала Алессо. – Мы виноваты. Думали, справимся. Не справились.
-- Бола-бола… -- ответил Павел.
-- Департамент безопасности заберет тебя и дракона. За вами выслан конвой. Пожалуйста, будь благоразумен. Не сопротивляйся, иначе вас уничтожат. Тебе предъявят обвинение, как гезарийскому диверсанту, который ввел в заблуждение сотрудника колониального департамента. Постарайся им доказать, что гезы тебя использовали. Иначе ликвидируют вас обоих.

«Взрыв» биоплазмы -- хороший козырь, -- предупреждал Вадим. – Используй его, когда не останется выбора, но перед этим попрощайся со статусом. Человеческим статусом, -- уточнил наемник. – После такого финта ты получишь статус опасной твари и никогда от него не избавишься».
-- Ра! Бола, бола!.. – сказал себе человек. Рука потянулась к перстню. – Бола-бола… Значит, выбора нет.
На секунду потемнело в глазах. Павел не рассчитал удар. Слишком долго ждал, слишком мало верил в удачу. Он пришел в себя от тревожной сирены, мокрый с головы до ног. Сердце колотилось так, что звенели ребра. Комната наполнялась красным светом. Включилась аварийная панель. «Опасная концентрация биоплазмы – предупреждал индикатор. – Тотальная эвакуация. Открыть все порты. Персоналу подготовить механические узлы к расстыковке. Выпустить направляющие курсоры». Стрелка указала путь к лифту, который вдруг открылся в стене. – «Тотальная эвакуация! -- повторяла система. -- В зоне опасная концентрация биоплазмы. Всем, кто находится в габарите, выйти на транспортный эшелон и дожидаться эвакуатора. Техническому персоналу – обеспечить доступ на открытые палубы».
Павел вошел в лифт и вышел на «транспортном эшелоне», но не увидел эвакуатора. База оказалась безлюдной. Небо скрывал туман, отражая отблески аварийного маяка. Ни одного аппарата, ничего похожего на автоматические орбитальные лифты, описанные Вадимом. «Или я свободен, или я мертв», -- решил Павел. Нехватка кислорода давала знать. Еще минуту… Что дальше? – спросил он себя и приблизился к краю. Сквозняк подбрасывал вверх ошметки вонючего облака. Внизу сквозь мигание тревожных панелей читалась пропасть. Сколько дней и ночей он наблюдал ее за стеклом, сколько раз мечтал провалиться…
-- Мечты сбываются, -- напомнил себе человек. – Только зря они это делают. Если Вадик прав, я больше не человек. Если я не человек – какое мне дело до кислорода! -- Павел рассмеялся от дерзкой мысли и понял, что летит в пропасть. – Какое мне дело до пропасти. Я выживу, -- решила «опасная тварь». -- Сдохнут мои проблемы, а я останусь! – Он не удивился, когда полет закончился приземлением в вязкое вещество. Тело быстро погружалось на глубину. – Ра!!! -- сказал себе Павел. – Не сейчас! Не из-за такой ерунды.
Он достал ногами дно, но не смог оттолкнуться. Липкая масса давила на плечи. Над головой мигал аварийный фонарь… увеличивал интервалы… «Ра! Бола-бола…» -- вращалось в голове, словно тяжелые колеса ездили по мозгам с угасающим ритмом. Звук превращался в монотонный гул. -- Ра!!! – повторил человек и еще раз оттолкнулся от дна. «Бола-бола…» -- ответило эхо. Что-то оборвалось внутри, зазвенело в ушах, словно лопнула струна. Ворота ада раскрылись, но человек не сдался. Продолжил махать руками, потому что не собирался мириться со смертью. Продолжал отчаянно рваться вверх, пока не потерял равновесие. Тело стало невесомым и понеслось, повинуясь невидимому потоку.

Эфирный, неосязаемый город разворачивал вокруг сеть кварталов. Прозрачные дома стояли на прозрачных уровнях, их связывали прозрачные коридоры галерей. Укрывали прозрачные купола. Над миром стояла ночь. Он набрал высоту, чтобы понять: Земля это или привидение мертвой планеты. Небоскребы были похожи на скалы, изрезанные рядами окон. Стены пересекались с площадями. В океане света проплывали привидения висящих садов, ажурные берега пересохших морей. Он ловил руками опору, но неосязаемый мир пропускал его свозь себя. Страх охватил человека. Никогда прежде он не лишался ощущения тверди, и не хотел бы ее лишиться, даже падая в пропасть. Он камнем кидался сквозь бесчисленное множество этажей, отчаянно хлопал крыльями, чтобы набрать высоту, и не чувствовал воздушной опоры, словно все еще лежал в киселе. Не было конца городу, опоясавшему планету, как не было и начала. Только череда кварталов, парков и площадей… площадей, кварталов и парков, одинаково бесплотных и безликих, нанизанных на золотой монумент, вокруг которой вращалось такое же бесплотное мироздание.
В противоречие центробежной силе, тело врезалось в стрелоподобный объект со всего размаха. «Здесь твой дом…» -- утверждала надпись, выложенная на площади парк-квартала. Подножие монумента было устлано золотыми плитами. Садовая архитектура напоминала аллею, завернутую восьмеркой. «Здесь твой дом, Капитан… -- прочел странник и сполз до пешеходного эшелона. – …Возвращайся!..»
Щедрость приглашения насторожила. Павел вскарабкался вверх по стреле. Впился когтями в мягкое золото… в знак, предписывающий частному транспорту высоту и продолжительность «зависания» в районе архитектурно-паркового ансамбля. Для нерадивых пилотов здесь же были обозначены размеры штрафа. Для законопослушных – рекомендованы эшелоны, с которых открывался сакральный текст: «Я никогда не предам тебя, -- уверяла надпись на аллее парка, -- клянусь, я сделаю все, чтобы вернуть людям твое честное имя. Потомки будут помнить своего гения. Ты займешь свое место в ряду великих ученых цивилизации. Место, которое по праву принадлежит тебе. Здесь твой дом, Капитан Шайен. Возвращайся…» -- Павел отпрянул от обелиска. – «Великому летописцу, -- было написано на подножии монумента, -- историку, мыслителю и гуманисту эпохи, Терранию Тетриарху Третьему посвящается парк и музей анахроники». Зрелище лишило несчастного последней опоры. Крылья свернулись кульком. Он рухнул и распластался вверх ногами на площади. Раскинул крылья и не смог шевельнуться. Когти оттопырились подобно саженцам среди пепелища. Хвост перегородил тротуар. Только теперь, потеряв способность к движению, Павел заметил людей. Прозрачные и неосязаемые прохожие топтали его крылья ногами. Может, ослепли, а может, думали, что у памятника Великого Тетриарха лежит голограмма дракона, сраженного им в бою. Но люди шли, не видя существа, которое нервно дергало веком, и тихо побулькивало соплей. Только фигура уруга остановилась над истерзанным телом. Высокий, худой, с кожей бурого цвета и узко посаженными глазами. По всему понятно, дикарь, потерявший маску, бесцеремонно схватил дракона за хвост и поволок в кусты.

Павел с трудом сделал вдох. Сладкий воздух наполнил легкие. Тело задрожало, кровь ударила в голову. Уруг тащил его в гнездо или голодный дюк? Человек не стал разбираться, лягнул захватчика и приготовился к драке. Ответного удара не последовало. Павел открыл один глаз и ослеп от яркого света. «Дикарь», -- успел убедиться он. Уруг был высокий и невероятно худой. Его наготу прикрывал только фартук. Он же не давал возможность удостоверить пол. Существо глядело на добычу с почтительного расстояния, старалось понять, стоит ли она разбитой физиономии. Павел приподнялся на локте, но сориентироваться не смог. В таких помещениях он еще не бывал: цилиндрический свод потолка и постоянно гудящий фон. Под решеткой, по которой волокли его тело, плыла река из застывшей пены.
Уруг ушел. Павел полз за ним, пока не лишился сил. Воздух в цилиндре был невероятно густой и приторно сладкий.
-- Зачем я его ударил? – спросил себя Павел. -- Черт меня дернул за ногу…

Монотонный гул стоял под сводом цилиндра, залитого светом. Человек не чувствовал тела. Оно было измазано слизью, словно шашлык маринадом. Напоминало грязного слизняка размером с тартана, которого вынули из клоаки и волокли по хрупкому мосту, собранному из решеток. Человек не чувствовал ничего. Он руководил своим телом по старой памяти – вот рука, которой можно себя подпереть; вот нога, от которой все равно никакого толку. Кто-то раздел его догола, только перстень крепко держался за палец. «Значит, не ограбили, -- сказал себе человек и на душе стало легче. -- Произошло недоразумение, которое я улажу в два счета».
«Где бы ты ни оказался, -- инструктировал Вадим Андреевич товарища, -- первым делом ищи информационную панель и выходи в транспортную зону». Павел не видел ни панелей, ни зон. Только шаткую ограду моста над пенной рекой, над которой, свесив ноги, сидела большая и грустная фигура краснокожего гуманоида. Павел приблизился.
-- Где я? – спросил он.
-- Оранжерея Мезаметания, Первый соляр, -- ответил гуманоид. – Нет, ты мог лежать в утилизаторе сколько угодно, только он не работал, пока ты там.
-- Прости, я все-таки не понял… где я? Как я здесь оказался?
-- В контейнере с биоконсервантом, -- ответил гуманоид, и посмотрел на пришельца. -- Автомат доставил продукт, распаковщик определил инородное тело и исключил из производственного цикла. Оранжерея-автомат, Первый Меркурианский соляр, -- повторил он, подозревая, что гость недостаточно обработал инфу. -- Здесь выращивают белковый субстрат.

Коричневая слизь оставила пятна на коже. Глаза невыносимо жгло. Уши чесались. Ногти на руках почернели. «Все хорошее для тебя начинается с транспортной палубы, -- наставлял друга Вадим Андреевич. – Если палуба-автомат -- повезло. Чем меньше персонала в курсе твоих перемещений – тем дальше переместишься».
-- Ты не уруг, -- сказал гуманоиду Павел. – У уругов семь пальцев, а у тебя только шесть. Что я здесь делаю? Он попробовал встать, но едва не свалился с мостика прямо в пену, медленно плывущую за горизонт.

База Мезаметания представляла собой трубу шириной с футбольное поле. Труба вращалась, равномерно подставляя Солнцу бока. На внешней оболочке, под световыми фильтрами, находились грибные плантации, которые раздувались как мыльные пузыри. Время от времени над плантацией понимался нож и срезал все, что выше разрешенного уровня. На минуту менялось направление гравитации, урожай падал на транспортер, доставлялся в камеру переработки. Чтобы персонал не сыпался следом за урожаем, решетка над плантацией имела загнутые перила. Павел подтащил свое тело к грустному гуманоиду и сел рядом.
«Даже не пытайся дружить с ребятами из техперсонала. Пока не получишь статус и чип, ты для них овощ, -- предупреждал Агеев. -- Твой «беглый разговорный» никого не введет в заблуждение. Где бы ты ни оказался, предпочитай для общения автомат».
Человеку не нужен был автомат. Человеку нужен был человек, у которого можно найти сострадание. Спросить, каким образом агенту Гезара вернуться домой после успешно проваленного задания. Как сформулировать понятие «дом»? Понятие, которое он не мог сформулировать для себя. Наверно, он имел в виду место, куда тянулась душа.
-- Где я? – еще раз спросил человек «уруга».
Грибной «барабан» медленно плыл под ногами, едва не касался их. Белые пузыри шевелились. Над этим великолепием, как тартан на гнезде, сидел краснокожий гигант, подперев разбитую челюсть.
-- Больно?.. Извини! Сам не понимаю, как вышло… -- каялся Павел. -- Всю жизнь не понимаю себя. Вроде нормальный человек, вроде нормально отношусь к людям, а иногда накатит – перестаю себя контролировать. Кажется, взорваться готов. Дай мне по морде, -- предложил он собеседнику. – Только не злись. Я сам на себя зол. Так зол, что готов умереть.
«Уруг» отпустил распухшую челюсть.
-- А я мечтаю о смерти, -- признался он и замер, развернув огромную шестипалую ладонь. – Ты был -- и вдруг тебя нет. Фантастическое ощущение – вдруг перестать быть.
-- Чтобы совсем перестать – это сложно. Может не получиться, -- ответил Павел. – Я только что пробовал и могу сказать, что жизнь и смерть – это как фазы одного процесса. То есть, я не очень разобрался в деталях, но мне показалось, что после смерти ты уже не ты, а что-то другое. Что-то непохожее на то, чем являлся при жизни. Я понятно говорю?
-- Непонятно.
-- Тогда поверь на слово, нет смысла стремиться туда раньше времени, потому что жизнь – программа, которая должна отработать. Ну… -- Павел запнулся под нетерпеливым взглядом собеседника, -- если программе не дать доработать, она запустится снова. Самоубийца вернется в жизнь с прежними проблемами. Только в этот раз окажется не к месту и не ко времени.
-- Я всегда не к месту и не ко времени, -- сообщил гуманоид.
-- И я, -- вздохнул человек.
-- И ты мечтаешь о смерти?
-- Я мечтаю обходиться без кислорода, -- признался Павел, – пока не развилась фобия. Каждый раз перед тем, как открыть незнакомую дверь, начинаю думать, есть ли там кислород? Хватит ли его? Мне снятся сны, что я дома и вдруг на планете кончился воздух.
-- Воздух нужен, -- согласился «уруг».
-- Зачем он нужен тому, кто мечтает о смерти?
-- Не могу позволить себе сейчас.
-- Хорошо задолжал?
«Уруг» не понял юмора. «Придется разговаривать – выражайся проще, -- напутствовал Вадик, – не используй ассоциаций, которых не поймет собеседник. Поверь, никто не оценит чувство юмора дикаря, а в службу безопасности сообщат».
-- На базе Меза…потамия транспорт есть? – спросил Павел, но непонимание только усугубилось.
-- Транспорт – это как? – спросил «уруг».
-- Объект, внутри которого можно переместиться отсюда нафиг.
-- «Нафиг» -- это куда?
Павел заметил последствие долгого лежания в консерванте: из памяти исчезла транспортная терминология. Вся подчистую оказалась вырвана из «каталога». Ее место занял парк давно забытых автобусов, поездов, самолетов.
-- Допустим, если объявят эвакуацию и разблокируются порты, там… что за агрегаты торчат?
-- Если разблокируются… -- произнес «уруг», медленно соображая, -- придется нам всем обходиться без кислорода.
-- Значит, транспорта на причалах нет!
-- Откуда?
-- А если придет бригада ремонтников… у них какого класса машины? «Базовые» или «автономные»?
-- Откуда бригада?
-- На высокую концентрацию биоплазмы должен кто-то отреагировать. Я знаю, что в Галактике на плазму реагируют нервно и быстро.
-- А кто ее здесь заметит? – удивился «уруг». -- Базу собирали в те еще времена! Человечество думало, что будет жить вечно на белковом субстрате. Тогда не ставили датчики биоплазмы. А теперь оранжереи никому не нужны. Субстрат мутирует. Скоро превратится в отраву. Видишь… какая у меня кожа? – жаловался бедняга. – Какой я худой и глупый. А когда-то был красив и умен.

Павел задумался. В рекомендациях, выданных товарищем, не было сказано о заброшенных базах Мезаметания. «Запомни, -- было сказано Павлу, -- в высоких Доменах никто за тебя проблем не решит. Никто не окажет услугу за просто так. Хотя бы потому, что ты не сможешь оказать ответной услуги».
-- Хочешь, я тебя убью? -- предложил Павел. – Ты был – и тебя не станет! Правда, не уверен, что процесс доставит тебе удовольствие.
-- У…убьешь? – не поверил «уруг».
-- Постараюсь сделать это не больно.
-- А хоть бы и больно, -- вздохнул несчастный. – Я бы потерпел. Не могу себе позволить сейчас.
-- Понимаю, -- вздохнул Павел. – Я тоже хочу вернуться домой и тоже не могу позволить. За мной волочется слишком много проблем.
«Уруг» согнулся и указал на темный пузырь среди грибного поля.
-- Съешь дымник, -- посоветовал он. – Сам вернешься -- проблемы останутся.
-- Мои проблемы ширевом не решатся.
-- А мои? Смерть – тоже «ширево». А я обещал, что не брошу ее одну.
Товарищи по несчастью замолчали. Темный пузырь раздулся и лопнул, выпустив пыльное облачко. «Выход должен быть», – убеждал себя человек. Голова, пропитанная консервантом, сохранилась неплохо, но соображала медленно. В ушах звенело. Кислорода на базе было в достатке, только времени не было.
-- Кому обещал? – дошло до Павла. – На базе кто-то еще?
-- Я и она.
-- Хочешь, я с ней поговорю? Отпустит!
-- Отпустит? – в глазах «уруга» блеснула надежда.
-- Мне проще уговорить чью-то «суку», чем пробить сигнал до ближайшей транспортной базы. Пойми, друг, я -- персона без статуса и без чипа. Все равно, что гриб. Но мне позарез нужен транспорт. Одного товарища доставить домой, на край Галактики. Я тоже… наобещал много лишнего.
-- «Банка»… -- догадалось существо и транспортный «каталог» землянина встал на место.
-- С автоматическим системным модулем я справлюсь, а большего и не надо! – сказал человек, потому что вспомнил рекомендации, полученные от наемника.
-- Пойдем, -- «уруг» поднялся.
Павел едва держался на ногах, стараясь от него не отстать.
-- …Лучше полуавтомат, -- уточнял он по ходу, -- который зайдет в дальнобойный кассетник. А больше ничего не нужно. Только закинь сигнал, что нуждаешься в транспорте. Можешь маркировать меня как груз. Дальше я разберусь…

Из единственной «банки», пристегнутой к порту, воняло, как из выгребной ямы.
-- Пользуйся… -- предложило существо.
-- Твоя?.. -- Павел насторожился, осматривая пустой салон. -- Не понял. Где подруга, которой ты клялся в верности?
-- Она достала… -- пожаловался «уруг» и поднял фартук. – Я уже не могу.
Мужское достоинство существа представляло собой такое же тощее зрелище, как тело, изможденное грибной диетой. -- Твой работает?
-- Должен. Только я бы попробовал… управлять машиной с помощью других частей тела.
«Уруг» махнул рукой и пошел обратно, потирая распухшую челюсть. Ответной услуги не требовалось.
Павел сделал ответственный шаг внутрь салона. «Если ты поднял мой квант, -- внушил ему Вадик, -- значит и с «банкой» справишься». Наемник вольного космоса не учел, что квантом управлял бортовой компьютер и, в конце концов, довел дело до аварии. Кто управлял этим транспортным средством, было неясно, потому что пульт управления отсутствовал. Бардак в салоне намекал на падение модуля с большой высоты.
Шлюз закрылся. Легкий толчок намекнул на расстыковку с оранжерейным портом. Павел сел на пол, чтобы унять дрожь в ногах, разрисованных пятнами консерванта. Вслед за ногами задрожали руки. «За кислород не бойся, -- предупреждал Вадим, -- «банка» не замкнет контур, если климатическая система неисправна. Не запустит программу, на которую не хватит ресурса».
-- Не болид, -- пришел к выводу пассажир и понял, что концентрация плазмы в его организме зашкалила. Еще немного, и он станет причиной самовозгорания руин.
Бытовые и технические шкафы оказались открыты, их содержимое валялось повсюду. Потолок и тот был вытоптан грязными ногами хозяина. «Не рассчитывай, что транспорт позволит собой управлять. Такие в «высоких» Доменах не делают. Скорее получишь у академиков статус за изобретение мыльного пузыря, чем «банку», которая спросит совет у пилота, -- предупреждал Вадим. – Рассчитывать, что на Магистрали попадется управляемое старье, которое позволит выбирать курс, наивно и глупо. А уж оказаться в теле-болиде… Имей в виду: быстрая и легкая смерть предпочтительнее долгой, мучительной. Ни за что на свете я бы не хотел угодить в аппарат-анахроник».
Гравитация в салоне усилилась, включилась подсветка пола. Павел догадался, что аппарат встал на курс. Вероятность, что он автоматом придет на родную базу, составляла девяноста девять процентов. По расчетам Вадима Андреевича, дорога в один конец не должна превышать земных суток. Павел освободился от перстня. «Главное, чтобы плазма не зашкалила в момент захода на порт, -- предупредил Вадим. – Техника это не любит».
-- Не позже, чем через сутки я стану гражданином и пользователем Разумного Мира, -- утешил себя Павел. – Или покойником.

Первым делом Влас Меседор растерзал скафандр, притаившийся в нише. Принял за чужака и безжалостно трепал, пока костюм не превратился в рванье. Зверь пыхтел над оболочкой, пока та не рассыпалась в прах, словно слышал напутствие Вадика: «Не вздумай лезть в чужие скафандры, даже если будешь задыхаться от нехватки воздуха. В «высоких» Доменах – это фикция, игрушка, с помощью которой бывший хозяин «банки» решил посмеяться над будущим. Никто не знает, что там за шутка. Обычно тупая. С чувством юмора у потомков большой напряг».
Зачистив территорию от врага, Влас обнюхал хлам, разбросанный по салону. Порылся когтями в объедках, сожрал грибы, заготовленные прежним хозяином. Павел разыскивал пульт, но не видел ничего похожего даже на пассажирское кресло. Нашлась лишь заготовка под ложемент, который должен был надуться и принять форму тела, но ничего такого не сделал, только впился в ребра жестким каркасом. «Если не нашел управляющих панелей, не значит, что их нет, -- объяснял Вадим. – Владельцы «банок» взяли моду маскировать панели. Вплоть до того, что вшивают их в мозги дукеров. А дукер послушный только с хозяином. Его надо уметь попросить». Павел не нашел среди хлама дукера. Он надеялся, что пульт управления скрыт в одном из шкафов и позволил Власу ломать все подряд. Зверь пыхтел. Рабочий модуль превращался в газовую камеру. Лишь одна несчастная дверца стояла насмерть. Павел рванул ее на себя и едва не сорвал с крепления. Из биомассы, плотно забитой в нишу, блеснули глаза. Совершенно голое, насмерть перепуганное существо с синяком во лбу упаковалось в ячейке, пригодной разве что для кастрюли. Наружу торчала лишь кисть руки и сплюснутая женская грудь размеров немалых. Ноги несчастной были согнуты над затылком, пупок прилип к щеке, оцепеневшей рукой существо тянуло на себя дверцу шкафа.
-- Ё… – сказал человек и отпустил дверь. -- Ну, вылезай, коли сможешь! – он отошел, чтобы дать пленнице пространство для маневра.
В тот же миг дверца шкафа с оглушительным треском захлопнулась перед носом клиента.

-- Здесь мне щей не нальют, -- догадался Павел.
Стоя перед закрытой дверью, он вспомнил, что именно в этом курятнике однажды взял курицу, и слопал ее, как тефтелю. Павел постучал, подергал тяжелый замок, которого раньше не видел. Да, именно в этом дворе он напугал собак… Человек вспомнил, откуда на нем обгоревшая ткань болотного цвета, как шел по лесу вдоль реки, перебирался через овраги, как увидел костер. Люди бросили уху в котелке и сгинули. Даже дорогие часы забыли на ветке. Павел ждал хозяев, пока не погас огонь. Ел вареную рыбу. За рыбой последовал батон, семь банок тушенки и пакет сухих макарон. В брошенной палатке можно было жить, но черт его дернул дунуть на остывшие угли. Из пожара удалось выхватить кусок ткани, а столб огня еще долго стоял над лесом, показывал несчастному, куда не следует возвращаться.
Когда Павел вышел к поселку, случился первый удар, который вернул его в чувство. «Его не спутаешь ни с чем, -- предупреждал Вадим. – Едва заметный толчок и щелчок стыковочного порта -- почти как инфаркт. Выведет из летаргического сна. Это больше чем инстинкт. Это предчувствие катастрофы».

Сколько раз «банка» ботаников заходила в порты – Павел не считал. На борт подавался сигнал аварийной разблокировки, но шлюз не открылся ни разу. Никому не нужная «банка» продолжала путь. Даже кукла не вылезала из ящика. Наружу вылетал только кулак и целился точно в лоб.
«Не смотри в глаза существу, с которым не желаешь контакта, -- вспомнил Павел наставление локальной системы. – Не давай ему имя, если не собираешься приручить. Не демонстрируй половое поведение, если не хочешь связи. Если объект игнорировать, он исчезает сам». Кукла не исчезала. Напротив, жестко обороняла ящик. Не давала захватчику убедиться, что в нем не скрыт потаенный пульт.

Павел прислушался к тишине за шлюзом. Она ничем не отличалась от деревенской тишины, когда несчастный шел к людям за помощью. Во всей деревне не шелохнулась ветка, не крикнул петух. Ни одного окошка не зажглось с наступлением сумерек. Нигде не ждали к столу пожирателя кур. Зато угостить кочергой был готов каждый. Голодный человек понимал проблему, и лишний раз не тревожил селян. Он бродил по лесу в поисках брошенных рюкзаков, спал в лодке, перевернутой кверху дном. Однажды в поселок приехал УАЗик с мигалкой. Люди с автоматами на плечах вышли общаться с местными. Пообщались, уехали…

Следующий толчок отличался от предыдущего. Он был похож на попытку механически разблокировать аппарат. Павел замер, вгляделся в свое отражение на гладкой стене. Борода, заплетенная в косу, достигла пупа. Ногти почернели и отрасли. Поседевшая шевелюра свалялась в бесформенный ком. Толчок повторился. Человек завернул свое тело в горелую ткань палатки. У него были все основания сомневаться в реальности. Мозг отказывался фильтровать ее от фантазий. Щелчок разблокировки стал явным. «Банка» висела на чьих-то портах. Шлюз держал оборону. Только выбрасывал знак, предупреждающий о запредельной концентрации плазмы. Человек приложил ухо к стенке. В нелепой позе он простоял до следующего щелчка и понял – на этот раз все серьезно. Дверь откроется. Он выйдет на волю, поймает очень крупную курицу, свернет ей голову и сожрет. Время шло. Шлюз стоял насмерть.
-- Боятся… -- дошло до Павла. – Чего боятся? Не я для них страшный гость. Это им в моей реальности делать нечего.

«Банка» висела, но жизнь изменилась к лучшему, когда Павел избавился от волос. Он понял, что поведение дикаря не гарантирует вольер в зоопарке. И уж точно не тянет на статус от академии. Прибора для бритья на борту не нашлось, зато нашелся дезинфицирующий раствор, который заодно удалял с кожи въевшиеся занозы и волосяные луковицы. Седая шапка упала с головы сразу. За бороду пришлось подергать. Отвалились даже отросшие ногти. Человек не узнал свое отражение. Он обтерся раствором с головы до ног и опять себя не узнал. Кожа побелела, избавилась от коричневых пятен. Щеки ввалились, взгляд приобрел остроту. На челюсти сидел лиловый синяк, которым рыбак наградил его за ночлег в перевернутой лодке. Желтым синяком под глаз наградила кукла, которую Павел безуспешно пытался вынуть из упаковки.

Когда шлюз отошел, человек растерялся. Он не рассчитывал на прямой контакт. Разумнее было начать с интерфейса, который легко пройдет в герметичный салон, но в модуль проник луч незнакомого света. Человек встал в нишу, которую когда-то занимал скафандр. Прикрыл наготу палаткой. Он много раз продумывал стратегию поведения на подобный момент, но так и не выбрал из вариантов единственно правильный.
«Поверь, -- уверял наемник вольного космоса, -- тот, кто решится вскрыть борт с повышенной плазмой – как минимум, дурнее тебя. Ситуация может повернуться куда угодно. Тут только по обстоятельствам».
Тень гуманоида нарисовалась в полоске света. Павел, взял в руку баллон с дезинфектором. «…Если тебя возьмет на порт депарбез, -- вспомнил он, – не дергайся. Кротость и послушание, проявленное жертвой, сомнительный путь к свободе, но единственно верный». Человек сжал в руке баллон с такой силой, что перстень погнулся.

Вместо группы захвата на борт проникло худенькое, почти прозрачное существо. Немножко робкое и совсем невысокое. По крайней мере, для мутации «верхних» Доменов. Существо было немногим выше самого дикаря, зато вдвое тоньше. Такой фигуре он одной рукой мог оторвать башку, но рука не спешила. Павлу показалось, что гостья -- юная девушка, которая по недоразумению влезла туда, куда боялся соваться спецназ. Существо вдохнуло загазованный воздух. «Не интерфейс», -- убедился Павел и закрыл глаза, но невидимкой не стал. Наоборот, привлек внимание фигуры. Еще была надежда на обморок, но фигура не испугалась. Было слышно, как она приблизилась к нише. С одной стороны зашло, посмотрело на лысое чудище, завернутое в горелую ткань, с другой стороны зашло... И потеряло интерес, словно заранее знало, что в нише вместо скафандра стоит дикарь. Существо обошло отсек. План действий по-прежнему отсутствовал в лысой голове землянина. Он решил напугать пришелицу Власом, но перстень выскользнул из дрожащей руки, нырнул в складку ткани и сгинул.

Мир потерял опору. От досады Павел вскрикнул, упал на четвереньки, обшарил залитый светом пол. Человек не заметил, как над ним собралась толпа. Существа, проникшие на борт, были крупными и высокими. Их тела защищали костюмы, лица скрывали маски. Павел беспомощно метался между ног, стараясь найти изогнутую пластину. Глаза болели от света, пальцы не гнулись. Он готов был выть от отчаяния.
-- Гезарийского тарха поймали! – услышал он. Мир, потерявший опору, потерял надежду и смысл. Компания залилась икотой. – Смотрите на гезарийского тарха!
Человек затаил дыхание в надежде, что смотрят не на него, но существа продолжали икать, стоя над ним. Кто-то поднял с пола баллон с дезинфектором. Кто-то тряпку. Всем было весело, кроме самого храброго, самого маленького и беззащитного, первым зашедшего на борт.

Фигуры, похожие друг на друга, словно куклы-андроиды, плавали в свете. Звуки вонзались в мозг. Гуманоиды комкали фразы, пересыпали речь терминами, которые приводили в отупение. Перстень словно провалился сквозь обшивку салона. Холодный пот сменялся приступом жара. Существа вели себя так, словно понимали причину своей безнаказанности.
-- Санируй и верни в Домен, -- приказали крупные особи маленькому. -- Технические борты не игрушки для дикарей!
-- «Земля-Марс». Колониальный абориген… -- подсказали они и даже назвали точный код в таблице мутаций.
Компания потянулась к выходу. Последнее слово, услышанное Павлом, было отпущено в адрес неудачливого ловца тархов.
-- Балда! – было сказано маленькому существу, которое шаталось от разочарования.
Павел подходил к пониманию неизбежного: ключ потерян. В этом бардаке его не найти. Пот ручьями тек по спине, сердце сбивалось с ритма. Он хотел обратиться к «ловцу». Девушка это, юноша или «гомо-индеферентус»… он готов был просить о помощи даже куклу-андроида, но ком сдавил горло несчастного. Существо с упреком смотрело ему в глаза.
-- Вот так закончилась моя карьера, -- сказало оно. – Но мы-то знаем, что тарх был. И я знаю. И ты знаешь, -- Павел хотел кивнуть, но едва не уронил на пол голову. -- Почему горелым воняет? Что жег?
-- Свою жизнь, -- прошептал человек.
-- Жизнь… Твой жизненный срок ушел в отрицательные величины. Скан считал, что на борту мертвец.
-- Мертвец, -- согласился Павел.
-- Организм с твоими параметрами вообще не организм, а спонтанно стигматирующая плазма. А они не поверили! Дебилы! – пришло к выводу существо. -- Неужели не ясно? Мне просто не повезло.

Гуманоид сидел в кресле чистого модуля перед рабочей зоной, которая отличалась от «банки» ботаника, как истребитель от бумажного самолетика. Управлял объемными «картинками», не используя ни руки, ни периферию. На лысой голове не было даже нейрогарнитуры. Первый раз в жизни землянин видел такие системы. «Пузырь» экрана накрывал гуманоида и давал проекции любой дальности, словно в помещении не было стен. Другой пузырь, размером с дистанционный манипулятор, вращался под потолком. Прозрачный, словно хрустальный. Угрожал упасть точно на голову человеку. Первый раз в жизни у Павла ничего не болело. После санатора дышалось легко, словно он не дышал. Словно землянин вовсе не жил, а умер. Он ощупал пальцы, как только пришел в себя. Пугающая пустота вернула в реальность.
-- Пытался управлять челноком? – спросил гуманоид. -- Зря! «Банка» имеет внешнее управление. Или не имеет никакого.
На человека смотрели глаза существа, которое знало о жизни все.
-- Ты женщина.
-- Для дикаря, -- согласилось существо, больше похожее на ребенка. – Я Тайра Экзорциста. Если дикарь считает меня мужчиной, он лезет драться. Ему кажется, что я отниму его еду и самку. А мне не нужно ни то, ни другое. Я против драк.
Павел порылся в ткани, которая продолжала прикрывать его наготу. Ложемент Экзорцисты парил над полом, изящно плавал внутри пузыря. Система управлялась, вероятно, с мозговых чипов. «Хрустальный» шар продолжал вращаться под потолком.
-- Не смотри вверх, голова закружится, -- предупредила Тайра. -- Там зеркало экзорциста. В него нельзя смотреть долго.
-- Оно не упадет?
-- Страшно? Все тархи боятся экранов. И ты боишься. Ты ведь знаешь, кто ты такой. Все знают. Просто не хотят признаться, что я решаю проблемы, а они делают вид, что решают. Сделаем вот что: я помогу тебе сбросить плазму, но сначала ты зайдешь на Пентаклион и откроешь порт для лаборатории. Как тебя называть?
-- Капитан Шайен.
-- Каждый недоделанный Гезарийский тарх мнит себя инкарном Первого Капитана. Павлом тебя зовут. Павел Власов. Нравится имя?
-- Не очень.
-- Перед кем выделываешься, Павел Власов? Пока ты санировался, я идентифицировала тебя и даже освоила аборигенный язык. Кстати, мы относимся к одной мутации, поэтому передо мной выделываться не надо.

Павел согласился, что женщины Второго Домена бывают высокими и худыми, их кожа иногда бледна и почти прозрачна. Пожалуй, если на тощее существо ростом под метр девяноста надеть парик, можно выдать его за девушку. Можно даже прогуляться по городу в ее компании.
-- Отпусти, Экзорциста… -- попросил человек. -- Я не сделал тебе ничего плохого.
-- Не услышал меня, – огорчилась Тайра. – Мне нужен порт на Пентаклион! Ты зайдешь, чтобы его открыть, а потом я тебе помогу.
-- Вряд ли получится.
-- Почему? – Экзорциста стала похожа на ребенка, у которого отняли мячик.
-- Я – одноразовый агент, проваливший задание. Пентаклион не примет меня обратно. Пока я не найду координату колониальной базы, Пентаклион ни для кого порты не откроет.
-- Зачем искать? Вот она, база с дебилами! А вот ее дебильная координата! -- Экзорциста расширила «пузырь», и лаборатория наполнилась светом, отраженным от поверхности серой планеты. – Врезать бы по ней, да нечем. Я не держу оружие на борту.

Если б Павел не знал, что перед ним колониальная база – боевая мощь человечества, ни за что бы и не подумал… Припорошенный пылью геоид напоминал Луну. Над поверхностью появлялись объекты и исчезали, словно звезды морские зарывались в песок. Над грунтом выступал рельеф, который можно было принять за развалины города. Только улицы с площадями не ласкали глаз симметрией, словно их рисовали не люди, а ветры.
-- Работаешь на колониальный департамент?
-- Теперь не работаю. Они не хотели меня нанимать, пока не увидели, какие траектории пишет «банка» Мезаметании. Кто, кроме тарха, может управлять «банкой», не зная, что она неуправляемая? Никто. Никто, кроме меня не рискнул взять тебя на порты. А я сказала, что возьму и вскрою. Сказала и сделала.
-- Интересная база у колониального департамента.
-- Дерьмо!
-- Что за руины под песком?
-- Выставили за габарит систему гидроочистки. Это сейчас важно, скажи? Они боятся Пентаклиона, стараются не тратить энергию, чтобы не попасть под его сканеры. И вообще, база старая, у нее большие технические проблемы. Там даже стюарды спят стоя в шкафах. И мне в шкафу предложили место. Они считают, что моя лаборатория никуда не годится и ее можно выбросить. Лучшая в мире лаборатория, которая создавалась всю мою жизнь.
-- Неужели та самая колониальная база? – не верил Павел.
-- Других в зоне нет. Единственная и неповторимая колониальная база, которая считает шарлатанами экзорцистов. И это в хронале, где тархов больше, чем инфологов. Когда твоя «банка» показала запредельную плазму, они стали кроткими и послушными. А теперь, видите ли, тарх не идентифицировался. Я предупреждала, гезарийскую стигму ловить нельзя. Можно только подманивать. Поэтому я тебе объясню, Павел Власов: мне терять нечего. Я зайду на Пентаклион, чего бы это ни стоило. В твоих интересах, чтобы я зашла туда вместе с лабой.
-- Мы в соляре Гезара… – догадался землянин. – Под носом у гезарийцев. То есть, база продолжает им угрожать.
-- База сделала половину дела. Уничтожить цель не смогла, но с орбиты столкнула. Соглашусь, до какой-то степени это решение. Только у них опять ничего не получится. Если Гезару конец – тем более действовать надо быстро. Они трусят. Тут одно из двух: либо действовать, либо трусить. Поэтому… хорошо, что они не поверили. Не будут мешать нам работать.
-- Что хотят твои бывшие работодатели?
-- Того же, что Геза.
-- А чего хочет Геза?
-- Того же, что я.
-- Очистить Домен от моей персоны?
-- Не стоит придавать себе слишком много значения. Это выдает дурака. «Оперу» они хотят, -- объяснила Тайра, -- Оператор. Четвертый прибор линейки АДФО. По всем расчетам, он здесь. Даже академический департамент не спорит. Но академики не знают того, что знаю я: на Гезаре, также как в академии, не умеют пользоваться прибором. Пойми, Павел Власов, все очевидно: если б гезы задействовали Оператор, база бы не висела у них в соляре. Поможешь зайти на порты?
-- Зачем им прибор?
-- Я же объяснила. База старая, у нее проблемы, которые инженерный состав не может решить по причине тупости. Оператор – принципиально новый подход к решению проблем, и не только технических.
-- Пентаклион мертв. Там нет «операторов». Только трупы и пустота.
-- Трупы мне никогда не препятствовали в работе. Мне препятствовали идиоты-инфологи от колониального департамента. Если я найду «Оперу», Павел Власов, я помогу тебе вернуться в Домен человеком. Пока не поздно, решай.
-- Бола-бола… -- произнес Павел, обращая взгляд к сфере под потолком.
-- Не смотри туда, -- еще раз попросила Тайра, -- и мантры не повторяй. Объясняю тебе, Павел Власов: от Вселенской Энциклопедии один бардак в голове. Мой архив гораздо точнее. Ты даже не понял, кто такие уруги, а песенку заучил.
-- А кто они?
-- Фантазии архивных серверов, которым не хватает реальной инфы. Когда достоверная информация стерта деятелями вроде гезарийцев, машина начинает заполнять пробелы ресурсом собственного сочинения. А мой справочник не достанет ни один тарх. Смотри…
Деревья появились за прозрачной стеной «пузыря», зашевелились от ветра, на обочине возник обшарпанный «Запорожец». Картинка из памяти Павла Власова, выложенная в объеме и в цвете, казалась фантастической, гораздо менее правдоподобной, чем «письменные» тартаны с гнездами на «кипарисовых башнях». Панорама набирала яркость, наполнялась деталями: пачкой от сигарет, брошенной на асфальте, сломанной веткой, примятыми лопухами.
-- Какое чистое небо, -- заметила Экзорциста, -- но я тебе объясняю, Павел Власов, что чистота иллюзорна. В твоем Домене человек за жизнь успевает пересечься, как минимум, с пятью тархами. Заметь, я имею в виду только высших и директоидов, которых распознать невозможно. Они подойдут, чтобы пожать тебе руки, а за спиной исчезнут. В Пятом Домене их уже большинство.
-- У меня даже есть подозрение, кто…
-- Ошибешься. Попытаешься распознать тарха -- ошибешься наверняка. Мне доверяй. Придет время, когда мне доверятся даже академики, но не потому, что поумнеют, а потому, что выбора не останется. Правда, красивые облака? А ведь эта версия может попасть под редакцию, если свара между Гезой и Метрополией не прекратится. Как часто ваши ракеты отклоняются от курса по непонятной причине? Как часто пропадают ученые накануне великих открытий? Что скажешь?
-- Меня уже вербовали в качестве миротворца.
-- Любимое занятие бездельников искать мир с Гезаром. Самое бесполезное в мире занятие, за которое всегда хвалят. Им занимаются все, кому нечем заняться. Чем в твоем Домене занимаются люди, которым нечего делать?
-- Водку пьют.
-- В моем -- пьют ресурсы из департаментов. Я тебе говорю то же, что академикам: без Оператора с Гезой мир искать бесполезно. А с Оператором он сразу найдется сам. Пока академия делает вид, что контролирует ситуацию, Геза аккуратно подчищает архив. Метрополия считает себя хозяйкой Галактики, только в этой Галактике давно никто не хочет ни жить, ни работать, ни воспроизводить поголовье. Дикие колонии – и те вымирают. Здесь тархи создают видимость цивилизации. Но вместо того, чтобы признать поражение и задуматься, академия ввела степень «Капитана» для своих инфо-школ. Гезарийцы сдохли от хохота, поэтому в коридорах Пентаклиона полно мертвецов.
-- Мертвецы не похожи на гезарийских инфологов.
-- А ты видел их Капитанов? Никто не видел. Но я тебе скажу, Павел Власов, а ты поверь: настоящие инфологи только гезы. «Капитанство» от академии ничего кроме позора не дает. Гезы в принципе уникальны. Ни в какой другой точке Вселенной невозможно ничего похожего повторить. Поэтому… я сразу поняла, что Оператор там. А департамент только сейчас снарядил экспедицию.
-- Хочешь работать на гезарийцев? – догадался Павел.
-- Ученый может работать только на истину. Из гезарийских лабораторий путь к истине был короче, но «Опера» – наследство моей цивилизации. И я ее заберу. А ты откроешь мне порт.
-- Я не управляю портами Пентаклиона. Базой не управляет никто, по крайней мере, я не встретил на ней ни одного…
-- Пентаклион – рассадник тархов! -- заявила Тайра. – Живому человеку там делать нечего. И Геза – давно не лаборатория. В конце концов, не Метрополия чистит архивы Гезару! Это гезарийские тархи объявили войну Разумному Миру. А ты – их продукт. Паршивая стигма ты! Мне по статусу не положено с тобой общаться. Мне положено тебя чмырить и травить.
-- Но ваша база висит в Гезарийском соляре, -- напомнил Павел. – И собирается воевать. Гезы никого не пустят на Пентаклион.
-- Как они могут не пустить домой стигму? Да, база висит, а их Пентаклион торчит портами в пяти хроналах и ничего? Здесь вопрос принципа, Павел Власов. Чем выше Домен, тем больше «уругов» вместо реальных сюжетов. Чем дальше – тем больше тархов в «ранних» Доменах. И никто, кроме меня, не знает, что делать. «Опера» – моя. Я ее вычислила и доказала. Только я знаю, как с ней работать. Погибнет планета -- погибнет «Опера». Захватить прибор нужно срочно.
-- Экзорцизм – духовное призвание, а не воинский чин.
-- Экзорцизм – раздел информологии, самый опасный и сложный, если не разбираться в предмете. А я разбираюсь. Я последний экзорцист, которого боятся тархи. Куда делся твой? Скажу, куда. Спрятался, потому что струсил.
-- Значит, Гезар -- рассадник тархов, -- повторил человек. -- А я...
-- В твоем языке есть хорошее слово -- «оборотень».
-- Я -- оборотень!
-- Биологический объект, на который подписана стигма. Не знал, что такое бывает? Никогда не видел в Домене людей со звериными свойствами? Никогда не думал, откуда они взялись? Вы не думаете вообще. Живете как букашки, от еды до еды.
-- Мой Домен должен думать о цифровой деформации? И что там у нас запустилось?
-- В твоем Хронале запустилась идея информологии. А Гезарийские Капитаны сделали из нее практическую науку, закончив линейку приборов. Потому что цивилизация, Павел Власов, не может долго и безнаказанно существовать в том виде, в котором ей комфортно и сытно. Повторяться до бесконечности тоже не может.
-- Оператор – прибор, который переставит нас на следующую ступень?
-- Оружие, которое позволит защититься на самом опасном переходном этапе.
-- Защититься от будущего?
-- От безумия.

Экзорциста увлеклась природой Домена, а человек осмотрелся. Он надеялся, что шлюз ботанической «банки» не закрыт для него навсегда. «Выход есть, -- сказал человек себе, -- и он будет найден».
-- Мне нужно вернуться. Экзорциста, помоги мне.
-- Теонные антенны! Самые настоящие, -- Тайра приблизила купол церквушки, у которой искал себе логово Влас Меседор. – Видишь антенну?
-- Это называется крест – символ христианства. Мне нужно вернуться в «банку» «Мезаботаников».
-- Не крест. Это называется «Меч Тетриарха»! Ничто не гасит плазму так эффективно, как «Меч Тетриарха». А ты… «вернуться-вернуться». Ух ты! -- хозяйка лаборатории просветила храм. – Антенна с экраном, фильтром и резонатором…
-- Резонатор называется «колоколом».
-- Линия фронта между тархом и человеком!
-- Но я не умею открывать порты Пентаклиона. Что ты хочешь от полудохлого оборотня?
-- Смотри… люди в мятых тряпках! -- Экзорциста добралась до компании у автобусной остановки. – Волосатые дикари и у каждого на шее цепочка из золота. Кто вас учил носить золото? Пойми, Павел Власов, мне надо зайти на Пентаклион с лабораторией. Порт можно открыть прямой командой на шлюз. Лаба габаритная, поэтому шлюз, пожалуй, нужен на грузовой палубе. Для человека невыполнимая задача. А тебя легко перекинет тарх.
-- Куда перекинет? – не понял Павел.
-- В координату, которую задашь, -- Экзорциста обернулась к гостю. – Тарх нематериален. Он – субстанция информационной природы. Для него нет пространства и времени. Какие координаты задашь – там и активируешься с ним вместе. Вы записаны на плазме одним воспроизводящим кодом. Что непонятно? Ты был на Пентаклионе, можешь четко представить себя там еще раз. Ну… можешь?
-- Н…не знаю.
-- Гезарийские стигмы могут воссоздать носитель вместе с тряпкой, в которую он завернут; с ложементом, с «банкой»… -- Экзорциста посмотрела на мятую ткань, которую судорожно сжимала рука клиента. -- Что не так? Не умеешь работать с плазмой? Вижу, ты сидишь и понятия не имеешь, что с тобой происходит.
-- И мне от него не отделаться до могилы?
-- Тебе и после могилы от него не отделаться, если я не помогу. Эй, Павел Власов? Тот срок, что ты провел без ресурса в «банке» «мезаботаников», убил бы даже андроида. Без меня ты не сбросишь плазму. Но я не смогу помочь, пока не получу Оператор. Что? Не знал, что тарх – сущность информационной природы? Он программа, а не структурированное вещество. Программу можно вырубить и врубить. А вещество -- только вырубить. Конечно… -- согласилась Тайра Экзорциста, -- откуда это мог знать абориген Второго Домена? Вы водку пьете вместо того, чтобы думать.
-- Значит, в моем Домене появилась идея информологии. В Третьем появилась…
-- В Третьем Домене она стала наукой, потому что смогла ответить на вопросы, на которые ни одна другая наука не ответила. В Четвертом появился Шайен – не мечтатель, а практик. При Шайене информология стала наукой не просто официальной, но практически единственной; отправила в архивы физику, и переписала все ее постулаты. Ну, не все. Многие. В Домене Шайена была готова линейка приборов, после которой в других науках отпала нужда...
-- В Пятом появилась ты!
-- Появились вопросы, на которые не может ответить даже информология. Когда не хватает аргументов, в ход идут кулаки. А я против драк.
-- А в Первом?..
-- В Первом Домене был сформирован наш с тобой генотип. Техногенная мутация, способная проходить гуманитарные тупики, не убившись об них. Техногенные мутации, как правило, убивают себя первой железякой, что попала в руку. И, если б ты знал, Павел Власов, сколько сил было вложено в то, чтобы ты дожил до изобретения колеса... Сколько раз все срывалось и начиналось сначала, сколько вносилось правок! Если б гезы не держали Первый Порт под контролем, колонии Солнечного соляра никогда бы не вышли из дикости. Что еще хочешь узнать, Павел Власов?
-- Я почти не помню Пентаклион. Плохо себя чувствовал на борту.
-- Ничего удивительного. Климатическая панель не реагирует на черную плазму. Голова болела? Воздуха не хватало?
-- Думал, конец.
-- Надо было громко ругаться. Система как-то должна понять, что ты человек. Ты идентифицировался как стигма раньше, чем ею стал. Не ты такой первый…
-- Хочешь, попробую зайти в квант Агея. Мне проще представить себя там, на грунте. Такой вариант устроит?
-- Рабочий квант – уже половина порта, – обрадовалась хозяйка лаборатории.
-- Но из кванта нет входа на Пентаклион.
-- А как ты спрыгнул с орбиты? Это выше, чем с колокольни в траву.
-- Но я не нашел орбитальный лифт.
-- Разумеется, не нашел. Потому что он спрятан от таких, как ты.
-- Но в модуле злой интерфейс.
-- Не смеши меня, Павел Власов! Какой интерфейс? В системе Пентаклиона тархи, а ты не умеешь с ними работать…
-- Одно условие! Мне нужно вернуться в «банку» ботаников.
Радость Экзорцисты сменилась печалью.
-- Не получится. Видишь линейку портов у синего кратера? – Человек не увидел «кратера», на который указала Тайра. Только прочел название на проекции. И «линейку портов» не увидел. – Туда забрали «банку» ботаников. Ты что-то забыл на борту? Или решил убежать? Многие тархи старались меня обмануть…
-- Придумай что-нибудь, Тайра Экзорциста. Мне надо зайти на борт. Несколько минут и я твой!
Тайра увеличила «кратер».
-- Многие тархи старались меня обмануть. У всех получилось. Зачем я продолжаю им доверять?
Павел вгляделся в рельеф, проступающий из песка: крепостные стены, рвы с перекинутыми мостами… Фантазия рисовала картину средневекового города с ремесленными поселками и кривыми дорогами, по которым не торопясь катилась телега.
-- Как много пыли на габарите.
-- Работают с колониями. Висят на близких орбитах. Интересно, почему закрыли сегмент?
-- Придумай, Тайра Экзорциста, как забрать «банку». Намекни, что это моя собственность.
-- Кому это интересно?
-- Это, по меньшей мере, несправедливо.
-- Кто ты такой, чтобы требовать себе справедливость?
-- Они ученые, а не разбойники.
-- Это одно и то же.
-- Придумай что-нибудь…
Кратер закрыл обзор. Песчаная поверхность буквально ввалилась в лабораторию. Припорошенные равнины вздувались, словно под грунтом взрывали бомбы. По низкой орбите полз сигарообразный объект, волоча за собою тень. Тень исчезла. Объект продолжил ползти.
-- Закрыли полярную палубу, -- заметила Тайра. -- Что-то случилось.
Павел видел только воронки, из которых взлетали струи песка. Зрелище чрезвычайно озадачило Экзорцисту. На борт АКСы пошел запрос, но приемник ответил мерцанием красного света.
-- Авария, – подсказал Павел.
-- Уж не с твоей ли «банкой»?
Тайра применила луч, которым только что изучала церковную колокольню. Муть и неразбериха дополнили песчаный пейзаж. Линейки причалов перемешались с деревьями. Не то у дороги, не то у портов самозабвенно дрались две фигуры.
-- Что происходит? – не понял Павел. Зрелище было понятно землянину не больше, чем рентгеновский снимок ипохондрику. -- Что там?
-- Вот же он! – Тайра сорвалась с рабочего кресла. – Тарх на базе, а я сижу, тебя уговариваю. Конечно, он не распознался, потому что удрал. Жди! – сказала она и прыгнула в бортовой челнок.
На палубе колониальной базы голая дама с огромной грудью нещадно лупила стюарда в форме сотрудника безопасности.
-- Это же кукла!
Голая женщина продолжала лупить стюарда. Ошметки искусственной кожи летали по галерее. Кровавые подтеки появились на стенах. Система объяснила недалекому пользователю, что две «синтетические персоны» с обоюдного согласия предпочли «стилистику взаимоотношений», которая не запрещена правилами поведения на АКСе. Бортовой компьютер не рекомендовал вмешиваться в процесс. Мордобой между куклами какое-то время шел на равных. Но программа стюарда уступала в разнообразии ударов и оплеух. Его минуты были сочтены. Зеваки делали ставки. Кто мог -- бежал к зрелищу. Кто не мог бежать – настраивал трансляторы. Все, как завороженные, наблюдали драку. К «синему кратеру» подтягивались борта. Срочным порядком закрывались причалы для посторонних.
Павел встал. Из складок палатки что-то выпало, звякнуло на полу. Трансляция захлестнула периферию. Гезарийский соляр перестал работать. Казалось, даже тархи Пентаклиона прилипли к экранам. Только предмет, залетевший под ложемент, заставил Павла очнуться. Идея обожгла, словно молния прошла от макушки до пят. События на причале поблекли. Осталась лишь проекция дерева, нависшего над дорогой, примятые лопухи и очень синее небо. Пальцы наткнулись на сплющенный перстенек. По спине пробежали мурашки. Шар под сводом потолка перестал вращаться, и Павел замер, словно оказался на минном поле. Ничего не произошло, а страх уже проник в человека, уже растекся колючей волной, словно кто-то сорвал чеку с детонатора. Пузырь темнел, увеличивался в размерах...
Павел взял себя в руки, зашел в рабочую зону и отключил трансляцию с базы. Пейзаж родного Домена стал четче. Обочина, лес, дорога к кладбищу. Он сосредоточился на траве, к которой приткнулся «Запорожец» Пал Палыча. Постарался представить себя рядом с ним, но мозг, прошедший санацию, не желал быть обманутым.
-- Нет, -- сказал себе Павел и вернулся на место.
Шар под потолком чернел. Прошла минута и объект превратился в дыру. Еще немного и Павел почувствовал изменение гравитации. Он старался оторвать взгляд от шара, но страх не позволял ему это сделать. Тело теряло вес, словно дыра тянула его в свое чрево. Павел сделал над собой усилие, чтобы зажмуриться. Дождался, когда наваждение пройдет и опять перебрался в ложемент Экзорцисты.
Проекция Домена была воспроизведена в максимально возможной точности, но мозг настаивал на своем: «Ты не там, где желаешь быть! – предупредил он. – Приведи себя в соответствие обстоятельствам». Как можно убедить себя в том, в чем не уверен? Молодого, неопытного, сильно напуганного гезарийского тарха… Павел выжал из картинки что мог, но мозг продолжал сопротивляться обману. Только во сне он принимал за реальность все без разбору, но человек был слишком напуган, чтобы заснуть. Павел нашел в рабочей зоне функцию «сон».
-- Ну же! – нервничал он, когда сознание замутилось, но сны являлись исключительно наяву, и не убеждали в своей достоверности.
Апатия приходила на смену здоровому оптимизму, но не меняла реальность. То же склонившееся над дорогой дерево, примятые лопухи, пачка сигарет, кем-то выброшенная из машины. Мозг отказывался отключаться, словно не желал оставить драгоценный носитель без сознания перед неизвестной опасностью… Под черным солнцем, среди дороги, в провинциальном городке, название которого человек позабыл. На дороге не было табличек с указанием населенного пункта. Слева возвышался поселок, где в красивых домах за высоким забором жили лучшие люди города – начальники и снабженцы. Впереди за лесом громоздился квартал панельных пятиэтажек, где жили худшие люди -- ученые и лаборанты. Павел оперся рукой на асфальт и поднял взгляд к небу. Что-то не так! К спине приклеилось что-то липкое и тяжелое.
-- Эй ты!
Машина уткнулась бампером ему в спину. За шумом в голове Павел не услышал мотор. Он обернулся, вцепился в решетку радиатора, чтобы устоять на ногах. Человек не видел прежде таких больших и красивых машин, с высоким бампером и огромными колесами. Крышка капота оказалась как раз на уровне груди. На радиаторе было написано непонятное слово, из окна торчала лысая голова. Рядом с водителем, сквозь лобовое стекло, была видна голова блондинки. Запорожец Пал Палыча провалился сквозь землю. Павел хотел спросить, не встретился ли людям по дороге брошенный драндулет, но понял, что потерял мысль. Такую очевидную и простую. Когда раскрывал рот, еще помнил, о чем спросить владельца большой машины, а когда рот раскрылся – вопрос был забыт. От попытки вспомнить у Павла поплыл перед глазами пейзаж, в последний момент он удержал за радиатор большую машину, чтобы та не сгинула без следа вместе с шаткой реальностью. Он не смог прочесть ее название. Ничем не примечательные буквы сложились в непонятное слово. -- Мужик, отпусти машину! Не лапай полировку. Торчок что ли? Слышь?.. Отвали!
Павел забыл, что такое полировка и еще раз попробовал прочесть иностранные буквы. У него не получилось даже сосчитать их количество. Из машины вышла блондинка. Павел почувствовал боль спине и решил, что его ударили.
-- Пьянь колхозная… – сказал лысый мужчина, и Павел удивился еще одному новому слову.
-- Я… -- промямлил в ответ несчастный и снова забыл вопрос. Он хотел отползти от капота чужой машины, внятно и точно изложить вопрос, получить ответ и действовать по ситуации, но пальцы на решетке радиатора свело судорогой. Шофер отвернулся, приложил ладонь к уху и закричал, словно хотел напрямую договориться с господом богом. Павел не понял смысл слов. К ужасу своему, он перестал понимать язык. Все сказанное казалось «свистом болотной гадюки» на посетителей зоопарка. Каждый новый звук отзывался невыносимой болью в спине, словно с нее сняли кожу. Боль становилась настолько сильной, что мозг отказывался понимать происходящее. Боль собиралась сожрать его целиком. Павел беспомощно хлопал глазами, врастая пальцами в теплую решетку радиатора. Он знал -- если упадет на асфальт, уже не поднимется.

Зверь рычал на Павла из глубины оврага, а тот не мог открыть глаз, чтобы оценить опасность. Рычал-рычал и затих. Следующий рык раздался поблизости, такой же утробный и гулкий. Но даже после этого Павлу не удалось поднять тяжелые веки. Зверь схватил его за руку, стал сжимать беззубой пастью. Тело дернулось. Боль пронзила насквозь. Человек лежал под компрессом из толстого слоя ваты. Из вены торчали трубки. Павел успокоился, когда понял: на него «напал» тонометр, измерил давление и «напал» на следующего клиента. Спину жгло. Перевернуться на бок не получилось.
-- Мужчина! – услышал он. – Я вас ремнем привяжу к кровати, если не прекратите ворочаться!
Злая медсестра вернула на спину тяжелый гнет, и Павел забылся.

В следующий раз он открыл глаза, когда на больничный кафель лег лучик родного Солнца. Пациент по-прежнему лежал под капельницей. Невыносимо болела шея. Мокрая подушка сохла на тумбочке. Нянечка без дела сидела в углу.
-- Можно попросить… -- обратился он.
-- Подушку? – женщина поднялась со стула.
-- Со мной был перстень…
-- Очнулся! – объявила сиделка и сунула подушку под голову пациента. – Нельзя шевелиться! Лежи. Сейчас придет врач.
Женщина ушла. Врач не пришел. От подушки легче не стало. Легче стало, когда злая медсестра ушла ругаться в коридор, а добрая подала воды в стаканчике, предназначенном для сбора мочи. Павел сделал глоток, но не решился спросить, кто он такой и при каких обстоятельствах оказался в беспомощном положении.
-- Завтра его переведут в отделение, -- кричала злая сестра, -- тогда приходите. – Ей уверенно оппонировал мужской голос. Аргументов Павел не разобрал, но тембр показался знакомым. – Мужчина! Сюда никому нельзя. Придет заведующий отделением, с ним решайте вопрос, а мне…
-- Уйду, когда поговорю с больным, -- возражал посетитель.
Голоса приближались и скоро перед койкой остановились две пары ног. Павел поднял глаза и узнал Вадима. Непривычно серьезного, настороженно глядящего сверху вниз.
-- Привет наемникам вольного космоса, -- поздоровался пациент.
-- Павел, -- обратился Агеев к товарищу. – С каждым разом ты пугаешь меня все больше. Я реально начинаю тебя бояться.
Он надел на палец больного перстень. Монитор пронзительно запищал. Медсестра побежала звать дежурного доктора.
-- В камере хранения нашел, -- объяснил Вадим. -- Это все, что с тебя сняли, когда подобрали в канаве. Перстень да тряпка. Больше не было ничего. Или было?
-- Людвиг меня вычислил?
-- Инфа прошла в рубрике парадоксов: на цокольном этаже «неотложки» воняет газом, а источника газа в здании нет. Сын надоумил: «Езжай, -- говорит, -- посмотри. Вдруг Власик». Помнишь что-нибудь? В приемном сказали, тебя в канаве нашли с горелой жопой.
-- Что не так с моей жопой?
-- Боюсь, парень, ты заработал хороший пендаль. Уж не гезы ли приложили?
-- При жизни я на гезов работал.
Агеев подвинул нянечкин стул к кровати больного и стащил со стола бинт.
-- Дай задрапирую золотишко, а то опять снимут. Пойми, Паша, лежать в канаве с дымящейся жопой и работать на гезов -- понятия, мягко говоря, нетождественные. Ух ты… А что с ногтями?
-- Что не так с моими ногтями?
-- У тебя их нет. Что случилось?
Павел наблюдал, как товарищ неумело бинтовал ему палец.
-- Какой сейчас год? Твой сын наверно в школу пошел?
-- Мой сын защитил диссертацию, а дочка выходит замуж. Я же вместо того, чтобы готовить свадьбу, прорываюсь в реанимацию с боями без правил. Кроме перстня при тебе нашли радиатор от «Хаммера». Можешь объяснить, что случилось? Врач идет… -- заметил Вадим и поднялся со стула. – Смотри! Не натвори чего-нибудь, пока я беседую. А это спрячь, -- он сунул под матрас трубку мобильного телефона.
Павел понял, почему лицо товарища показалось странным. Это было лицо повзрослевшего, остепенившегося человека. Не то чтобы Вадим Андреевич постарел, просто добавил седых волос, осунулся, приобрел стать человека разумного, не готового просто так положить себя в гроб. «Диссертацию защитил…» -- вспомнил Павел.

В следующий раз Вадим Андреевич навестил больного в палате, которую оплатил из собственного кармана. В момент, когда пациент рассматривал в зеркало собственный зад и недоумевал по поводу формы ожога. Узором не любовались только ленивые. На мягком месте красовалась багровая проекция тазовых костей, а на спине – ребер. Раны темнели, синели, привлекали внимание специалистов по ожоговым травмам, но причины не объясняли. Практикантка просила разрешение сфотографировать «это место» для своего «дневника». Павел разрешил, надеясь, что в темной палате не получится кадра. Девчонка выхватила из кармана прибор с записную книжку и тут же показала пациенту красочный вид сзади. Павел понял, что слишком долго отсутствовал.

Вадим Андреевич оставил в палате сумки с вещами и пошел пообщаться с главным врачом. Павел вынул из-под матраса мобильник. Он надеялся найти контакт с Экзорцистой, извиниться за уход «по-английски», сказать девчонке спасибо за храбрость, но в списке был только номер Вадима.
-- Показывай… -- Вадим Андреевич не улыбнулся, рассматривая узоры на спине товарища. – Как объяснил?
-- Шаровая молния. Идею двинул физиотерапевт, и она устроила всех.
-- Шаровая молния здесь ни при чем, -- Агеев закрыл дверь палаты. – Типичный ожог о каркас ложемента. Я видел такой однажды, когда на «банке» взорвалась батарея. Видел когда-нибудь каркас ложемента? Что с тобой приключилось?
-- Смылся из лаборатории экзорциста. Но не уверен, что правильно поступил.
-- Господи, упаси! -- перекрестился Агеев. -- Эти подробности меня не волнуют. Я без них крепче сплю.
-- Вадик!.. Я смылся от экзорциста, который обязан вбить мне в грудь осиновый кол. Это реальность? Я это сделал?
-- Не знаю, но телепортнулся ты крайне нетехнологично, и это мягко сказано. Если б я работал на Космотранс, и мои антенны усекли похожий маневр, отчет о нем немедленно бы отправился куда следует. Паша! Не знаю как экзорцист, но «депарбесы» насадят тебя на кол в полный рост. Это я тебе отвечаю.
-- Что сделано, то сделано, -- вздохнул пациент ожоговых травм.
-- И твой экзорцист получит за разгильдяйство.
-- Он будет меня искать на Гезаре, я думаю.
-- А я не думаю. Знаю. Очень скоро твой экзорцист обнаружит, что лишен лицензии и статуса. Что вы натворили с экзорцистом на пару?
-- Не поверишь, Вадик: девчонка ловит тархов и знает обо мне все. Не найдет на Гезаре – сюда заявится. Я ей нужен.
-- Пусть явится.
-- Она работает на колониальный департамент.
Агеев развел руками.
-- А я коттеджи строю. Бизнес у меня. Хочешь – вливайся. Переводчику всегда работу найду. У тебя, кажется, английский был неплохой? Паша… Забудь! Кто угодно может свалиться в Домен. Всех оприходуем и трудоустроим. Ну, что я сделаю? Выставлю на орбиту заградительные кордоны? Не выставлю. А жилье тебе дам. Женщину – сам найдешь, если экзорцисты не отбили охоту. Поезжай к Голубе, пусть он тебя инсталлирует с новой легендой и документами. Главное перстенек не снимай. Окей? Вот и хорошо.
-- Людвига не уволили?
-- Этого уволишь! Чем занят наш архивариус, известно только коту Леонардо. А впрочем… Мы работали вместе в последний раз, когда ловили твоего василиска. Потом только ссорились.
-- Теперь про василиска. Его видели в подвале больницы?
-- Морг закрыли из-за него, -- сообщил Вадим. -- Так навонял – покойники разбежались. Ты вот что… – Агеев перешел на шепот, – перчатку на руку надень и не снимай. Я купил для тебя перчатки. Или… может и неплохо, если экзорцист к нам завалится? Наши святоши с игровыми «бесами» дел не имели. Или сам на него управу найди. Только я прошу, у меня в гостях, чтобы духу его вонючего не было. Паша! Мой поселок -- не Залив Работорговцев. Там приличные люди живут.
-- Я к тебе в гости не собираюсь.
-- Так собирайся! На свадьбу дочери тебя повезу. Я, собственно, за тобой. Костюм купил, рубашку купил… -- Агеев извлек из пакета коробку. – Ботинки примеряй сразу. Не подойдут -- поедем мимо бутика, обменяем. Я на свой размер прикидывал шмотку.
-- Вадик!
-- Брось, Паша! Дианка хочет видеть тебя. Узнала, что ты здесь – все! «Без Павла не возвращайся!» Не меня, так супругу мою уважь.
-- Она меня помнит?
-- А как же? Говорит, без тебя не пережила бы тот день… самый страшный день ее жизни. М…да, -- Вадим Андреевич вздохнул, вспоминая подробности.
-- Где я был до сих пор? – поинтересовался Павел. – Спросит -- что врать?
-- Моя Дианка трусиха. Она не спросит.

Машина следовала за фургоном, облепленным рекламой банкетов. Павел вспомнил похороны Агеева и галстук-бабочка стал давить на кадык. Он вспомнил похороны и представил себе размах свадьбы дочери, в которой папа души не чаял. Его «принцесса» была необыкновенным ребенком. Красный диплом и золотая медаль об окончании гимназии потеснили ружья для подводной охоты в кабинете отца. Для призов и дипломов была выделена самая видная полка. Девочка в совершенстве владела пятью языками и выступала на престижных турнирах по гольфу. Такую удивительную невесту можно было отдать замуж только за принца, но Вадим Андреевич был доволен выбором дочери. Доволен и немножечко огорчен, что молодые решили жить в Европе.

Павел предчувствовал свадьбу эпического размаха и не ошибся. Для торжества Вадим Андреевич арендовал дворец -- особняк с полями для гольфа, что простирались за горизонт. На неделю элитный клуб был очищен от постояльцев. Особняк окружали фонтаны, вертолетная площадка присутствовала на крыше. Клуб находился за высоким забором на берегу искусственного озерца. Периметр был оборудован видеокамерами. Для пикника установили беседки с цветами. Среди поляны накрыли столы. Гулять отец невесты планировал до полного изнеможения, но и этим не собирался себя ограничить.
-- Отправим гостей, -- предупредил счастливый родитель, -- сядем своей компанией и отметим, как полагается.

Диану можно было узнать разве что по глубокому вырезу на спине. Она сдержанно улыбнулась гостю и поцеловала в щеку, отчего мурашки побежали по обожженной коже. Павел был представлен публике, как «хороший человек, дальний родственник и лучший друг Вадима Андреевича, который не раз выручал его в сложных жизненных ситуациях». Публика сторонилась нового «родственника». Искренне рад его видеть был только Коля-шаман. Товарищи обнялись и Коля отпрянул:
-- Больно? – почувствовал он. – Вадик сказал, у тебя ожог?
Коля почти не изменился, только прибавил морщин. На вопрос о здоровье махнул рукой.
-- Давно Вадим вернул родную фамилию?
-- Когда сажали за махинации, -- припомнил шаман. – Не… не посадили. Он все грехи оставил на прежней фамилии, а себе купил новую. То есть, старую. Хорошо, что все прошло гладко. Нельзя человека в тюрьму сажать. Вадик играл по правилам, которые для всех одинаковые, только выигрывал чаще. Держись его. У Вадика много полезных знакомств.

Денис Вадимович Агеев сам представился Павлу. Молодой мужчина с улыбкой Дианы был «много наслышан» и «с нетерпением ждал…» Компания его друзей тоже «почла за честь» пожать «хорошему человеку» руку. Когда гостю позволили отойти, он стащил с себя бабочку, спрятал в карман и с облегчением расстегнул ворот. Коля последовал примеру товарища, наступил на шнур, и пиротехник грубо толкнул его в спину.
-- Эй… поаккуратнее! – огрызнулся Павел, но шаман взял товарища за руку.
-- Не надо. Что делать? Коля без галстука похож на гастарбайтера.
-- «Арбайтерам» можно хамить?
Пиротехник ухмыльнулся.
-- Фейерверк у нас будет, -- объяснил Николай. -- Ребята не успевают, нервничают.

Невесту и жениха обступили плотным кольцом. Сначала поздравили молодых, потом принялись за родителей. Так увлеклись, что свадьба дочери едва не превратилась в бенефис ее бесконечно уважаемого отца.
-- Отойдем, -- предложил Николай. – Душно.
Товарищи взяли по бокалу с фуршетного столика. Устроители фейерверков суетились. Машины продолжали подъезжать. У парадного входа взмыл в небо фонтан. Гости зааплодировали. Павел чувствовал неудовлетворение от того, что не дал по физиономии пиротехнику. Ему хотелось откатить хронал, свершить справедливость. Черная плазма кипела в голове сердитого человека.
-- Душно, -- заметил Николай. – Не хватало только дождя. Почему Вадик не договорился с синоптиками?
-- Как твое сердце?
Шаман достал из кармана «бабочку».
-- В концерте придется галстук надеть, -- посетовал он. -- Дресс-код. А так – ничего.
Павел испытал желание снять пиджак, но побоялся, что в рубашке будет похож на «арбайтеров», которые суетились вокруг столов. Его перчатки отличались лишь цветом.

Обряд бракосочетания начался на поляне под сводом цветочной арки. Гости расселись. Кто попроще – занял стулья, кто поважнее – предпочел устроиться в мягких креслах. Новобрачные подошли к сотруднику загса.
-- Когда Вадик сына женил – гуляли неделю, -- вспомнил Коля.
-- Неделю не получится. Надо Людвига повидать. Хочу успеть на вечерний поезд.
-- Не останешься на концерт? – удивился шаман. – Смотри! Джазовый оркестр отменил гастроль, чтобы приехать к Вадиму. За океаном на них билеты не взять. Останься. Вадик тебе приготовил люкс. Гости разъедутся, сядем…
-- А дальше?
-- Что дальше? – пожал плечами шаман и опустил глаза на дно пустого бокала. – Просто так, посидим. Мне вообще пить нельзя. Коля свое уже выпил.

До концерта Коля принял положенные таблетки и плотно поел. Павел отвык от еды. Его вкусовые рецепторы все восприняли одинаково, и утиную грудку с грушей, и лосось с авокадо… и корочку подогретого хлеба. В концертный зал публика перемещалась неторопливо. Коля-шаман повесил на шею «бабочку».
-- Министр, -- заметил он, когда в зале появился невысокий мужчина и сразу привлек внимание. – Без министра нельзя. Положено, чтобы уважаемые люди были: пара саксофонистов, пара министров… Здесь хорошая акустика. Узнаешь даму в шляпе?
-- Не узнаю.
-- Значит, оперу не слушаешь. А парня с рыжей девушкой тоже не знаешь? Модный писатель. Неплохой, говорят. У меня от него книга с автографом, только не могу прочитать. Тексты написаны сложно, а Коля человек простой, -- шаман задумался над непрочитанной книгой. – Неплохо пишет, -- повторил он, -- только Коля понять не может: когда к нему подходишь, он достает из кармана книжку, подписывает и дарит. Интересно, сколько книг помещается у него в кармане? Я таблетницу положу – торчит, а у него… Вот! Новые родственники Вадима, -- заметил шаман и указал на супружескую пару, которая обнималась с министром. -- Директор банка, который кредиты дает под стройку -- родной дядя Вадькиного зятя. У мужика в Швейцарии особняк, в Лондоне дом с видом на их главный дворец, а в Майами вилла и лодка в пять палуб. Он, как ты, забежит на минуту -- потом дела. Не торопись, и Вадик познакомит тебя с банкиром. Поедем в Майами. Хороший мужик. Приглашает, всех и тебя пригласит. Может, самолет даст. Летал на частных самолетах? Там как в богатой гостинице. Коля всю жизнь бы летал.
-- Коля летал?
-- Лечился в Америке, -- с гордостью сообщил шаман. -- Жил на вилле полгода после операции. Вадик уговорил. Хороший человек Вадик, но ведь и я не в долгу. Когда надо, Коля присутствует на переговорах. Потом говорит, что думает. Честно скажу, Коля за все отработал. Такие прохиндеи примазываются к бизнесу! Если б не Коля… Вадька, как дите малое, всем верит, а Коля видит злодея.
-- И позволяет толкать себя грубиянам.
Коля замолчал. Публика рассаживалась. Музыканты ждали, пока министры рассядутся.
-- Разбойники и ученые в сути одно и то же, – вспомнил Павел. – Как их отличить друг от друга?
-- Как можно их перепутать? Разбойника видно.
-- Бес его выдает?
-- Бес его прикрывает. Бесы выдают только хороших людей.

Начался концерт. Зал умолк, погасла главная люстра. Павел заставил себя успокоиться, но физиономия пиротехника встала между ним и оркестром с наглой улыбкой. «Не слишком ли до фига там зубов? -- подумалось Павлу. -- И половина бы неплохо смотрелась».
-- Ничего, если я на минуту выйду? – спросил он и поразился, как товарищ увлеченно слушает джаз, хотя, по мнению Павла, должен быть бескомпромиссным рокером.
Шаман застегнул пуговицу пиджака, поправил «бабочку». Он собрался выйти вместе с товарищем, но заслушался и опять растворился в музыке. Павел оставил затею.
«Нет! – сказал он себе. – Беззубый труп на поляне – не лучший подарок к свадьбе. Наверняка привлечет внимание, которое должно принадлежать молодым».

После концерта публика потянулась на воздух. Шаман взял со столика два бокала.
-- Выпей, -- предложил он, – и плохое забудется. Лучше расскажи о себе. Вадик запретил расспрашивать, но ты пропадал столько лет…
-- Лучше ты расскажи. Как выглядят бесы? Что ты видишь, когда говоришь с человеком?
-- Ничего не вижу. Чувствую. Бесы – Колины ассоциации и больше ничто. Не понимаешь? Вадик… это «космический корабль». Если займу свое место и буду выполнять правила – он доставит меня куда надо. А если нет – окажусь за бортом. Вадик когда-то управлял кораблем, взял у него что-то в характер. Когда я вижу Диану, у меня перед глазами лиана. Не та, которая пускает корни в ствол и сосет его сок. Жена Вадима – лиана, которая понимает: погибнет дерево – погибнет она. Такая защищает и украшает собой. Их дочка – цветок. Ее здесь все берегут. А кто будет беречь там, за границей? -- переживал Николай. -- За нее очень страшно. Денис – умный и сильный парень, а девочка…
-- У нее теперь могучие родственники.
-- Жених – хороший человек, но тоже цветок. Не будет детей -- ему найдут другую женщину. Там будут проблемы, понимаешь? Инохронал может делать только детей, а Вадик мечтает о внуках. Очень грустит, что не получается. У Дениса детей пока еще нет. А сколько денег Вадик вложил в докторов! Если б ты знал! Только один раз невестке удалось забеременеть, но случилась трагедия. Для человека, у которого есть все, внуки – главное. Вернешься в космос – похлопочи. Вдруг зелье найдется. Ты вернешься туда?
-- Не знаю, Коля. Не знаю.
-- Когда первый раз ты появился в моей квартире, меня как будто заперли в клетке с тигром, -- вспомнил шаман. – Помнишь? Стою как клоун, несу ерунду и не знаю, съест меня тигр или примет за своего. От нашей первой встречи у меня до сих пор мурашки на коже.
-- Дядя Паша… -- детский голос отвлек собеседников. Павел не узнал дочь Агеева без свадебного наряда. Девочка успела переодеться и почти затерялась среди нарядных гостей. – Дядя Паша, пожалуйста, -- попросила она, -- сделайте нам подарок.
-- Дядя Паша, -- присоединился к ней брат, -- мы очень просим.
Краем глаза Павел заметил напряжение на лицах гостей, которые не спешили разъехаться. Все украдкой поглядывали в его сторону: чем закончатся переговоры с загадочным «другом семьи».
-- Все, что могу, -- пообещал Павел.
-- Отпустите Власика Меседора. Папа запретил, но мы уговорили его.
-- Да, -- подтвердил брат и указал на сестру. – Она уговорила. Я бы не смог. Отец сказал, под вашу ответственность. Пожалуйста. Очень просим.
Павел испугался, что модные писатели, министры и банкиры собрались на свадьбу не ради джазового концерта.
-- Они не верят в драконов, -- объяснил Денис. – Пожалуйста, дядя Паша.
-- Что поделать? -- присоединился Агеев к просьбе детей. – Она меня на что хочешь уговорит. В честь праздника, разумеется. Только разочек издалека. Я спросил: «Доченька, что тебе подарить такого особенного, что ни один отец еще не дарил?» Вот тогда они и задумали… Как я мог отказать? Дети околдованы своим сериалом дурацким… Как его? – Вадим обернулся к толпе, но народ не дышал в предвкушении чуда.
Хозяин свадьбы обнял друга и повел за кусты.
-- Они уверены, что у тебя за пазухой проектор нового поколения. Экспериментальная модель, засекреченная самим господом богом. Если увидят своими глазами – можно такие бабки вложить! Паша! Ты честно скажи, будешь представлять «огнемет» на академический статус?
-- Нечего представлять.
-- Вот именно! Болтаться тебе ни с чем по космосу от приключения к приключению. А я предлагаю место под Солнцем! Остров купишь. Живи с чудовищем. Никто о вас знать не будет. Сам лично буду поставлять туда девочек и бухло. Что скажешь? Решать надо быстро.
-- Не стоит.
-- Паша… Эти морды не знают, куда деть бабло. Я бы не додумался! Денис замутил проект.
-- Вадик! Не то говоришь… Не то!
-- Все понимаю, но парню моему снесло чердак еще в детстве. Я ляпнул сдуру, мол, драконьи яйца продают на других планетах, а дядя Паша там работает по контракту. С тех пор только слышу: «Папа, попроси дядю Пашу! Попроси, попроси…» Думал, подрастет – поумнеет. Он как зациклился. Ничего не интересно мужику молодому. Даже девочки. Я спросил: «Берешься делать игры нового поколения? Соберешь разработчиков? Готов на это жизнь положить?» Он сказал: «Папа! Продам душу дьяволу». Конечно, кое-какие решения я им подскажу. Но и без подсказок идея уже буквально на старте. Так почему не мы? Пашка… Проект века – картина в идентичном разрешении! Иллюзия, которую не отличить от реальности. Отпусти чудище, пусть побегает у забора. Если все получится, как задумано, проект будет кормить наших с тобой потомков еще сто поколений.
-- Ты трепло, Вадик! Безответственное трепло.
Вадим Андреевич покаянно качал головой. Гости собирались на площади у фонтана. Сгущались сумерки.
-- Но ведь не рискнешь – не выиграешь, -- оправдывался хозяин мероприятия. – Сегодня ты с нами – завтра на двадцать лет пропадешь. В поселке я бы и не позволил, а здесь -- какие просторы!
-- Трепло и авантюрист. Попроси людей стоять под колоннами главного входа. Пусть замрут и не дышат.

Публика оживилась, побежала за стульями. Радостная возня воцарилась в сытом и пьяном обществе, подогретом джазовой музыкой. Зрители приготовились, а Павел дал себе минуту на размышление. Только одну. И только в ситуации, когда не осталось выбора. Минута прошла. Он снял перчатку. Черная тень поднялась в вечернее небо, накрыла поляну шатром распахнутых крыльев. Хлопок -- и воздушная волна примяла кусты, хлопок -- и тень растворилась в звездах. Публика ахнула, когда чудовище размером с лошадь сделало вираж над полями и село на крышу особняка. Народ кинулся со ступенек вниз, чтобы рассмотреть дракона. Откуда ни возьмись, появились фотоаппараты, замелькали вспышки. От испуга Влас Меседор замер, как чучело. Только нервно дергал хвостом.
-- Натуральный! -- кричали люди.
-- Настоящий…
Гости попрыгали на бортик фонтана, засвистели, замахали руками, как малые дети, позабыв стыд и срам. Всем хотелось, чтобы дракон полетал, но Влас Меседор основательно струсил при виде министров. Еще крепче вцепился в кровлю.
Прошла минута. Народ стал подкидывать в воздух стулья, чтобы хоть как-то расшевелить дракона. Будущие инвесторы желали снять животное в полете и не соглашались на меньшее. Требовали «экшэн», словно уже оплатили его. Неразбериха нарастала. Одуревший от зрелища Влас Меседор плотнее прилипал к крыше. Держался до поры, пока хрупкая черепица не треснула под его массой, не отломилась большим куском, не поползла к карнизу. Публика на момент замерла, но еще больше заголосила, когда Влас Меседор едва не сорвался с «насеста». Павел был готов прекратить спектакль, но планы сорвал фейерверк. Словно сотня пушек одновременно ударила в небо огнем. Завертелось колесо, полетели яркие брызги. Толпа обратила взор в противоположную сторону. Но больше всех салютом впечатлился Влас Меседор. Впечатлился так сильно, что не удержался на крыше. Лапы ослабили хватку, раздался срежет, кровля поехала вниз, посыпалась на ступени парадного входа. Скользкий материал не удержал животное размером с «письменного» тартана. Дракон с грохотом обрушился на карниз колоннады, с карниза на ступени, со ступеней на площадь. Толпа замерла. Интуитивно мыслящие граждане сразу кинулись наутек, расталкивая тела в вечерних нарядах. Влас Меседор встал на лапы, отряхнулся, распростер свои черные крылья и понесся к фейерверку, прижимая морду к земле. Перепрыгнул фонтан, в три прыжка преодолел поляну и встал, как вкопанный, не добежав до фейерверков последнюю стометровку. Здесь он взял минуту на размышление, но взвешенного решения не принял. Зашипел, испуская клубы желудочных газов, захлопал крыльями, поджался, как бойцовый петух. Оглушительный свист заставил фейерверк «замолчать», а очевидцев схватиться за уши. Следом произошло то, чего никто не заказывал – огненная струя вырвалась из глотки чудовища и вмиг охватила главное колесо. От жара вспыхнули скатерти на столах. Задымилась трава. В секунду поляна превратилась в пепелище, на котором догорали поваленные каркасы стульев и арок. Следующая струя «огнемета» свалила колесо с опор и разметала в прах. Ликующие вопли сменились криком отчаяния.
-- Сделайте что-нибудь!!! – кричали люди. – Остановите его!!!
Павел не видел бегущих прочь от огня. Он вполне допускал, что на месте особняка остались руины, но ему было все равно. Он ничего не видел и не чувствовал кроме содранных в кровь когтей. Ему был ненавистен весь мир, с его серыми дорогами и удавками-галстуками. Фонтан превратился в облако пара. От стоянки машин остались металлические каркасы.
-- Господи, помоги!!! – кричали люди и сигали через забор. – Не подходи к нему! Не подходи!!!
Влас развернулся, когда почувствовал, что кто-то держит его за хвост. Сделал вдох, и в пасть ударила струя пены. Ударила с такой силой, что дошла до желудка. В свете вечерней зари, укрывшей мир человеческий, возникла фигура до смерти перепуганного Дениса Вадимовича. Его руки сжимали огнетушитель. Остатки пены истекали хлопьями и шлепались вниз. Волосы на голове Дениса Вадимовича стояли дыбом. За его спиной открывалась панорама особняка с изувеченной крышей.
-- Фу!!! – приказал дракону Денис и выпустил новую струю пены.

Сирены долго терзали слух и, наконец, разбудили. Павел лежал на опаленной траве среди планеты, с которой смылись не только люди, но и деревья с птицами. Красные машины метались на горизонте. Докторша склонилась над ним и вонзила в глаз луч фонарика.
-- В сознании, -- сказала она, и Павла подняли, чтобы положить на носилки. Шок, -- поставила диагноз дама.
-- Живых больше нет, -- доложил мужской голос.
Пожарники орудовали водометами, но пламя еще тлело в глубоких ямах.
-- Попробуйте разжать кулак, -- просила женщина. Мужчины взяли Павла за руку и попробовали. – Я вколю препарат, а вы попробуйте еще раз. Золотое что-то… Не бойся, не заберу! -- Кулак еще сильней сжал предмет. – Просто нечеловеческая сила, -- ворчала дама, видя, как двое мужчин не могут справиться с пациентом. -- Надо нести его в дом. В доме живые есть?
-- Есть… -- прошептал Павел. – Все живы. Живы на улице, живы дома. Это была глупая шутка.
-- Заговорил, -- заметили доктора.
-- Очень глупая шутка. Все живы, здоровы, -- повторял он, как мантру.
-- Я поставлю капельницу, -- сказала докторша, -- вы уснете, а когда проснетесь… -- Павел посмотрел ей в глаза, и женщина отошла. – Фу, какой нехороший взгляд, -- пожаловалась она. -- Не могу работать, когда он на меня так смотрит. С меня хватит. С меня вообще на сегодня хватит!
-- Все живы, -- повторил Павел мужчине, который пришел ей на смену. -- Никто не погиб.
Он чувствовал, как в вену вошла игла, как жидкость побежала вверх, взорвалась фейерверком и вырубила из мрачной реальности.

Сирена снова разбудила Павла, когда над полем для гольфа поднялось Солнце и осветило пожарище.
-- Наконец-то, -- Вадим Андреевич сидел у кровати с тонометром. – Врач сказал, проспишь до обеда, а ты пяти часов не проспал. Давление опять запредельное, Паша! Опять укол надо делать.
-- Еще горит? Опять пожарные едут?
-- Скорая. Николаю плохо. Ты вот что…
-- Я виноват.
-- Виноват? – удивился Вадим. – Все в восторге. Эти сытые рожи охотились в Африке и решили, что все в жизни знают. Некоторые их них горячие точки прошли – рыдали у меня на плече, клялись, что ничего подобного даже близко… Все просили благодарить за шоу. А что машины сгорели – забудь. Все застраховано.
-- Много погибших?
-- Тебя одного отпевали. Да… еще пиротехнику досталось. Ожог на всю морду у мужика. Инвентарь застраховали, морды – нет. Говорят, предупреждать надо, что у вас свои фейерверки. Я подумал насчет Николая… Ты вот что: решишь валить из Домена -- возьми его. Санаторы есть на любом борту. Технически задача несложная – регенерация сосудов и сердца. Справится простой автомат. Здесь я испробовал все, что смог. Только трансплантация, а трансплантацию ему нельзя. Шаманы сложно устроены. Чужое не приживется. Загнется мужик.
-- Как его взять?
-- Ах, черт… -- вспомнил Вадим Андреевич. -- Поезжайте к Людвигу. Пусть выпишет вам психотропов обоим.
-- Вадик! Я могу «нетехнологично телепортнуться» в хорошо знакомое место. Колька – только к Господу Богу. И там ему мало не покажется.
-- Смотри-ка, -- вой сирены заставил Вадима Андреевича подойти к окну. – Опять возгорание. Напалм какой-то. Уж почти потушили – опять поехали за водой. Наше озеро-то высосали. Болото осталось. -- Он распахнул окно и в комнату ворвался влажный ветер, пропитанный гарью. -- Я детям сказал – больше никаких проектов, которые я не смогу контролировать!
-- Поедем в больницу, проведаем Николая.
-- Поедем, Паша, поедем. Только спущусь, оставлю распоряжения администратору.
Вадим Андреевич ушел, бросив тонометр на кровати. Павел надел горелый пиджак и последовал за товарищем.
-- Ой, боженьки! – воскликнула женщина в форме прислуги. – Дай, хоть простынку накину…
Устроитель главного фейерверка прошел мимо женщины с постельным бельем, мимо беседующих мужчин, мимо ответственного лица в дорогой машине, мимо пожарных, которые кидали песок в глубокую черную яму.
-- Реально никто не погиб и не ранен? – спросил у пожарных Павел.
-- Откуда я знаю? – мужчина подозрительно посмотрел на горелый смокинг. -- Мы токмо прибыли. До нас работали другие бригады.
-- Молодой человек… -- женщина с постельным бельем следовала за Павлом по пепелищу. – Павел или как вас… Вадим Андреевич сказал вам переодеться. Сказал, чего-нибудь подобрать из его гардероба. Ну, так пойдемте что ли? Не ехать же в таком виде.
-- Собирайся скорей, -- окликнул Вадим. – Николай совсем плох.

Павел не помнил, как прыгнул в новый костюм, как дошел до машины, как деревья мелькали вдоль обочины, пока машина не вылетела на шоссе и не встала в пробку.
-- У тебя вертолет на крыше…
-- Здесь недалеко. Через полчаса будем, – пообещал Вадим и набрал номер доктора, но утешительного ответа не получил. – Конечно, оперируйте! Нет у него родных. Я же оставил распоряжение! Нечего ждать! Родственников хотят… -- вздохнул он и сбросил звонок. – Родственников не будет! Ой, не к добру оно, Паша! Не к добру! Боюсь, на тебя вся надежда.
-- Николаю нужен нормальный порт.
-- Подумаю, что можно сделать. Голубу за горло возьму, а Кольку вытащу.
-- «Все или ничего», -- поддержал товарища Павел.
-- «Сейчас или никогда». М…да! И на Пентаклионе санаторы должны быть. На причалах полно брошенных «банок». Санатор в каждой второй. Впрочем… -- Вадим Андреевич махнул рукой. -- Ведь ты подумай, опять напился, жучара! Только отвернешься – Николай, готово дело, бухой. Я приказал шаману зелье не подносить – поднесли! Вернусь – всех лакеев уволю! А Голубой надо заняться. Чует моя душа, где-то он прячет санатор. Ой, прячет. Знаешь сколько лет мужику? Черти б его подрали! Голуба – жучара тот еще. Встретишь – передай: я вспомнил все! Скажи, память восстановилась. И как он в тридцатые бегал по крышам от НКВД, тоже помню!
-- Людвиг должен был сесть?
-- Если агент хочет натурализоваться в хронал, все тюряги должен пройти! Землю жрать, кровью харкать, с почками отмороженными в больнице валяться. Как я! А Голуба в триста лет -- яблочко налитое. И не стыдно ему? Каждую неделю чекисты приезжали – нет Голубы. Нет тела – нет дела. И сейчас… Сам Падлыч его не нашел. Ну не жук?
-- Людвиг работает, в отличие от всех нас, а не устраивает себе семейное счастье.
-- Не знаю, что он тут устраивает себе, Паша, только ты передай: не поможет Кольке – в асфальт закопаю! Он за триста лет квартиры не поменял. Не наглость? Много можно припомнить твоему Людвигу. Там, как выражаются мои дети: «накосячено -- не разогнешь». Думаешь, я не говорил с ним про Кольку? Посмотрел, послушал его своей трубочкой допотопной. «Трансплантация!» -- говорит. Как будто я это дурацкое слово на консилиумах не расслышал. «Не могу, -- говорит, -- ничего сделать без специального инструмента». Поговори ты! Надави, если что. Я не знаю, что у него за возможности! Он неплохо к тебе относится... Забирай Кольку прямо сейчас и катись в Питер. Машину дам. Только с наличностью напряженка. Пока оформлю на тебя карту, пока туда-сюда…
-- Ограблю банк, -- пообещал Павел. – Не поможет Людвиг – вернемся к той же проблеме: порт на Пентаклион, как ни смешно звучит. Думай, Вадик! Шевели мозгами.
Вадим достал телефон, набрал номер, но тут же сбросил звонок.
-- Нет, -- категорически заявил он, -- хватит. Довольно мы пакостили в хронале. Тут без нас пакостников хватает, -- он сунул телефон в карман и рванул в объезд по обочине. – Понедельник, всем на работу… Недалеко уже, недалеко. Там, видишь ли, надо подписывать бумаги о согласии родственников. А где его родственники?
-- В Узбекистане, -- припомнил Павел, -- кажется.
-- То-то, что кажется. Всем только кажется. Никто на себя ответственность не берет. Выдам тебя за брата. Двоюродного. А лучше сводного. Он узбек только по матери… Или по отцу?
-- Или по отцу, -- согласился Павел. – Третьего не дано.

«Родственники» ворвались порядком запыхавшиеся, кинулись к справочному столу.
-- Николай скончался десять минут назад, -- сообщила дежурная. -- Вам позвонили, но…
-- Молчи, Вадик! Здесь ошибка. Не может быть, проверьте еще раз.
-- Но как же? -- удивилась дама и посмотрела на экран монитора. – Остановка сердца. Смерть зафиксирована в десять часов… -- Вадим Андреевич скинул пиджак и схватил халат.
-- Жди здесь, -- приказал он товарищу и припустился по лестнице.
-- Девушка, милая, красивая, родная… -- обратился Павел к пожилой даме, -- я уверен, что это ошибка. Пожалуйста, посмотрите еще. Сделайте одолжение.
-- Но я же вам объясняю…
-- Курица драная!!! Я сказал, жив!!! Надень очки, посмотри еще раз!
-- Но… если хотите, я поднимусь в отделение.
Дама убежала. В фойе остался только пиджак Вадима. Павел вынул устройство, которое служило товарищу телефоном и справочником на все случаи жизни, а также коллекцией фотографий любимых детей, которые отец не успел показать товарищу. Загорелся экран, на котором был набран последний номер.
-- Нет! – Павел приказал себе не думать, не сомневаться. – Тетка ошиблась. Сейчас вернется, будет извиняться за накладочку, потом беседа с Колей-шаманом о вреде алкоголя, потом…
Уверенность не имела под собой основания, тем не менее, была непоколебимой и твердой. Павел не стал запоминать телефон, настолько сильно верил в удачу. Обескураженная дама, ответственная за справку, уже спускалась по лестнице в объятиях Вадима Андреевича.
-- Бывает, -- успокаивал он. – Давай посмотрим еще раз…
Дежурная села за погасший экран.
-- Ой, чего это? -- смутилась она. – Горелым пахнет. Не работает что ли? Давайте журнал посмотрим: Хован Николай, -- прочла женщина. -- Надо же, как получилось: Хован и Хван. Простите меня, пожалуйста. Всего одна буква, а поступили в кардиологию в один день и час! Я только приняла дежурство -- звонят из хирургии, просят встретить родственников. Надо же… Хован и Хван, тот Николай Алексеевич. А ваш друг… -- Альбертович.
-- Пойдем, Паша, -- Агеев подал халат товарищу. – Поглядим на «покойника».

Испуганный Николай вскочил с кровати навстречу товарищам.
-- Собирайся, поедешь с Павлом, -- распорядился Вадим. -- Ну тебя к черту! Ну ее к черту всю эту медицину вашу, мать ее… Мне надоело! Машина будет через полчаса. Пусть Голуба думает, что с тобой делать, пока я сам не заработал инфаркт. Не может прооперировать -- пусть сидит в своих хрониках, пока не вычислит лифт.
-- Переговоры в четверг! -- напомнил Николай. – Люди приедут…
-- В пекло переговоры! Мне не нужен труп за столом. Собирайся, пока Пашка здесь и согласен разговаривать с Людвигом. А я свяжусь, чтобы люди вас встретили, в гостиницу определили. Людвиг еще на Невском? – спросил он. -- Не выселили его? Я сказал, собирайся! – повторил Вадим и вышел в коридор с телефоном.
-- Чего это с ним? – шепотом спросил Николай и оторвал от груди липучку с проводом.
-- Похоронили мы тебя, вот что.
-- Зачем? – удивился шаман. – Коле сделали укол – стало лучше. Зачем пугали врачей? Я сказал Вадику, сам позвоню. Зачем прибежали?

«Кадиллак», который Вадим Андреевич выделил для товарищей, с трудом развернулся в больничном дворике. В салоне присутствовали диваны, телевизор, холодильник и барная ниша с напитками, которые никак не касались пациента кардиологии. Кабину шофера отгораживало стекло, поэтому товарищам в пути разрешалось обсуждать любые темы, кроме тех, что могут плохо влиять на бизнес. Хозяин «Кадиллака» не был уверен, что конкуренты не насовали в салон записывающих устройств.
-- Что с вас, шизиков, взять! -- напутствовал Вадим. – Болтайте.
Большую часть пути пассажиры провели в молчании. Разве что позволили себе по рюмочке коньяка. Цифры, виденные Павлом на телефоне Агеева, стояли перед глазами. Павел выпил еще одну рюмку. Ряд чисел стал только ярче.
-- Как узнать, где зарегистрирован телефон? – спросил он шамана. – По какому адресу?
-- Через Вадика. Он может «пробить» у своих друзей из полиции. Паша, я помню, меня везли в операционную. А зачем?
-- Тебе снилось.
-- Зачем давали наркоз? Коля выходил из наркоза много раз, Коля знает, как это. Скажи мне честно, меня везли на тот свет?
-- Ведь не довезли.
-- Вадик договорился?
-- Договорился.
-- Тогда зачем ты грустишь? Ты все время думаешь о девушке. Коля прав?
-- Да ну… -- отмахнулся Павел. – Висит проблема. Умный я или дурак -- решить не могу.
-- Коля поможет.
-- Я виноват перед ней. Подставил девчонку, которая просила о помощи. Мало того, что подставил – лишился помощника и консультанта.
-- Зачем так сделал? Коля уверен, причина была.
-- Не сориентировался, -- признался Павел. – Возомнил себя неизвестно кем. А может, струсил.
-- Тогда извинись.
-- И как это сделать?
-- Сделай подарок. Если она его примет – значит простила. Дай ей помощь, о которой она просила.
-- Теперь она примет только мою отрубленную башку. Людвиг поможет ее отрезать. Однажды он уже резал мне голову кухонным ножом и не жаловался, так?
-- Жаловался, -- вспомнил Коля. -- Говорил, инструмент тупой. Но на войне и топором приходилось работать.
-- Людвиг – мудрый дядька.
-- Хочешь, я позвоню секретарю Вадима. Ты все время думаешь, звонить куда-то там или самому нагрянуть. Это касается девушки? Секретарь меня знает, он поможет найти адрес через знакомых в полиции. Я позвоню?

Николай завис над телефоном, похожим на маленький телевизор. Бледное лицо окрасилось отраженным светом. Улыбка проскочила сквозь сжатые губы и сменилась удивленной гримасой.
-- Там не ошиблись? – спросил он секретаря. – Морг при больнице Серова?
-- Серов! -- осенило Павла. – Морг при больнице, в которой мы забирали Вадика. Гениально! Надо было догадаться, что лифт в камере для кремации! Лифт, который приготовил Палыч для Вадика, мог быть только там. Печка – логичное место, когда хочешь убрать агента на виду у родственников и коллег. Вот это идея! Какая красивая…

Лестница старого дома и раньше казалась крутой. Но теперь над пятым этажом появился шестой, и квартира хроникера совсем поднялась в облака. Переехала вместе с дверью и ковриком. Гость нажал на звонок. Мелодия-«колокольчик» переехала вкупе с дверным хозяйством.
-- Плохо выглядишь, Паша, -- отметил Людвиг. -- Где бродил столько лет?
-- Людвиг Францевич, какого черта ваш дом растет?
Пожилой мужчина вышел на лестницу и глянул вниз.
– Действительно, -- убедился он. – Все дома растут, голуба моя, но не все жильцы замечают. Эти процессы вне моей компетенции. Моя работа следить за архивом. Если мы с тобой дожили до этого дня, значит, до сих пор я справлялся. Или нет?
-- Вы были правы. Колониальная база действительно в Гезарийском соляре.
-- Вот и прекрасно, что не у меня над крышей. Заходи, рассказывай, что случилось?

Кот Леонардо при виде Павла залез на шкаф. С тревогой наблюдал, как общаются люди. Как хозяин подходит к компьютеру с разбитой клавиатурой, а гость подолгу глядит в пустоту, словно в телескоп, который потерял на краю Галактики военную базу.
-- Такой порок сердца – дело серьезное, -- согласился Людвиг. – Я уже объяснял Вадиму, что не берусь. Ни возможностей, ни полномочий для таких операций я не имею. Сейчас в Германии работает хороший хирург…
-- Не взялся. Куда его только Вадим не возил. Надо помочь, дядя Людвиг. В мире немного людей, на которых можно положиться. Колька один из них.
-- На твоем месте я бы полагался на себя самого. Давай попробуем понять, откуда взялся недуг. Где та критическая точка, до которой человек был здоров, а потом занедужил.
-- Говорит, что врожденный.
-- Плохо выглядишь, -- повторил Людвиг. – Очень плохо. Пойду, сварю кофе, а ты садись в сеть, ищи родословную Николая. Что могло случиться с родителями до его рождения? У каждого порока есть причина и предыстория.

Павел занял рабочий стол хроникера и первым делом справился о Серовском морге. Компьютер предоставил план помещения, адрес и список лиц, имеющих отношение к заведению…
-- Вряд ли, -- Людвиг появился так тихо, что Павел не слышал шагов. Чашка встала на край стола. – Пентаклионы не держат порты в таких заведениях. Использовали – убрали. Города, в которых работают научные институты, они контролируют весьма аккуратно. Контролировали, -- поправил себя хроникер. -- Надо искать не порт, а агента, который работал при морге в тот год. Только вряд ли он вспомнит.
-- Дядя Людвиг… Смотрите медицинские карты, что не так с родителями шамана. С крематориями я сам разберусь, -- Павел встал у форточки, за которой исчез Леонардо. Испарился, не оставив «лапок» на крыше, по которой дождь размазывал слой осевшего смога. – Вы давно в этом доме живете?
-- Как построили. Питер строился на моих глазах. Я, считай, ровесник проспекта.
-- Пушкина хоронили?
-- Хоронил, -- не стал отрицать старик. -- Провожал гроб с Мойки в Михайловское. Ох и лютая была зима!
-- И на дуэли присутствовали?
-- Зачем же? При дуэльных делах зрители не нужны. Смотри-ка, мать Николая переболела гриппом в начале беременности. Вот как! И выписали ей стрептоцид.
-- Порошок, завернутый в бумажки, – вспомнил Павел. – И меня в детстве чем-то похожим лечили.
-- Значит, не перепутаешь. Все в твоих руках, Паша.
-- Нет, Людвиг Францевич. Мне проще найти агента в Серове.
-- Это только так кажется.
Павел задумался, глядя в небо, затянутое дождем. Проще всего было набрать телефон и назначить агенту встречу у рабочего порта. Нужна была только уверенность, что сработает. Но где ее напасешься, уверенности? Он все еще сомневался, что стоит на Земле, что, закрыв глаза, не откроет их в душной банке «мезаботаников».
-- Вы никогда не упрекали себя в том, что не вмешались в дуэль? Ведь знали, чем кончится.
-- Неразрешимые проблемы не в моей компетенции. Как можно изолировать от общества человека, с которым он заигрался? Как балованное дитя, решил, что ему все позволено. Пулей должно было кончиться. Мать шамана не дерзила судьбе. Коррекция будет минимально травматической. Если дом добавил этаж, и соседи не жаловались, значит, хаос мироздания несет ответственность за то, что творит. Тебе многому придется учиться, Павел. Но твой путь – путь только твой. Я сам в шоке от ситуации. Признаюсь, были опасения, что Влас… Но я полагал, что носитель должен об этом знать. Игровые тархи опасны тем, что могут сами выбирать игроков. Он растет и наделяет тебя силой, с которой ты однажды не справишься, если не будешь расти вместе с ним. Не обязательно понимать процессы, которые с тобой происходят, главное помнить, что ты игрок, а он – игровая фигура.
-- Еще раз нетехнологично телепортнусь – меня размажет по хроналу на целых полвека от Узбекистана до Балтики.
-- Все может быть, Паша, но, гораздо вернее, тебя найдет экзорцист. И это будет не девчонка-растяпа, а матерый спец, который не станет предлагать сделок. Он выполнит профессиональный долг -- погасит плазму вместе с носителем. Коля, которого ты потащишь с собой из Домена, будет для него отличной наводкой. Мы подготовимся, -- пообещал хроникер. -- Все продумаем. Торопиться не будем. Пора тебе учиться жить в новом статусе. Как ни грустно звучит, ты, Павел, уже неоднократно покойник и все еще с нами.
-- Не уверен, что с вами.
-- Сложно, когда есть выбор. Когда его нет – все просто. Полагаю, лучше будет натурализоваться в клинике, которая выписала девушке стрептоцид. Наденешь халат, займешь место в кабинете врача. Скажешь участковой, что в ее квартире прорвало трубу. Чтобы эффективно манипулировать человеком, надо его напугать и дезориентировать.
-- А если у нее частный дом и вода из колодца?
-- А чтобы эффективно пугать и дезориентировать, нужно знать о человеке как можно больше. Изучим вопрос.
-- В кабинете врача мне нечего делать. Какой из меня врач?
Неожиданно для себя Павел понял смысл нарисованного костюма на теле Пал Палыча. Ему совсем не хотелось оказаться голым перед девушкой, пришедшей на прием в поликлинику.
-- …В шкафчике всегда есть белый халатик, -- рассуждал хроникер. – А в халатике даже дикобраз будет похожим на доктора.
-- Я бы предпочел сделать техникум точкой входа.
-- Ташкент. Начало осени. Не уверен, что в гардеробе висят плащи. А телепортнешься ты, скорее всего, в чем мать родила. Наука включать в систему телепортации несвязанные объекты сложна даже для технологов анахроники. В твоем распоряжении только интуиция и удача. Риск должен быть сведен к минимуму. Техникум – людное место, -- Людвиг развернул на мониторе план этажа, где особо выделил очередь в туалет. – Искать для Николая порт – риск еще больший. Порты в нашем мире проблем не решают, Паша. Решаем только мы, люди.
-- Дядя Людвиг, вы – тарх!
-- Нет, голуба моя! Я игрок, который поставил на кон свою жизнь и с треском ее проиграл. А тебе помогу.

Вечером Павел с трудом нашел работающий банк и убедился, что он работает на гезарийских инфологов. Только в аптеке вышла заминка.
-- На этот препарат нужен рецепт, -- сказала провизорша, рассматривая каракули Людвига. – Рецепт есть?
-- Есть, -- Павел вынул из кармана визитную карточку банка. Других бумаг не нашлось.
Визитка удовлетворила провизоршу. Коробку с препаратом Павел сунул за пазуху. «Не больше двух таблеток в один прием», -- предупреждала инструкция, но Людвиг уверял подопечного, что именно пять доз гарантированно завалят мозговые настройки даже очень уверенного в себе человека, адаптированного к реальности классиками марксизма. Даже убежденный материалист под воздействием препарата не только поверит в телепортацию, но и воспримет сие, как должное. Первую пару таблеток Павел проглотил немедля, потому что от предстоящей процедуры его трясло на ходу.

-- Удивительно, -- сказал Николай, рассматривая противовирусный препарат, -- можно беременным и кормящим. Бабушка всегда говорила: твоя болезнь -- кара за грехи матери. Но чтобы из-за какого-то стрептоцида… Так просто и глупо. Таблетки уже проверили на беременных? Со мной не случится аборт?
-- Самое страшное с тобой уже случилось, -- ответил Павел. – Ты родился.
-- А если ты телепортнешься без кармана с пилюлями?
-- Значит, буду искать решение на месте.
-- А если окажешься не там? Ты хорошо изучил «точку входа»?
-- Так, как будто там уже побывал.
-- Может, все-таки подъедем в морг, спросим?
-- И что нам ответят? Хочешь перехитрить инфологов, которых весь Разумный Мир не может перехитрить? Людвиг прав, санаторы проблем не решают. Проблемы решаем мы.
-- Может…
-- Коля! Таких, как мы с тобой, не должно быть на свете. Такие, как мы, должны умирать в возрасте эмбриона. Что ты от меня хочешь?
-- Хочу забыть о больнице, -- вздохнул шаман. -- Сколько можно мучить врачей? Коля бы с удовольствием умер, если б Вадик так не расстроился. -- Николай помог товарищу рассортировать по карманам таблетки, в надежде, что хотя бы одна уцелеет при «нетехнологичной телепортации». – Может, не сейчас? Завтра утром на свежую голову?
-- А ночью остановится сердце. Что тогда? Лучше молчи, Николай! Лежи и держи телефон под рукой. Почувствуешь себя плохо – звони Голубе. Он сам тебя реанимирует, если надо. Обещал, что сутки протянет. Попадешь к врачам – окажешься в морге сразу. Ты их реально замучил!

Перед тем, как принять окончательное решение, Павел проглотил еще две таблетки, поднялся в курилку, достал сигарету и стал рассматривать крышу соседнего дома. Он старался представить город, который видел в «живых картинках». Женщин в пестрых платьях, мужчин в тюбетейках, лепешки, сложенные столбиком на лотке, и уморительный запах свежего хлеба. Людвиг Францевич выбирал из архива самые яркие образы, и Павел ходил по квартире, как по восточному базару. Чужой хронал жил вокруг него своей жизнью, а тот, в котором он стоял двумя ногами на кафеле, оставался единственно истинным. Павел изучил этажи ташкентского техникума, как собственный дом, видел классы и коридоры. Людвиг Францевич предусмотрел всякую мелочь, даже точное время, на которое был выписан талон к врачу для студентки. Через полчаса следовало явиться к нему в полной готовности, о которой не могло быть и речи. Павел достал зажигалку и прикурил.
-- Ра! – сказал он себе. – Надо проломить проблему, если обойти ее не получилось даже у Вадима Андреевича. -- Бола-бола! Бола-бола! Если б я верил в будущее так же, как в прошлое, телега с солнцем сама бы катилась в гору, а я бы шел за ней и пел мантры...
Сигарета закончилась, а вера в иллюзию не пришла. Закончился дождь. В конце концов, показалось солнце. Павел полез за следующей сигаретой и понял, что в кармане дыра, в которую провалилось все на свете, включая таблетки, и кошелек. Проще сказать, на нем вообще не оказалось карманов. Кусочек тряпки, похожий на пояс плаща, лежал под ногами рядом с пачкой купюр.
-- Здесь женская уборная, – услышал он робкий голос.
Яркие тени лежали на тротуаре. Женщина в платке торговала дынями. Запах асфальта, разогретого солнцем, мешался с хлоркой и ароматом южных цветов. Вместо мокрых иллюзий, вокруг человека разворачивался сортир педагогического училища с видом на автобусную остановку.
-- Здесь только для девочек, -- уточнила дама в костюме.
Павел сунул руку в другой карман, и карман отвалился, словно вдруг исчезли все нити, что связывали его с плащом. За карманом посыпались пуговицы. Рухнул хлястик. Что-то звякнуло под ногой. Павел отступил на шаг и увидел застежку, которая отвалилась от брюк. С каждым движением что-нибудь отрывалось от его фигуры и падало, сыпалось как колючки с новогодней елки, устилая мусором пол.
-- Мужской туалет работает только на втором этаже, -- шептала дама, похожая на учительницу. – Выйдите, пожалуйста. Дайте девочкам привести себя в порядок после занятий.
Павел вышел, попутно на пол шлепнулось что-то еще, непохожее на приготовленные пилюли. У сортира хихикала компания девочек.
-- Ника… -- обратился он, и девчонки убежали, не приведя себя в порядок. – Мне нужна Ника, -- повторил он и понял, что напрочь забыл фамилию, а также полное имя, отчество, номер группы и город, из которого девушка примчалась в Ташкент за своим возлюбленным. -- Ника! – обратился он к студентам у расписания.
Гость зашел в пустую аудиторию. Кусочек мела раскрошился на подоконнике под его нервным пальцем, и Павел попробовал на язык давно забытый вкус школы. Нелепый, длинный плащ без карманов и пуговиц, делал из человека посмешище. На пол уже сыпались пуговицы от рубахи. В последний момент Павел подхватил ниспадающие штаны. В аудитории нечем было подпоясаться. Разве что завернуться в тряпку с цитатой, висящую над доской. Когда обрушился плащ, Павел готов был провалиться сквозь землю. Только рукава держались, плотно прижатые к туловищу. Несчастный скинул их на пол. Следом сползла рубашка.
-- Черт! – выругался он, когда представил, что в аудиторию войдут студенты. – Черт… – он вцепился в трусы и почувствовал, как ткань превращается в тлен. Куча одежды, лежащая на полу, оседала. Таяла, как будто в Ташкент «телепортнулся» сугроб, а не беспомощный неудачник. – Черт!.. Черт! Черт!
«Учиться, учиться и учиться!» -- издевательски наставлял его лозунг, но в ту же минуту был сорван и обмотан вокруг фигуры.

Павел увлекся, конструируя тунику. Не заметил, как в аудитории появился ребенок.
-- Тебе чего? – рявкнул человек в красной тряпке.
-- Я Ника. Вы искали меня?
На человека смотрела девчонка в кримпленовой юбке чуть ниже колена. Худенькие ножки дрожали от любопытства. Ребенок впервые видел дядьку, завернутого в ленинскую цитату.
-- Черт! – сказал человек еще раз.
-- Я Ника!
-- Нет, я искал не тебя.
-- А я тут одна Ника. Может быть, вы Вику искали?
-- Хмырь по имени Альберт Хван – твой хахаль?
-- А что он сделал? – спросила девочка с интонацией в точности присущей Коле-шаману. – Разбил мотоцикл Эдика?
Как его нелепый вид мог ассоциироваться с разбитым мотоциклом, Павел не понял, да и не было времени разбираться. Он понял, что не может представиться другом педофила, от которого забеременел ребенок. Скорее, он позволил бы отвалиться от туловища рукам и ногам.
-- Хуже, -- ответил он и сел на учительский стол. – Твой парень перешел все границы. Насколько знаю, у него уже были приводы?
-- По малолетке, -- уточнила Ника. – Но Абка не невиноват. Я все расскажу, как было. Вам мама его расскажет, если не верите. А что случилось? Он на кого-то наехал? Кого-то убил?
-- Меня, -- успокоил ребенка дядя. – Вот, любуйся… Пока я лежал без сознания, твой Абка снял с меня джинсы и смылся.
-- Он не хотел! Правда!
-- Тебе сколько лет, деточка?
-- Семнадцать. Этого не может быть. Он же сядет, дурак! Что теперь будет?
-- Что будет, сейчас зависит от нас с тобой.
Ника поставила на пол портфель и замерла, пока человек в «тунике» лихорадочно соображал, как ее припугнуть.
-- Хотите, я принесу одежду? Попрошу у ребят. А после занятий поеду…
-- Занятий не будет. Будет комсомольское собрание. Если актив возьмет твоего Альберта на поруки, может быть, все обойдется.
-- Правда?
-- Попробуем, -- пообещал Павел. – Зачем сажать парня? Сам чуть не сел, знаю, как неохота туда садиться. Только из-за того, что ему приглянулись мои штаны? Новые, между прочим. Двести рублей стоят. Я уж молчу про кошелек, который лежал в кармане.
-- Он отдаст! -- воскликнула девочка.
-- А я сегодня премию получил и собирался ее потратить.
-- Клянусь, он вернет ваши деньги!
-- Посмотри, что со мной сделал этот бандит, -- Павел повернулся спиной, оголив нижнюю часть туловища.
Ника ахнула, увидев последствия ожога, и тут же кинулась на ребят, заглянувших в аудиторию:
-- Здесь будет комсомольское собрание! -- крикнула она и выставила за дверь одним пинком всю компанию. – Простите его, пожалуйста, он не хотел.
-- Я-то прощу, -- пообещал незнакомец. – Но пока я лежал на дороге, люди позвонили в милицию. И теперь, если не предпринять шагов, парень сядет. Вместо того, чтобы вернуться в родной Бекабад. Или откуда вы? Вместо того чтобы работать тренером и учить детишек. Каким он у тебя видом спорта?..
-- Здесь комсомольское собрание!!! -- Ника снова кинулась на дверь, которая едва удержалась в петлях.
-- Попробуем хулигана взять на поруки. Сделаем вот что…
-- Сделаю все, что скажете, -- пообещала Ника и между делом отбилась от новой компании. – Здесь собрание! – объяснила она товарищам, пинаясь цыплячьей ножкой. – Он отдаст все, что у вас забрал. Обещаю. Я позвоню его маме…
-- Слушай меня, Ника. Ты, кажется, отпросилась в поликлинику?
-- Я не болею, только горло болит.
-- Нужно туда сходить.
-- Я сходила и справку взяла, и лекарство купила, -- сообщила Ника. – Вернулась в библиотеку, а на вахте сказали: дядька меня искал.
-- Сколько время?
-- Четыре часа.
-- Скоро придут комсомольцы. Уставшие, голодные, злые. Видела у остановки лоток с дынями? Сходи, принеси сюда большую и вкусную. Лучше две. Портфель оставь.
-- Может, в булочную зайти?
-- Зайди.
-- А вы не уйдете?
-- В таком-то виде? – Павел развел руками. -- Я бы сам сходил в магазин, если б имел запасные штаны.
-- Я сама! Я все принесу! – пообещала Ника и кинулась в коридор. – Не ясно сказано!... – крикнула она на товарищей. – Здесь комсомольское собрание! Не входить!
Павел расстегнул портфель. Пакетики с порошком были брошены на дно и беспорядочно перемешаны с карандашами, конфетами, крошками от печенья…
-- Комсомольское собрание, -- повторял он разворачивал препарат, высыпал его в урну и заполнял освободившиеся пакеты толченым мелом. – Никто не войдет. Срочное комсомольское собрание.

Павел очнулся в курилке. Там, где потерял «устойчивую реальность». На его лицо была накинута простынь. Пальцы сжали холодный окурок. С лестницы послышалась возня. Он снял накидку и понял, что тело стало почти деревянным. Рядом стояла старуха в черном плаще и вместо косы держала в руках крест. Старуха перекрестила Павла. Затем перекрестилась сама.
-- Во имя отца и сына и святага духа… -- произнесла она. Площадкой ниже Павел заметил вспотевшего милиционера, который никого не пускал. На нижних этажах притаился народ. – Во имя отца и сына и святага духа, -- повторила старуха, и перекрестила милиционера. – Пробудился.
-- Пробудился… очнулся… -- пронесся вздох общего облегчения.
«Кто очнулся? – не понял Павел. – Что происходит?» Рука с трудом гнулась в локте, тело покалывало, в голове шумело. Старуха пошла вниз по лестнице. Милиционер подвинулся, люди перестали шептаться, прилипли к стене, чтобы дать старухе пройти. Павел сделал шаг, и народ покатился к выходу, как лавина. Послышались крики. Кто-то не устоял на ногах.
-- Слава богу! – воскликнул испуганный Николай и запер за товарищем дверь номера. – Что с тобой было? Ты стоял у окна, никто тебя не мог сдвинуть с места. Укол сделать не могли, иголки гнули. Ну, как теперь? Бабка Варвара помогла?
-- Нормально, -- успокоил товарища Павел, но тот и не думал успокаиваться.
-- Нормально? Разве нормально так долго не шевелиться? Ты шел к Людвигу -- не дошел, а я не знал, что подумать. Все больницы успел обзвонить, пока тебя не нашли в курилке. Паша, люди в номера зайти боятся, когда ты такой. Батюшка приезжал, святой водой брызгал. Это он посоветовал бабку Варвару. Теперь ты в порядке?
-- Не знаю.
-- Смотри: по Невскому не проехать. Все пришли на тебя смотреть, -- Николай наспех покидал в сумку вещи и открыл окно на пожарную лестницу. – Опять стоишь? Давай, уходим скорее…

Вслед за товарищем Павел вылез на крышу и добрался до чердачного окна. Шаман уверенно продвигался по чердаку, ловко преодолевал препятствия и вскрывал замки.
-- У Людвига ключи от всех дверей на районе, -- объяснил Николай, открывая выход на лестничную площадку. – Внизу кафе строят, двери открыты и окна тоже. Главное, чтоб тебя не узнали.
-- Погоди…– Павел присел на доски, сваленные под чердачным окном.
-- Кто только не приходил, кто только не пробовал тебя разбудить. Хотели унести – от пола не смогли оторвать. Ты весил тонну. Пробовали гипнотизировать. Слушали сердце – оно не стучало, – Николай сел рядом. – Уф… -- выдохнул он. – Коля всякое видел. Но такого! Коля думал, ты превратился в дракона и улетел. Но ты отколол номер почище.
-- Людвиг здесь был?
-- Конечно. Кому еще мог пожаловаться Коля-шаман? У кого просить помощь? Я только узнать хотел, что с тобой. Людвиг пришел, потрогал пульс, в глаза посмотрел и махнул рукой. Врач тоже был.
-- Что сказал?
-- «Ка…тонический ступор», -- процитировал Николай.
-- Не врач. Что сказал Людвиг?
-- Сказал: «Павлу многому предстоит научиться». Еще сказал, не надо тебе мешать. А как не мешать? Курилка общая. Ладно бы, стоял в номере. Вадик оплатил его на трое суток – трое суток можно стоять. Конечно, приехала скорая. Фу… -- Николай перевел дух и выглянул на лестницу, где во всю шел ремонт. – Людвиг сказал, как только ты придешь в себя, убираться из отеля обоим. Переехать в другой. Не надо, чтобы сюда ходили с вопросами. Это он накрыл тебя простыней. Потом послал в монастырь за матушкой…
-- Ты как себя чувствуешь, Коля?
-- Я? – не понял шаман. – Кажется, ты начудил, не Коля. Знаешь, что матушка Варвара сказала? Хватит, ребятушки, богохульствовать, пора богу молиться. В монастырь вам надо. А я говорю, не сейчас. Пашка в таком состоянии идти не может. Чего на меня смотришь?
-- Молиться также грешно, как богохульствовать. Что бы человек ни делал – все грех.
-- Вот и я говорю, как идти в монастырь? Он ведь женский!
Сердечно-больной человек бегом припустил по лестнице, но скоро вернулся, тем же бодрым галопом, перепрыгивая ступеньки.
-- Полиция! Чердаками уходить будем.
-- Как твое сердце, Коля?
-- Сердце? – удивился Коля-шаман, но вдруг впал в задумчивость.
-- Ты в больнице лежал перед поездкой сюда. Помнишь?
-- Лежал, -- стал припоминать Николай. Он присел на доски рядом с товарищем. Ощупал грудную клетку, которую недавно оклеивали провода.
-- Почему лежал, вспомнил?
-- Выпил на свадьбе. А мне же нельзя.
-- Почему нельзя? Почему всем можно -- тебе нельзя?
-- Ой, ё… -- воспоминания накрыли шамана, и Павел получил возможность перевести дух. – Ой, ё… Паша! Коля даже не вспомнил.

Прошло время, прежде чем Николай перестал потирать свои тощие ребра и растерянно потряхивать головой. Митинг на проспекте рассеялся. Павел стал опасаться, что товарища постигнет такой же «ка-тонический» ступор, но Николай пришел в себя без помощи матушки.
-- Ну?.. – спросил он. -- Как там они?
-- Кто?
-- Бабушку мою навестил?
-- Нет.
-- Был у моих и не навестил бабушку? Дядю Эдика тоже не навестил? -- Павел все-таки прикурил сигарету. – Эдик мне был заместо отца, когда родители разбежались. Они меня у бабушки бросили, а дядька воспитал. Он гонялся тогда… На гонки с ним ездил. Первый мотоцикл Коли – его сборка! Он и сейчас на ходу.
-- А с матерью что?
-- Видел в последний раз, когда в школу пошел. Вышла замуж, уехала в Казахстан, меня хотела забрать, когда комнату в общежитии получила. Но не успела. Сепсис. Говорят, был подпольный аборт.
-- А отец?
-- Эдик был отцом Коле. Я отчество хотел менять, но Эдик сказал: «У тебя есть отец. Не отказывайся от него никогда». Что делать, Паша? Может, действительно, в монастырь?
-- Ты нужен Вадику. Не отказывайся от друга.
-- А ты?
-- Мне пора возвращаться.
-- Зачем? – удивился шаман. – Неужели на Земле плохо? Вадик сказал, нигде не будет лучше, чем здесь и сейчас.
-- Влас – гезарийский дракон. Он должен жить на Гезаре.
-- Но ты – человек.
-- Если б я был в этом уверен…
-- Может, тебе найти того экзорциста? Паша! Пока ты в курилке стоял, тебя спрашивал один тип. Я подумал, вдруг это он?
-- Высокий, худой, лысый? – оживился Павел. – Похож на девчонку?
-- Низкий и толстый. На бандита похож. Я сказал, что сам тебя найти не могу. Пока еще не знал, что ты стоишь наверху. Кто мог тебя спрашивать, если не экзорцист?
-- Похож на пришельца?
-- Нет, но экзорцист мог прислать человека, чтобы выманить тебя из гостиницы.
-- И ты не смог понять, кто он? Коля, ты занимаешься этой работой всю жизнь!
-- Коля как-то… не думал. Коля волновался, что у тебя неприятности, а он принес вести. Когда узнал, человек тебя тоже ищет…
-- Ладно, выбрось из головы. Пришельца ты бы узнал.
-- Пришельца я бы узнал, -- согласился Коля, встал и закинул на плечо тяжелую сумку. – Хочешь, я осмотрюсь? Если за тобой следят, я пойму. Иди вперед, делай вид, что меня не знаешь. Остановись в кафе, сходи в музей, а я посмотрю, что за люди тебя пасут.

Павел выполнил просьбу товарища только для того, чтобы занять его делом. Чтобы Коля-шаман не искал шрамы у себя на груди и дырки на венах. Он посидел в кафе, проехал на троллейбусе до Дворцовой площади и вернулся. Вместо того, чтобы посетить музей, поднялся к хроникеру.
-- Молодцов Савелий, -- сообщил ему Людвиг Францевич. – Имя агента при больнице Серова. Вадик в день своих похорон семь раз набрал телефон его рабочего кабинета. О чем это говорит?
-- Молодцов Савелий -- имя редкое.
-- Редкое! Даже если сменил работу, можно найти по прописке, по поликлинике, по больничным картам. Был бы жив. Столько лет прошло!
-- Вадик не стал бы звонить покойнику. Не удивлюсь, если он сидит на рабочем месте. Думаю, Молодцов работал с Палычем, но в последний момент Вадим его перевербовал, -- Павел снял плащ, повесил в прихожей и убедился, что пуговицы на местах.
-- В морге города Серова Савелий Молодцов не появлялся с того дня, как закопали Вадима. Причин для этого предостаточно: «пьяница, тунеядец, -- процитировал характеристику хроникер, -- личность слабовольная, безответственная…» При больнице его держала только больная печень и отсутствие собственного жилья. Найдем.
Минуты не прошло, как на экран стала поступать информация о человеке, который «закончил школу… получил медицинское образование… работал фельдшером… был разжалован в санитары…» Карьера не задалась, но Савелий Молодцов не растерялся, направил свою активность в административное русло. Занял кресло начальника в крематории и обзавелся фирмой ритуальных услуг.
-- Конечно, Палыч устроил его в морг, -- убедился Людвиг. – Но не учел, что в Серове делами заправляет Вадик. Глупый ход, хотя и логичный. Смотри, какая игра пошла: «Залили водой проводку… Натекло в ритуальный зал, в корпусе отсутствует электропитание». Только гражданин Молодцов не агент, -- пришел к выводу хроникер. -- Он хуже агента. А что может быть хуже агента? Только скрытый агент! Отработал задачу и толку с него далее никакого. Я не инсталлировал его персону в Домене, но могу сказать: за ним не легенда, а подлинная биография. Инфологи используют аборигенов для хранения информации, которую опасно держать в голове. Такой Молодцов может жизнь прожить – не знать, что работал на Гезар. Инфу из него не достать, если сам не кодировал. Особенно, если это координата Гезарийского порта.
-- Вадик кодировал.
-- Добро, если Вадик запомнил код.
-- Запомнил, но надеюсь, что код не понадобится.
Хроникер с удивлением обернулся на гостя.
-- Неужели? Ну-ка, зови Николая. Послушаю его сердце… Где он есть?
Павел вернулся к плащу, чтобы достать из кармана мобильник и еще раз удостовериться, что карманы на месте. Шаман ответил не сразу. Голос показался тревожным.
-- Только не волнуйся, -- предупредил товарища Николай.
-- Уже не волнуюсь. Рассказывай.
-- Тут с тобой хотят говорить. Понимаешь, такие дела… Ребята хотят, чтобы ты повторил еще раз тот трюк, тогда они… Ну, вообще-то я не стал тебя набирать, а они… Короче, они вели тебя, Паша.
-- Что у тебя с дыханием? Где ты?
-- Дай трубку, -- вмешался Людвиг Францевич.
-- Бред какой-то! – недоумевал Павел. – Скакал по лестнице, как сайгак!
-- Коля! Рассказывай, что случилось, -- попросил хроникер, и в квартире наступила тревожная тишина. – Понял, голуба моя. Все понятно. За тобой следили, Павел?
-- Заходил в гостиницу хмырь. Я не понял, у Николая приступ? Дядя Людвиг! Объясните ему, что кататонический ступор – не трюк, который можно повторить на бис. Если будут настаивать…
-- Людям, которые искали тебя в гостинице, понравился фокус, который ты демонстрировал в банке. Если снимаешь большую сумму, Паша, снимай по частям или пользуйся отдельной кабиной. Большая сумма привлекает внимание. Хотят, чтобы ты поделился. Иначе «отрежут китаезе башку и пришлют в пакете с чипсами», -- процитировал хроникер.

Павел вышел в прихожую. Обулся, еще раз проверил на прочность пуговицы плаща.
-- В чем дело? – Людвиг Францевич наполнил кофейник водой.
-- Я быстро. Дам в рыло, вернусь и продолжим. Нечем делиться, Людвиг Францевич, большая часть суммы на полу в ташкентском сортире.
-- Нет, голуба. Вопросы так не решают. Позволь еще раз воспользоваться твоим телефоном!
Людвиг Францевич поставил кофейник и вытер руки о фартук. – Вадим… Здравствуй дорогой! – приветствовал он старого друга. – И я рад слышать тебя. Уже знаешь? Уже позвонили! Так я и думал. Ах, вот оно что!.. – монолог затянулся. Хроникер успел зажечь под кофейником газ и насыпать сахар. – Вот оно как… -- повторял он, помешивая ложечкой гущу. – Вот, значит… Погоди! Паша, где ты деньги снимал? Погоди минуту, Вадим…
-- В банке.
-- Вадик говорит, не в банке. Деньги ты снимал в казино. Получил зарплату всех питерских бандюков, говорит. Понимаю, теперь и у казино, и у банка одинаково красивые вывески, но их нужно читать внимательно, если не ориентируешься. Ты взял изрядную сумму. Так не годится. Бандитам тоже надо семьи кормить.
-- Но я пришел в банк…
-- Ты пришел в казино. Не то «Банго», не то « Бинго»... Не важно, все скоро закроют. Если с твоей помощью закроют на день раньше – никто не заплачет. Но ты получил в кассе выручку заведения. Копейки чаевых не оставил. Хозяина этой сети Вадик знал лично еще с девяностых. Мужик по уши замазанный в криминале.
-- Я взял-то всего…
-- Паша! Пока ты отсутствовал, прошла реформа. Купюры уже не те. Нолей стало меньше. Заметил?
-- Я не смотрел на...
-- Надо смотреть, когда с чужим хроналом работаешь. Да, Вадик… Да, дорогой. Мы подумаем, что можно сделать. Незачем тебе выезжать. Говорят, ты дочь замуж выдал? Поздравляю, поздравляю! Дело хорошее. – Людвиг выдержал паузу. – Конечно, Паша -- твой человек, но, голуба… Теперь не те времена, чтобы в асфальт… Что?.. Думаешь, они тебя закопают? Вадик, порешай вопрос по-людски. Прошу тебя, без крайностей. Подтяни свои связи. Как интеллигентного человека прошу. Разумные люди всегда договорятся. Вот именно… Ты серьезный мужчина, бизнес у тебя хороший, замечательная семья. Зачем пачкаться? Конечно, мы кое-что успели потратить. Всю сумму сразу не отдадим, но… Да, дорогой. В конце концов, моя квартира подорожала, можешь рассчитывать… Ну, как знаешь! Работы все равно нет. От жилплощади в центре только проблемы. Ну, да… Ну, да…
Людвиг вышел в коридор. Гость продолжал стоять у вешалки.
-- Присядь. Пока Вадим закроет вопрос с Николаем, успеем позавтракать. Может, с коньячком? Или с утра не стоит? Не бери в голову, Паша. Люди не поняли, кто ты. И Вадик, сам понимаешь, не объяснил. Они считают, что ты фокусник, гипнотизер. Хотят, чтобы на них поработал. Отбил должок, так сказать, с процентами. У девочки, которая сидела на кассе, инсульт. А ей тридцати нет. Так может… по рюмочке? Или по стаканчику?

Когда изрядная порция коньяка достигла желудка, в дверь позвонили. На пороге стоял Николай. На его щеке была свежая ссадина, веко распухло и почти закрыло глаз. Левая рука болезненно прижималась к ребрам.
-- Облажался Коля, -- доложил он. – Вадик звонил. Просил нас срочно вернуться, не ждать машину. Здравствуйте, дядя Людвиг, -- заметил шаман фигуру в глубине коридора. – Коля облажался, не смог уличить врага.
-- Колю побили? – догадался Павел.
-- Коля потерял дар. Если так будет, зачем я нужен Вадиму? Зачем тогда вообще нужен Коля?
-- Зайди, Коля, позавтракай с нами, -- пригласил хроникер, но Николай шагу не сделал через порог.
-- Если б Вадик видел, как облажался Коля! Я сам бы себя побил, если б смог.
-- Тебя побили и ты живой! Не схватился за сердце! – обратил внимание Людвиг.
-- Уж лучше бы Коля умер в больнице. Зачем жить, если нельзя помочь другу?
Павел взял плащ, который неуверенно держался на вешалке.
-- Идем.
-- Куда?
-- На поезд тебя посажу.
-- А ты?

У вагона Коля-шаман расплакался. Синяк опух, и слеза текла только из уцелевшего глаза. Непрерывным ручьем, словно собиралась дать начало новому Питерскому каналу.
-- Паша, как быть?
-- Сначала успокоиться, сделать рентген, убедиться, что нет перелома.
-- Я ничего не чувствую.
-- Ты в стрессе. Разболится – почувствуешь. Вадик встретит. Сразу езжайте в больницу.
-- Лучше б убили. Лучше бы Коле голову оторвали. Я погиб, Паша! Мне конец.
-- Отдохнешь -- дар вернется.
-- Ничего не вернется.
-- Вернется. Обещаю. Передай Вадиму, чтобы не дергался. Сам виноват – сам разберусь. И Людвигу – чтоб не смел продавать квартиру. А бесу своему скажешь так: Павел приказал поджать хвост и занять свое место! Нет, не Павел. Влас Меседор ему приказал! Вернусь -- проверю!

Провожающий пошел за поездом и встал у края платформы. Он понял, что уже не вернется. Не встретит людей, которых знал на Земле. Сегодня он произнес свое новое имя, которое перечеркнуло прошлое. Порвало нить, за которую человек держался в отчаянии и надежде. Сегодня он перестал надеяться.
-- Ра! Бола-бола… -- сказал человек, и небо упало ему на голову.
Двое плотных мужчин подхватили тело, понесли по железнодорожным путям. Мимо пустых вагонов, мимо бесконечных заборов. Со стороны процессия была похожа на возвращение с вечеринки друзей-алкоголиков. Совсем не так Павел планировал решить вопрос долга. Городские улицы полетели за стеклами автомобиля, полетели окраины и поля…

Человек очнулся, когда упал на мрамор площади у парадного входа. Перед ним поднималась в небо лестница замка. «Бола-бола!» -- подумал Павел. Все, что он запланировал для разговора с братвой, вылетело из головы. Он не понимал, зачем нужно было бить по голове человека. Еще недавно Павел имел четкий план и предусмотрел все детали. Даже доставку себя с вокзала к дому «хозяина», «по уши замазанного в криминале». Человек имел ясную голову, которая вдруг превратилась в гудящий барабан. Предательского удара в его планах предусмотрено не было.
На лестницу вышли люди, но Павел не видел лиц. По периметру возникли охранники, но Павел не собирался бежать. Он только хотел понять, откуда в людях столько злобы и глупости. К нему подошел мужчина, но разговора не завязалось. Вместо того, чтобы говорить, мужчина кричал в лицо. Так пронзительно, как болотная гадюка не кричит на врага. Павел с трудом давил в себе вспышки гнева. Искал ошибку в расчетах, желал переиграть неудачный сюжет, потому что не видел смысла своего присутствия в неудачном сюжете. Он сделал вдох, поперхнулся, сплюнул на мрамор кровь. Кто имел оружие, соблюдал спокойствие. Кто оружия не имел – задергались. Фигуры поплыли, голоса поглотил беспрерывный шум, словно в голове работал двигатель реактивной телеги: «Бола-бола… бола-бола…» -- повторял себе Павел. Он еще не терял надежды «решить вопрос», верил в силу разума человеческого, но вдруг увидел перед собою беса. Настоящего, с безумными глазами и обезьяньим лицом, искаженным гримасой. Существо не имело облика. Только ком бушующей плазмы, похожей на лохматую шерсть.
-- Скотина!!! – взорвался Павел, и бес умолк. – Влас Меседор приказал вернуться к шаману!
Два бешеных глаза и длинный нос, похожий на хобот, застыли. В мире наступила тишина. Павел видел беса так четко, словно принимал информацию на мозговой чип. Видел и поверить не мог, что тварь осмелилась стоять перед ним, вместо того, чтобы догонять поезд.
-- Пристроился! А ну, марш домой, сучий хвост!
Бес присел, вытянул вперед хоботок, напрягся и «пукнул» вонючим облачком. Павел хотел схватить негодяя, но бес увернулся, высунул зеленый язык, издевательски причмокивая, понесся по лестнице. Павел погнался за бесом и с разбегу прошел сквозь закрытую дверь. Стекла посыпались на мраморные ступени, разлетелась в щепки деревянная рама. Бес сдался, когда Влас Меседор настиг его среди парадного зала и прижал за горло к ковру.
-- Что приказал тебе Влас? – зеленый язык беспомощно выпал из пасти, глаза закатились, хоботок обмяк. – Влас приказал вернуться к шаману…
Павел почувствовал удар в спину. Такой же предательский и совершенно ненужный. В проеме развороченной двери стоял охранник. Следующий удар пришелся в ребра и едва не сбил человека с ног. Кровь протекла в ботинок, расползлась пятном вокруг дырки на ткани.
Откашлявшись, Павел спустился во двор и понял, что остался один. Человек забыл, какая нужда заставила его зайти на объект за высоким забором; приблизиться к замку, устремленному шпилями в небеса. Бес беспомощно бился о мрамор, стараясь освободить хвост из неприятельских рук. Еще недавно Павел знал о своих намерениях все. Зачем нужно было бить по голове человека, который мог и хотел «порешать вопросы»?
Следующий удар пришел в бок. Охранник с оружием прятался за колонной и целился в голову. Терпение лопнуло. План, предусмотренный на критический случай, реализовался сам. Почти рефлекторно. От особняка не осталось фундамента. Нижняя ступень повисла над дымящей пропастью, у которой не было дна. От пережитого дня остался окровавленный плащ с сигаретной пачкой в кармане. Павел держал за шиворот совершенно незнакомого ему хорошо побитого человека. Несчастный кряхтел, стараясь вырваться на свободу, и вырвался в самый неподходящий момент. Павел дождался удара тела о дно. Поискал зажигалку в кровавых карманах. Навскидку, мужчина летел с высоты трехэтажного дома, а Павел не догадался спросить зажигалку. Он вышел за периметр и понял, что погорячился. Не так решают вопросы интеллигентные люди Домена. Павел понял, что погорячился не в меру. Улица была пуста, подошва ботинка дымилась.
-- Черт бы меня побрал, -- выругался человек. – Глупые. Почему не захотели послушать? Ничего умного я бы все равно не сказал, но хотя бы извинился перед их голодными семьями. Нельзя любить деньги так сильно и безответно. Деньги ничего не решают в жизни, и уж точно не добавляют ей смысл. Потому что нет на свете большей бессмыслицы, чем жизнь человеческая. Да! – осенило Павла. Именно эту мысль он хотел донести до аборигенов. Мысль о бессмыслице существования в том виде, в котором природа создала человека и не оставила выбора. Он хотел рассказать браткам свою печальную жизнь, объяснить, почему давно не играет в игры страстей человеческих. В игры, правила которых написаны не людьми и не подразумевают победителя-человека. -- Нет разницы, как ты проживешь свою жизнь, если ты не понимаешь ее назначения. В замке или в лачуге, в здравии или в болезни, в ясности или в бреду... В конце концов, живой ты или мертвый – тоже разница относительная.
-- Живой… -- воскликнула женщина. В ее голосе Павел услышал неподдельную радость. То, чего ему так не хватало с сегодняшнего утра. – Не бойтесь, живой он, живой!
Неподалеку стояли еще две гражданки с тревожными выражениями лиц. Поставили сумки и ждали, что скажет подруга о мужчине, который сидит на краю оврага. Мужчина пытался прикурить от ботинка и кашлял кровью на сигарету. – Раненый, но живой. Идите сюда, не бойтесь, -- звала женщина. Подруги не торопились. Вскоре к ним присоединились мужчины.
-- Что взорвалось-то? – спрашивали они друг у друга. – С домом-то что? Где же дом? – Люди подходили к калитке, смотрели и диву давались.
-- Мать твою!.. – восклицали соседи, сбежавшиеся на шум. – Взрывчатку хранили в подвале! Ну не уроды?
-- Что случилось? – молодая женщина кинула автомобиль на обочине и вскрикнула, когда не увидела дом, который был виден из космоса.
– А стреляли-то где? Стреляли здесь или нет?
Народ стекался со всех сторон и скоро потерял страх, полез на закрытый объект, стал рассматривать дно котлована. Визг восторга сменялся воплями недоумения.
-- Тебе, миленький, надо к доктору, -- сказала дама, которая решилась подойти ближе всех. – Идти можешь? У нас в поселке хороший фельдшер работает. Когда не в запое. Скорая сюда нескоро приедет, а фельдшер близко.
-- Молодцов Савелий? – спросил раненный.
-- Да ты из местных? Что-то не припомню!
-- Реально, Молодцов Савелий? – не верил Павел.
-- Разговаривает! -- женщина улыбнулись. – Надо же! Тебе бы помолчать, поберечь здоровье. Проблемы у тебя.
-- Была проблема, -- улыбнулся Павел. – Похоже, отбились.